Евангелие от Ивана

— Не уйдет. От нас, братва, еще никто не уходил.

И самодовольно засмеялся, втискивая тело в «уазик», который по-прежнему недовольно пофыркивал и подрагивал кузовом.

Глава тридцать вторая

— Ты, кусок чаги, все еще не веришь мне?! Так полюбуйся же и на процесс создания новой гуманистической морали! — воскликнул Главлукавый и перед ними возникла голограмма заседания Великого Веча Доброжилов в режиме реального времени.

— …В леса надо уходить! В партизаны! И как в восемьсот двенадцатом году бить окаянных дубьем! — кричал Доброжил-Стрибог, пытаясь перекрыть всеобщий шум.

— Прекратите панику! — разгневался Главный Доброжил, он же Перун 137-й, и вонзил молнию в круглый стол, за которым они заседали, и раскаты грома сотрясли не только зал заседания, но и потайную каморку Великого Дедки. — Положение исключительно сложное. За все время нашего существования и поддержания народных традиций такого никогда не было. Вся наша инфраструктура, начиная от архива, где триллионы единиц хранения, и заканчивая нейронно-логической системой и системой гравитационной защиты — все под контролем бесовских сил. Среди нас нашлись предатели, которые за позорную мзду продали все секреты. Так воздадим же им по заслугам их!

Ничего подобного Великий Дедка не видел за двадцать пять веков доброжильской службы. Перун поднял руку, из нее засверкали молнии, с шипением и громом поражая некоторых действительных членов веча, но главным образом чиновников, которые по обычаю восседали на некотором удалении от круглого стола плотными рядами, как зрители в театре. Опустошение в их среде Перун произвел мгновенно, уцелел разве что каждый десятый столоначальник, еле различимый сквозь огонь и дым.

«Да сколько же их было?! — удивился Великий Дедка, а потом словно бы сам себя одернул. — Так ведь давно Вече опять забюрократело, чиновники, как шашели, изгрызли все устои, и давно они, если не молнии, то дусту заслуживали».

— Всех, кому я был обязан, он и порешил! — восхищенно заметил Главлукавый, торжествующе посмеиваясь. — Освободил меня от долгов!

— Это все, что я могу сделать сегодня, — грустно произнес Главный Доброжил. — Наступила пора уйти нам в память народную. Если нас будут помнить не как пережитки и суеверия, а как хранителей добрых традиций народной души, то мы свое предназначение оправдали. Однако не уберегли страну от ненависти, зависти и неуважения граждан друг к другу. Я не говорю уж о повальном предательстве и бесчестии, воровстве и грабеже, издевательстве над слабыми. И не взирая на все это, я хочу, чтобы хранители добрых традиций еще больше любили страну и ее народ. И другие страны, и другие народы. Не знаю, как, но людям надо вернуть уважение к себе и веру в себя. Отдаю отчет в том, как много слоев человеческой окалины надо счистить с тела общества.

Не вижу смысла в деятельности Великого Веча Доброжилов под контролем Сатаны. Поэтому с этого момента оно прекращает свое существование. Что же касается домовых, то они отныне вправе распоряжаться своей судьбой сами. Единственное, что им отныне недоступно — это превращение в чертей, поскольку мы вооружили каждого из них надежной защитой, недоступной для понимания окаянных. Спасибо за честную доброжильскую службу. Прощайте.

Глава Веча не успел поклониться, как в каморке затрещали электрические разряды. Великий Дедка понял, что запущена программа уничтожения всей инфраструктуры. Как член президиума Великого Веча он был посвящен в секреты нейронно-логической системы — в четырнадцатом поколении компьютеров использовались биологические чипы, имеющие моральные критерии. Система в принципе не могла работать на Лукавого — безнравственные установки и команды запустили процесс самоликвидации. Никто не мог воспрепятствовать этому — между тринадцатым и четырнадцатым поколениями компьютеров существовала непреодолимая разница. Все равно, что между дубьем в руках питекантропа и межгалактической ракетой.

Тринадцатое поколение было цифровым, его легко можно было использовать в бизнесе, не заботясь о нравственной стороне дела. Четырнадцатое поколение в основе своей состояло не из машин, а из биологических организмов, генетически ориентированных на высокие нравственные критерии, в своей совокупности понимаемых как Добро. Поэтому силы Зла в принципе не могли поставить себе на службу систему-14. Но они могли пользоваться ею с помощью предателей из чиновных домовых. Поэтому и решено было уничтожить всю систему, чтобы никому не удалось по аналогии создать машину наивысшего уровня, где в основе была бы безнравственность.

И Великий Дедка, словно въявь, с великой радостью, видел, как испаряются компьютерные системы четырнадцатого поколения, разваливаются, как глиняные, мощнейшие гравитационные генераторы. Это означало, что сатанинские силы достигли своего предела не только в научно-техническом плане, а как бы уперлись рогами в непреодолимый для них нравственный порог.

Видел все это, должно быть, и Главлукавый, иначе не исчез бы, как ошпаренный.

— Что, выкусил? — вдогонку крикнул нечистому Великий Дедка. — Захотел, чтобы и я очертячился? Нет, бесовское отродье, не сдамся — твоя власть огромна, но не беспредельна!

Поскольку Главлукавого и след простыл, он продолжал гневаться молча. Остаться для Великого Дедки означало продолжать находиться в сатанинских силках и подчиняться. Расчеловечивание населения страны, начавшееся полтора столетия назад с бомбистов, набирало сумасшедшие обороты. И доброжилы ничего не смогли противопоставить этому. Они надеялись на то, что в итоге расчеловечивание превратится в свою противоположность, но когда это начнется и произойдет ли в обозримом будущем? Успеют ли люди вновь стать в полном смысле людьми или исчезнут с лица Земли? Что произойдет раньше — гуманистический взрыв или озверение?

И еще утешение, слабое утешение, было в том, что одичание людей он воспринимал как осатанение. И не путал при этом понятия. Ведь одичание — это уход и от Бога, и от Дьявола. Это превращение в степок лапшиных в новых русских, которые, как известно, ни Богу свечка, ни черту кочерга. Дикарь конца XX и начала XXI века, не знакомый даже с азами культуры. Середина ХХ века поразила людей тем, что любители музыки, живописи и изящной словесности были комендантами лагерей смерти. Культура существовала сама по себе, а газ циклон Б для умерщвления — сам по себе?

Теперь же культура превратилась в бездейственное явление — и это была огромная победа Сатаны. Потом ему удалось подменить божественное, нравственное и духовное содержание культуры антикультурой — культом насилия и бесчеловечности, безнравственности и беспредельного индивидуализма, агрессивной рекламой женских прокладок, жевательной резинки и поддельных лекарств. Процесс одичания, как ни парадоксально, являлся отторжением дьявольской эрзацкультуры. Слишком заумно, чтобы можно было уповать на это.

«И это дорога к храму?!» — отозвалось болью в душе Великого Дедки. Впервые за два с половиной тысячелетия ему захотелось заглянуть в будущее: чем закончится нынешнее всеобщее безумие, найдут люди ответы на вопиющие вопросы, выдержат глобальное испытание или они уже находятся на последней прямой, ведущей к экологическому, ядерному или моральному самоубийству?

«А все-таки демонов приостановили», — подумал с удовлетворением Великий Дедка, хотя и понимал, насколько велика сила инерции, как быстро и легко идет процесс одичания, именуемый приобщением к цивилизации. Это каждый шаг, пусть даже самый маленький шажок, к овладению культурой дается человеку с огромным трудом. А ведь исключительно в культуре, в чувстве любви, а не ненависти, и спасение человечества.