Эволюционирующая бездна

— Для начала я хотела бы позавтракать, — с усмешкой откликнулась она.

Одним — и единственным — преимуществом их странного заключения было обилие свободного времени, которое они могли провести вдвоем.

В кают–компанию они вошли, взявшись за руки. Иниго, как обычно, воспользовался кулинарным процессором, запрограммировав его на омлет и копченого окуня. Корри–Лин стала рыться в запасах продовольствия, хранящегося на борту. Из набора кулинарного процессора она могла употреблять только напитки, но их выбор ограничивался томатным соком и чаем, а ни то, ни другое ей не нравилось. Она выбрала упаковку с банановым кексом и сушеными ягодами мортаберри и стала запивать их чаем, пытаясь убедить себя, что это действительно «Эрл Грей», хотя и с молоком и клубничным джемом.

Вошедший вскоре Аарон получил свои обычные яйца–пашот и копченого лосося. Не говоря ни слова, он прошел в другой конец каюты и устроился на сломанном стуле.

— Кто она? — спросила Корри–Лин.

— Не понял?

— Высокая жрица, или кто она там. Та, что вся в крови. Которая внушает тебе такой непреодолимый ужас.

Долгий сердитый взгляд Аарона не подействовал на Корри–Лин.

— Ну? — настаивала она. — Этой ночью ты с нами поделился своими кошмарами.

Смущением его реакцию назвать было нельзя — она подозревала, что агент на такое не способен, — но Аарон опустил глаза.

— Я не знаю, — сказал он.

— Нет, ты должен… — Она запнулась, потом набрала в грудь воздуха. — Послушай, я не собираюсь тебя подкалывать. Пойми, я беспокоюсь.

— Обо мне? Не стоит.

— Никто не в состоянии ночь за ночью выносить такие мучения без последствий. Мне наплевать, что ты напичкан всевозможными системами и усовершенствованиями. Этот мрак тебя погубит.

— Тем не менее я каждое утро приступаю к своим обязанностям.

— Семнадцать часов назад, — заговорил Иниго.

— Что?

— Семнадцать часов назад тебе полагалось быть на мостике и проверять системы корабля. Но ты погрузился в воспоминания. Я это почувствовал.

— Мои функциональные возможности не пострадали.

— Они снижаются, — сказала Корри–Лин. — Неужели ты сам не замечаешь? Или просто не хочешь признаться?

— Я мог бы помочь тебе, — предложил Иниго.

— Нет.

— У тебя же имеются инструкции на все случаи жизни, — настаивал Иниго. — А на случай собственного выхода из строя?

— Со мной все в порядке, и молчание по утрам ничего не означает. Неужели нельзя позавтракать в спокойной обстановке?

— Подумай вот о чем: если ты окончательно спятишь, как мы будем добираться до Оззи?

Аарон усмехнулся.

— А вам этого хочется?

— Да, — решительно ответил Иниго. — Я не знаю, кто тебя программировал, но, полагаю, они были правы, решив свести нас с ним.

— Ну наконец хоть какой–то прогресс.

— Единственное, что может помешать нам добраться до Конуса, это ты, — сказала Корри–Лин.

— Ну, если моя схема начнет разваливаться на кусочки, я…

Он умолк, мгновенно утратив все признаки хорошего настроения.

— Прибегнешь к самоуничтожению? — предположил Иниго.

Аарон уставился в какую–то точку в переборке, не донеся до рта чашку с кофе.

— Нет, такой глупости я не совершу. Я не настолько слаб. — Затем он нахмурился и перевел взгляд на Корри–Лин. — Что?

— О Заступница, — пробормотал Иниго.

Корри–Лин замерла, полагая, что на мгновение перед ней предстал настоящий Аарон.

— Тебе не придется этого делать, — решительно возразила она.

— До Конуса нам осталось не больше двух дней пути, — сказал Аарон. — До тех пор я сумею продержаться, не сомневайтесь.

— Тем не менее не мешало бы на всякий случай загрузить в Интел–центр аварийные инструкции, — предложил Иниго.

— С этим я справлюсь. Собственно говоря, я могу придать им первоочередной статус. А раз уж вы убедились, что я не собираюсь причинять вам никакого вреда и что вместе с великим Оззи вы составите лучшую команду для предотвращения этого гибельного цунами, я предлагаю вам подумать, как остановить Бездну.

— Ее невозможно остановить, — сказал Иниго. — Она такая, какая есть. Я знаю. Я наблюдал за ней со станции «Центурион» и там непосредственно ощущал излучаемые ею мысли. Я знаком с ней лучше, чем кто–либо другой из людей. Так что, можешь поверить, если хочешь остаться в одной Вселенной с Бездной, придется отыскивать путь, как ее обойти. Наилучшим решением было бы вернуться назад и попросить Высокого Ангела перебросить нас в другую галактику.

Аарон отпил глоток кофе.

— Кое–кто думает иначе, — невозмутимо произнес он. — Кое–кто все еще верит в тебя, Сновидец. Верит, что ты действительно откроешь нам путь к спасению. Как тебе такое? На данный момент у тебя остался только один последователь — я. Я единственный, кто на тебя рассчитывает.

Необычное влияние Конуса они ощутили еще в полутора днях пути до цели. Сначала это было всего лишь легкое ощущение радости, на которое никто не обратил внимания. Корри–Лин почти отказалась от выпивки, но в личных вещах членов экипажа отыскались бутылки с великолепными напитками. Было бы непростительно позволить им пропасть впустую. Два напитка — «Бодлианское белое» и «Зелень гор Гакслей» — считались сильными афродизиаками. Из–за них она особенно переживала. Кроме того, она не знала, чем еще заняться на борту.

В полдень она начала подготовку с того, что поручила роботу переделать рубашку из полуорганической ткани, чтобы спереди она держалась всего на двух пуговках. Удовлетворенная ее весьма соблазнительным видом, Корри–Лин разделась и прошла в душевую кабину, а робот тем временем перекраивал толстый шерстяной свитер в короткое платье. Грубоватая пряжа слегка царапала руки, но к дьяволу такие мелочи.

Все это время Иниго оставался в кают–компании, где просматривал сведения об астрономических свойствах Бездны. Когда Корри–Лин вызвала его, сказав, что произошло нечто важное, он поспешил прийти.

— Что случилось? — спросил Иниго, едва открыв дверь.

Он так и остался на пороге, с любопытством осматривая каюту, освещенную тремя мерцающими свечами, прикрепленными на относительно горизонтальных участках поверхности. Кулинарный комплекс, хоть и путал вкусы и запахи еды, достаточно легко изготовил восковые свечи.

Корри–Лин встретила его страстным взглядом и попросила закрыть дверь. Иниго увидел в ее руках бутылку «Бодлианского белого» и два бокала на высоких тонких ножках.