Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

Дуэнья отвечала отрицательно, но с важностью уверяла, что незнакомый господин, вероятно, очень богат и знатен, потому что приехал в великолепной карете.

– Позвольте, сеньора, взглянуть мне сперва, – сказал Валентино. – Нельзя же так бесцеремонно…

Долорес согласилась, старая дуэнья же осталась очень этим недовольна.

– Как будто он больше меня понимает, – ворчала она про себя, подавая в то же время мантилью своей сеньоре и провожая ее в приемную.

Зоркий глаз Валентино, казалось, не высмотрел ничего опасного в пришедшем незнакомце, потому что он немедленно растворил двери и просил его войти.

Гость был действительно незнаком Долорес; почтительно поклонившись, он выразил желание поговорить с сеньорой наедине, чтобы сообщить ей важное известие. Валентино остался в передней, в ежеминутном ожидании звонка своей госпожи, а дуэнья удалилась в соседний кабинет.

Незнакомец с резкими чертами лица, с черной, кокетливо подстриженной бородой, в изящном статском платье, подошел к сеньоре.

– Прошу извинить, что умалчиваю о своем имени, но оно так мало значит в деле, что надеюсь, вы не будете на меня за это в претензии, выслушав сперва данное мне поручение.

– Садитесь и будьте так добры передать мне, чему я обязана честью видеть вас у себя, – ответила Долорес мягким и приятным голосом и с такой любезностью, что незнакомец счел долгом ответить почтительнейшим поклоном.

– Мне известно, что генерал Олимпио Агуадо очень близок к вам, сеньора…

– Как! – вскричала обрадованная Долорес, между тем как глаза ее заблестели радостью. – Вы мне принесли известие о любимом мною человеке? О, вы мне этим доставите невыразимое счастье!

– На мою долю выпало счастье иметь честь обещать вам приятное известие, но говорить о нем я не имею никакого права.

– Говорите скорее, где могу я видеть того, кто наконец передаст мне так давно желаемую весть с отдаленного поля сражения?

– Благороднейшему дону Агуадо можно позавидовать во всех отношениях; ваша возвышенная любовь трогает меня, сеньора! Но тот, кто желает сам сообщить вам радостное известие, не может, к сожалению, прибыть в ваш отель…

– Вы пугаете меня… Не сам ли это Олимпио? Он ранен, и вы должны предупредить меня?

– Ваше опасение совершенно неосновательно! Есть другая причина, удерживающая вестника! Мне поручено спросить вас, угодно вам завтра вечером услышать в Версале радостное известие? В случае вашего согласия, я буду иметь честь туда вас сопровождать.

– В Версале? Благодарю за ваше любезное предложение, но…

– Но вы не знаете меня, понимаю ваше опасение! Однако предполагаю, что вы не станете колебаться, если я уверю вас, что вы там услышите приятную весть. Кроме того, по дороге в Версаль я осмелюсь сказать вам свое имя.

– Все это так таинственно, что я не знаю, на что решиться, – сказала с сомнением Долорес.

– Не бойтесь ничего – ваш слуга поедет с вами, и я могу вас уверить, что вы нисколько не будете раскаиваться в посещении Версаля.

– Завтра вечером?..

– После полудня я себе позволю пригласить вас в свой экипаж; далее. вы уже предоставьте все мне. В Версале вас будет ожидать карета и доставит во дворец.

– Ваша любезность удивляет меня…

– Вам все будет ясно, когда вы услышите известие о генерале Агуадо.

– Хорошо, я вполне доверяюсь вам! Ваше обещание производит на меня волшебное действие, вы еще сказали, что я могу взять с собой слугу, Валентине.

– Конечно! Вообще все будет, как вам угодно, потому что дело касается только вас.

– Вы возбуждаете мое любопытство.

– Завтра в четыре часа после обеда я буду иметь честь опять сюда явиться, – сказал незнакомец вставая. – Я очень счастлив, что получил ваше согласие! До завтра!

Долорес ответила на любезный поклон незнакомца; она находилась в волнении.

– Что все это значит, – прошептала она, оставшись одна в салоне, – что я услышу? Долорес, ты должна ему довериться, по лицу его видно, что известие радостное и счастливое! Как долги покажутся мне часы… Валентино, – продолжала она, обращаясь к вошедшему слуге, – завтра мы получим в Версале известие о доне Олимпио.

– В Версале! Стало быть, это правительственная депеша, – проговорил Валентино с серьезным видом. – Хотелось бы мне знать, кто этот господин! Он как будто мне знаком, я его где-то видел, но не могу припомнить его имени! Я попробовал расспросить кучера и слугу, но те притворились, будто знают о нем столько же, сколько и мы.

– Вы поедете со мной, так уже решено, Валентино.

– В таком случае, нечего бояться, сеньора, – я прав! Получена тайная депеша, и в ней есть известие о нашем благородном доне, которое и хотят вам передать!

– Я, кажется, не дождусь этого, Валентино!

– Гораздо лучше было бы, если бы мы сегодня же уехали, а то вам, сеньора, придется еще так долго ждать! Меня также мучает любопытство! Дай Бог, чтобы известие было хорошее.

Медленно проходило время. Взволнованная Долорес не спала всю ночь. На восходе солнца старая дуэнья вошла к своей госпоже и застала ее занятой выбором платья. Наконец она выбрала темное шелковое платье; теплая накидка, а на голове испанская мантилья, придававшая ей особенную прелесть, дополняли наряд.

Около четырех часов подкатил экипаж приехавшего за Долорес незнакомца. Валентино сел на козлы, между тем как сеньора вместе с безукоризненно одетым господином заняли места в карете, обитой белой шелковой материей. Лошади тронулись с места и понеслись по дороге к вокзалу.

Незнакомец был в высшей степени внимателен и любезен, но ни слова не сказал о предстоящем свидании, а также о своем имени; Долорес не хотела показаться любопытной.

Достигнув вокзала, Валентино заметил, что вся прислуга низко кланяется незнакомцу и безусловно ему повинуется. В поезде, готовившемся отправиться в Версаль, находился также и императорский вагон, в который незнакомец и ввел сеньору.

Вагон этот состоял из нескольких комнат. Валентино вошел в одну из них, будучи – уверен в необходимости во что бы то ни стало быть поблизости от своей госпожи.

Долорес было неловко в раззолоченном вагоне – ей было непонятно, что все это могло означать; все ей казалось таким странным и таким таинственным, что невольное опасение более и более вкрадывалось в ее душу.

Незнакомец, севший напротив нее, занимал ее разными пустыми разговорами. Взглянув нечаянно на него сбоку, она заметила мелькнувшую на его лице насмешливую улыбку, – не угрожает ли ей измена? Сердце ее сильно забилось, и она уже раскаивалась в том, что согласилась на предложение незнакомца; но потом снова стала говорить себе, что она слишком боязлива, что получит известие об Олимпио и тотчас вернется в Париж.