Эверест-82
Шрифт:
Прогноз погоды был удручающим. Максимум непогоды обещали на 8–9 мая. Каждый последующий день был хуже предыдущего. Валиев с Хрищатым были в отличной форме и теперь в пятом лагере для них уже не было вопроса-идти или ждать? Расходовать кислород и силы на пустую дневку на высоте 8500 было просто бессмысленно. Но кроме здравого смысла были еще Ильинский и Чепчев.
Погода становилась хуже… Сегодня 7 мая еще можно попытаться, а завтра? День промедления на Эвересте… Мы уже говорили об этом. К тому же Ильинский с Чепчевым смогут завтра, если будет нормальная погода, сходить двойкой… Да они так договорились ведь…
Они вышли из палатки утром в ураганный ветер. Хрищатый
Потом они рассказывали, как Хрищатый вышел на гребень и остановился.
Ну что, мужик, хорош? — спросил Валиев.
Нет, не фонтан!
Они даже не могли определить, с какой стороны ветер…
— Вот если посмотреть на голову Иванова,-
рассказывал Хрищатый, — примерно такими завихре ниями воздушные потоки метались по Эвересту.
Резкими порывами и все время… Если бы они ушли еще на пару веревок, то, вероятно, уже не смогли бы вернуться. Их качало, срывало ветром, для которого определение. «ледяной»-великая лесть. Потом начали отказывать руки… Хрищатый пошел без кислорода; надеясь на хорошую погоду, он провел бескислородную ночь спокойно и даже видел хорошие сны…
Ввалившись в палатку, они сообщили базе, что вернулись, и легли в спальные мешки, договорившись с Таммом, что повторят попытку в любое время суток, как только стихнет ветер. А ветер не стихал.
В это время из лагеря IV в лагерь V, где в ожидании погоды лежали Валиев и Хрищатый, двинулись Ильинский с Чепчевым. Казалось, скверная погода, посочувствовав Эрику и задержав Казбека и Валерия, сделает возможным хотя бы формальное объединение всей четверки. Впрочем, почему формальное. Если погода будет свирепствовать до следующего утра, то…
Но к середине дня ветер убавился до уровня «просто штормового»-восемьдесят узлов. Эверест осветило солнце. И они решили: идти. Ильинский с Чепчевым были в часе пути от лагеря V, когда Валиев и Хрищатый, на этот раз с кислородом, решились на вторую попытку.
— Это было вынужденно, — скажет потом Хри щатый, — потому что погода намекала нам: то ли вы пойдете, то ли нет… Мы решили брать вожжи в свои руки и долбить как получится. Ну что ж… Продолговато, конечно, было, но терпимо.
Не успел простыть на диком морозе след ушедшей двойки, как в палатку на 8500 вошли Ильинский и Чепчев. «Полоса воды» сузилась настолько, что казалось возможным проложить трап: меньше часа разделяло их. Правда, Ильинский и Чепчев после перехода из лагеря IV должны были отдыхать до утра, готовясь к своей попытке, но они в азарте не думали об этом.
Можно нам выйти вслед за ними? — спросил.
Ильинский. Тамм, совершенно естественно, отка зал. — Тогда мы выйдем с утра пораньше.
Подождите возвращения, выход обговорим завтра утром, — ответила база.
Это было законно. Как можно было планировать завтрашний день, когда перед глазами Тамма был обмороженный Эдик Мысловский, вместе с Балы-бердиным, Туркевичем и Бершовым вернувшийся в базовый лагерь?..
Возвращение стало большим праздником. Все постоянное население и все гости с нетерпением ожидали восходителей. Никогда раньше не было- и, вероятно, никогда больше в жизни у них не будет-таких побед. Это был великий момент награды за труд тяжелый и рискованный, за волю, за мужество, за терпение и страдания. Это был Момент! И он приближался.
На ледопаде бенефициантов встретили Овчинников, Трощиненко, Онищенко… Трощиненко снял с Балыбердина
рюкзак, дав ему взамен легкий станок с кинокамерой, и Бэл, вновь ощутивший радость движения и жизни, весело зашагал к славе. Он шел обветренный, со смешной рыжей бородкой, похожий на сильно потрепанного, но не потерявшего страсти к жизни сатира. Эдик Мысловский, похудевший больше других (он, правда, и поплотнее других был до выхода), улыбался устало и кротко. Сережа Бершов сверкал радостными глазами на лице опухшем и округлившемся от бороды, а Миша Туркевич искрил цыганскими очами, и улыбка не сходила с его лица.Никаких церемоний и речей, к счастью, не было. Ребят обнимали, хлопали по спине, говорили им замечательные и справедливые слова, старались сразу все спросить и сразу обо всем рассказать. Все было скромно и сердечно.
— Нас встречали, — рассказывал Балыбердин,-
лучше, чем олимпийских чемпионов. Явились, конеч но, все. Кроме старых ббитателей лагеря-
руководство экспедицией, шерпы, офицеры связи лея вились телевизионщики-Юрий Сенкевич и его режиссер Лещинский. Венделовский с Коваленко снимали. До ужина оставалось часа полтора, но мы с удовольствием попили и поели. Однако, имея сугубо пессимистический характер, я на фоне этого ликования постоянно возвращался к мысли-
только бы у остальных наверху все закончилось благополучно…
Мысловский подошел к Тамму и сказал:
— Спасибо тебе, Женя, за Эверест!
Они обнялись.
69
Во всем этом коловращении страстей и радости были два человека, к которым подходили восходители с сочувствием. Владимир Шопин и Николай Черный готовились к выходу («зашнуровывали ботинки»), когда Тамм, поговорив с Калимулиным, не дал «добро» на восхождение Шопину и Черному. (Овчинников, вспоминая этот эпизод, пишет на полях: «Мне Женя после утренней связи сказал о запрещении выхода новых групп на восхождение и спросил мое мнение. Я ответил, что мы очень долго по ряду вопросов не соглашались с рекомендациями Спорткомитета, и в общем-то я устал сопротивляться. Если выпустим Николая и Володю, то нас все равно сломают, коль скоро целую неделю надо возражать, а выпускать тайно я не считал правильным. Думаю, что запрещение из Москвы или только от Калимулина было»).
Позже, когда, по словам Иванова, «кислород Коле и Володе уже перекрыли», пришла телеграмма, в которой от Тамма требовали исключить всякую опасность и больше не выпускать на восхождение «в связи с ожидающимся ухудшением погоды» новые связки. Думаю, что Тамм, как ни жаль ему было Володю и Колю, в трудную минуту выручивших экспедицию, почувствовал некоторое облегчение. Ему трудно было бы по своей инициативе запретить попытку Шопину и Черному, а попытка эта была бы, возможно, хлопотной. Дело в том, что по времени она приближалась к границе (зыбкой весьма) мус-сонного периода. Володя и Коля-люди, достойные вершины, — не увидели ее. Теперь они участвовали в празднике, размышляя о своей горестной эверест-ской судьбе…
Онищенко, Москальцов, Шопин, Черный… Кому следующему откажет Гора в своей милости?..
Следующим мог оказаться кто угодно: и те двое, что шли сейчас к вершине, и другие двое, что сидели в лагере V, и те трое, что перебрались теперь в лагерь III.
Увлеченный мыслями о судьбе Валиева и Хрища-того, ожиданием возвращающихся восходителей, Тамм не придал особого значения разговору с Калимулиным, который сначала передал из Катманду хорошие отзывы об экспедиции известных покорителей Гималаев, а потом, вновь подчеркнув, что ожидается ухудшение погоды, порекомендовал быть внимательным и принять более решительные меры, чтобы исключить всякую опасность.