Эволюция
Шрифт:
На косе каменистого пляжа Йана собирал мидии. Он был голый, на нём был лишь пояс, с которого свисали сетчатые мешки, в которых находились его трофеи. Его кожа была тёмно-коричневого цвета, а курчавые волосы шапкой покрывали голову. В возрасте двадцати одного года он был худощавым, сильным, высоким и очень здоровым — за исключением слегка высохшей ноги — последствий перенесённого в детстве полиомиелита.
Весь покрытый потом, он оторвался от своей работы. На западе солнце садилось за океан, как всегда. Прищурившись, он различил каноэ с аутригерами, и силуэты, выглядевшие очень худыми из-за блеска на поверхности моря: люди, скользящие по воде. День
Хватит. Он повернулся и медленно побрёл назад по косе. Во время ходьбы он слегка прихрамывал.
По всему побережью люди возвращались домой — словно ночные бабочки на свет, они двигались к струйкам дыма, которые уже поднимались в небо. Здесь жило множество людей — небольшие тесные общины, кормящиеся за счёт ресурсов моря и рек.
С того момента, когда нога человека впервые ступила по Австралии, сменилось уже примерно пятьдесят поколений. Эйан и Роча вернулись домой, принося новости о том, что они нашли, и за ними последовало ещё больше людей. А их потомки, по-прежнему сохраняя свой уклад жизни, основанный преимущественно на морском и речном промысле, расселились вдоль побережья тогдашней ещё большей территории Австралии, и по рекам проникли на красные равнины внутренней части материка. Но Эйан и Роча были первыми. Их духи по-прежнему переходили из поколения в поколение — сам Йана носил имя и был вместилищем души самого Эйана — а историю о том, как они одолели море, перелетев его на лодке, окаймлённой перьями чайки, и как сражались против гигантских змей и других чудовищ, высадившись здесь, по-прежнему рассказывали шаманы, когда темноту разгонял лишь свет костров.
Йана добрался до своего дома. Его люди жили в поселении, состоящем из нескольких навесов под защитой сильно разрушенного песчаникового утёса. Земля была усыпана мусором, оставленным народом моря: каноэ, аутригеры и плоты на ночь вытаскивали на берег, дюжина гарпунов была приставлена друг к другу пирамидой, и повсюду кучами лежали сети — наполовину сделанные или наполовину починенные.
На открытой площадке в центре поселения из брёвен эвкалипта был сложен большой общий костёр. Костры меньшего размера горели в выложенных булыжниками очагах хижин. Камни, служащие плитами, помещали на большие костры, и мужчины, женщины и старшие дети занимались чисткой и потрошением рыбы. Дети помладше бегали повсюду, создавая проблемы и шум, как всегда делают дети, но они же поднимали всем настроение, и это помогало всем держаться общества друг друга.
Но Йана нигде не видела Агему.
Сжимая свои сумки, он добрался до самого большого из навесов. Агема жила здесь вместе с родителями — троюродными родственниками родителей самого Йаны — и с большим выводком братьев и сестёр. Йана глубоко вздохнул у темнеющего входа в хижину, собрал в кулак всю смелость и ступил под навес. Внутри бурлила жизнь и витала смесь запахов дыма от дров, копчёного мяса, младенцев, молока и пота.
И там он увидел её. Она вытирала младенца, маленькую девочку со спутанными волосами, лицо которой было вымазано соплями.
Йана поднял сетчатый мешок. Мидии внутри него поблёскивали. «Я принёс их тебе», — сказал он. Агема посмотрела, её рот дёрнулся в улыбке, но она отвела взгляд. Ребёнок уставился на него, широко раскрыв глаза. Йана произнёс:
— Думаю, это самые лучшие. Может, мы смогли бы…
Но вдруг из темноты высунулась нога, зацепив его поражённую болезнью ногу. Она сразу же подогнулась и он упал на плотно утрамбованную землю, рассыпая мидии. Вокруг раздался смех.
Сильная рука зацепила его за подмышку и снова поставила на ноги.— Если хочешь произвести на неё впечатление, даже не пробуй ходить с такой ногой, как эта. Ты должен скакать, как кенгуру.
Йана с горящим лицом взглянул в глубокие, красивые глаза Осу, брата Агемы. Его окружили другие братья и сестры. Йана попробовал не давать волю гневу.
— Ты сделал мне подножку.
Когда Осу заметил настоящий гнев в глазах Йаны, его лицо помрачнело.
— Я не хотел проявлять непочтительность, — мягко сказал он.
Его вежливость сделала только хуже. Йана нагнулся, чтобы подобрать мидий.
Осу сказал:
— Постой, позволь мне помочь.
Йана оборвал его:
— Мне твоя помощь не нужна. Они — для…
— А, для моей сестры? — Осу посмотрел на девушку, и Йана видела, что он подмигнул.
Ещё один из братьев — Сало, невероятно высокий, невероятно хороший собой — выступил вперёд.
— Смотри, парень, если ты хочешь произвести на неё впечатление, вот, что ты должен принести в дом, — и он показал Йане раковину мидии — огромного размера, такую большую, что ему пришлось держать её сразу обеими руками.
Йана никогда не видел мидию такого размера, хотя всю жизнь занимался сбором моллюсков — в действительности же, никто из ныне живущих людей не видел такого великана.
— Где ты её нашёл?
Сало неопределённо кивнул:
— На пляже, в старой кухонной куче. Я хочу использовать её как чашу.
Осу кивнул.
— Гигантские мидии, видал? Эйан и Роча, наверное, хорошо кушали в своё время. Конечно, сейчас все пропали. Принеси снова одну такую, малыш-кенгуру, и Агема раздвинет свои ноги быстрее, чем мидия раскрывает ракушку на костре.
Раздался взрыв смеха. Йана видела, что Агема прятала своё лицо, но её плечи тряслись. Снова начался приступ неконтролируемого гнева, и Йана знал, что он должен был уйти оттуда прежде, чем повёл бы себя как ребёнок, показывая свой гнев — или, что ещё хуже, ударил бы одного из этих бесивших его братьев.
Он собрал свои мидии и вышел, стараясь сделать это с как можно большим достоинством. Но, даже когда он вышел, он мог расслышать тихий насмешливый голос Осу:
— Я слышал, у него даже член такой же кривой, как нога.
В ту ночь Йана спал очень мало. Но, лёжа с открытыми глазами, он уже знал, что должен был сделать.
Он поднялся на рассвете. Собрав свои верёвки, закалённые на огне копья, лук, стрелы и инструменты для добывания огня, он выбрался из лагеря.
Следуя вдоль берега реки, он направился вглубь суши.
Тихо ступая по мёртвой лесной подстилке, Йана побеспокоил группу проворных, напоминающих грызунов существ. Это был один из видов кенгуру. Прежде, чем удрать, они посмотрели на него большими обиженными глазами. Он едва заметил их, поскольку спешил.
Многие из деревьев в редкостойном лесу по берегам реки были эвкалиптами, обвитыми полосами наполовину слезшей коры. Эти необычные деревья, подобно многим представителям флоры, были отдалёнными потомками растительности Гондваны, оказавшимися здесь, когда этот островной континент оторвался от других южных земель. А в речной воде, в тени деревьев, плавали другие реликты древних времён. Это были крокодилы, дрейфовавшие на этом материке, как и эвкалипты — но, в отличие от деревьев и подобно своим родственникам в других местах, они едва изменились с течением времени.