Евангелие от Фомы
Шрифт:
К Иешуа подошло несколько законников — впереди маленький, высохший в мумию фарисей с длинной желтой бородой и уже редкими зубами. На лбу его, как и у всех законников и людей благочестия, привязанный узкими ремешками, виднелся квадратный кожаный ящичек с отрывками из закона; другой такой же ящичек был привязан к левой руке и по «воскрылиям» одежды бежала широкая синяя бахрома, установленная законом.
— Вот ты учишь, рабби, что скоро наступит царствие Божие на земле… — обратился к нему старик. — Значит, римлянам приходит конец. А раз так, то зачем же нам и поддерживать их? И вот зашел у нас спор: нужно ли платить дань кесарю римскому? Ты как об этом думаешь? Слушайте все, что скажет великий рабби!..
Законников злил успех этого неотесанного галилеянина в народе и лучше всего было бы его
— Что у тебя на уме, старый человек? — с упреком сказал он. — Зачем мыслишь ты злое? Подать кесарю?.. — вынув из пояса динарий, повторил он. — Что изображено на этой драхме? Не кесарево ли это изображение?..
— Его… Кесарево… — раздались голоса из тесно обступившей толпы. — Слушайте, слушайте!..
— Ну, так и отдайте кесарево кесарю, а Божие, душу вашу бессмертную, для Бога сберегите…
В толпе пробежал одобрительный смех.
— Ну, ловок!.. — послышались веселые голоса. — Ловко вывернулся!.. Этого на словах не скоро поймаешь! Ха-ха-ха…
— И ловить нечего… — пробормотал Иуда. — Сам не сегодня, так завтра в сетях будет…
Законники, оживленно споря и смеясь, скрылись в толпе. В душе Иешуа поднялась горечь. Став у фонтана на камень, он под немолчный плеск воды с большим одушевлением обратился к толпе:
— О, порождение ехидны!.. — с негодованием воскликнул он. — На седалище Моисеево воссели книжники и фарисеи. Все, что они велят вам делать, делайте, но их делам не подражайте: они говорят одно, а делают другое…
Народ быстро сгрудился к нему. Со всех сторон бежали любопытные. Некоторые останавливались, слушали минутку, другую, а потом, равнодушно махнув рукой, торопливо бежали по своим делам.
— Они расширяют свои тэффилины, — воодушевляясь все более и более, горячо говорил Иешуа, — и увеличивают воскрылия одежд своих, и везде лезут вперед, и лестно им, что зовут их люди: отец, учитель!.. А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас учитель — Дух Божий, живущий в вас, и отцом никого не называйте, ибо один у вас Отец — Бог, вы же все — братья… Больший из вас да будет всем слугою, ибо кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится… Горе вам, книжники, фарисеи, лицемеры, что затворяете врата царствия небесного, сами не входите и хотящих войти не впускаете! Горе вам, садукеи и фарисеи, лицемеры, что поедаете дома вдов и сирот, а на людях — лицемерно молитесь!.. Горе вам, что обходите моря и сушу, чтобы обратить хотя одного в веру свою, а когда случается это, делаете его сыном сатаны, вдвое худшим вас!.. Горе вам, фарисеи и садукеи, лицемеры, что отдаете десятую часть с доходов ваших, а важнейшее в законе забыли: милосердие! Вожди слепые, отцеживающие комара и верблюда поглощающие, горе вам, что блюдете чистоту одежд ваших и чаш, а внутри сами полны хищения и неправды: подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, в Бога богатейте — тогда все у вас будет чисто… Горе вам, что строите гробницы пророкам и украшаете могилы праведников, но держите наготове камни, чтобы закидать пророка, когда он встанет посреди вас! Горе миру от соблазнов, но горе и тому человеку, через которого соблазн приходит! Змеи, порождения ехидны, да падет на вас праведная кровь, пролитая на земле вами и отцами вашими!..
— Блаженно чрево, тебя носившее, и сосцы, тебя питавшие! — в неудержимом порыве воскликнула, вся теплясь, Иоанна.
— Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его! — вдохновенно отвечал ей Иешуа с камня поверх голов толпы. — Дух Господень на мне, ибо Он послал меня благовествовать нищим, исцелять сокрушенных духом, плененным земными страстями проповедовать освобождение, возвестить лето Господне благоприятное. Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и я успокою вас. Примите иго мое на себя, ибо я смирен и кроток сердцем, и бремя мое легко, и иго мое благо, и найдете покой мятущимся и страдающим душам вашим… Всех призываю я…
По толпе вдруг пробежало волнение. Справа появились
среди уличной толкотни богатые носилки, в которых возлежала Саломея. Один из ее спутников, молодой и стройный, в богатой одежде, подбежал к ней ближе и, указывая на Иешуа, с улыбкой сказал что-то царевне. Она удивленно подняла свои подведенные брови, остановила носильщиков и, выйдя из носилок, одна подошла к Иешуа…— Который тут проповедник? — картавя, спрашивала она у расступавшейся перед ней толпы. — Вот этот, высокий? Ну, вы все!.. — презрительно оглянулась она на толпу. — Отойдите прочь!.. Так это ты освободитель? — смеясь, обратилась она к Иешуа, когда толпа, как стадо испуганных овец, шарахнулась назад. — Так это ты думаешь повернуть все вверх ногами? Это ты поднимаешь чернь против нас? Для чего? Для того, чтобы занять наше место? Так неужели же ты не можешь найти пути более умного и… верного? Ты молод, недурен собой, — да, да!.. — кажется, смел, энергичен… Ха-ха-ха… Ну, что же, поборемся! Но только помни: в минуту неудачи они первые предадут тебя и еще будут издеваться над тобой… Что же ты молчишь? Что смотришь? Да, да: я не боюсь тебя нисколько! Только одной пляской моей купила я голову Иоханана — твоя голова стоит не дороже… Молчишь, смешной?.. Ну, молчи, прощай и — не забывай Саломеи!..
Смеясь своим серебристым смехом, она подошла к носилкам, села, метнула Иешуа горячий, смеющийся взгляд, силу которого она знала — Иешуа, действительно, почувствовал ожог его — и сделала знак носильщикам. Пышные носилки, мерно колыхаясь, исчезли в направлении дворца Ирода… Толпа волновалась…
— Не женщина, а змея!.. — слышались злые голоса. — В ней одной грехов больше, чем в Содоме и Гоморре… И до чего опустился народ: блудница плюет ему в лицо, а он молчит!.. Ну, придет и их день!.. Как же, жди: придет! Чтобы сломать гордыню их, нужен новый Самсон, а его не видно…
— Дело Самсона дело слепое… — задумчиво проговорил Фома. — Он погубил филистимлян, но и сам погиб под камнями нечестивого капища их…
— Лучше погибнуть, чем дать торжествовать неправде! — воскликнул Иоханан.
— Молодое сердце — неразумное сердце! — заметил Иуда.
Иешуа стоял, задумавшись. Какой-то сутулый человек молча наблюдал за ним из толпы. Лицо его было неправильно и некрасиво. И было на этом лице иногда выражение, как будто он вглядывался и вслушивался во что-то такое в жизни, что для других скрыто. Одет он был богато, но в одежде его заметна была небрежность. И вдруг, тряхнув своей большой, уже слегка седеющей головой, он подошел к Иешуа.
— Рабби, я хотел бы переговорить с тобою… — сказал он. — Снизойди к слабости моей и разреши мне просить тебя навестить дом мой, чтобы мы могли побеседовать с тобой наедине…
— Хорошо… — сказал Иешуа, посмотрев ему в глаза. — Но не сегодня…
— Когда тебе будет угодно, рабби… — сказал тот. — Мой дом всегда открыт для тебя… Я не хотел бы только праздных толков… Я — Никодим, член синедриона. Меня здесь все знают. Так я буду ждать… — сказал он и, поклонившись, скрылся в толпе.
И снова тесно окружили Иешуа люди.
— Говоришь ты хорошо, это верно… — сказал какой-то длинный старик с красными, слезящимися глазами. — Но так с нашим народом далеко не уедешь, наш народ маловерный… А вот дал бы ты какое знамение с неба всем, и все пошли бы за тобой в огонь и в воду…
Иешуа усмехнулся и отвернулся, чтобы сказать что-то Иуде, как вдруг из расступившейся толпы к нему подошел Манасия.
— Рабби, — преодолевая свое смущение и весь вспыхнув, сказал он, — я не раз слушал тебя и вся моя душа тянется к словам твоим. Разъясни мне коротко: я стараюсь блюсти все веления закона нашего, но вот нет покоя сердцу моему… Скажи: что мне делать?..
Иешуа оглядел его богатый, резко выделявший его из толпы наряд.
— Прежде всего продай все богатства твои и деньги раздай нищим… — сказал он. — Только тогда и откроется тебе вход в царствие Божие… Что, задумался?.. Истинно говорю тебе: легче верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в царство небесное… Тебя страшит узкий путь, но…
За углом взорвался яростный шум. Возбужденная толпа с бешеными криками волокла в пыли истерзанную Мириам-блудницу. Ее рыжие волосы мели по камням. Лицо ее было бледно и огромны налитые ужасом золотые глаза.