Евразийский реванш России

Большая ось Москва — Дели была в срочном порядке подкреплена малой осью Москва — Бишкек: Путин как бы вспомнил о тогдашнем президенте Киргизии Аскаре Акаеве, выразил благодарность за введение русского языка как второго государственного и заодно договорился о российской военной базе.

Российское военное присутствие сохранилось, невзирая на две последующие революции в Киргизии — 2005 и 2010 годов. Это снова — геополитический жест. Евразийская стратегия в масштабе материка усиливается стратегическими шагами в пространстве СНГ — и снова укрепляется именно восточное направление.

Причем формат азиатских турне Путина в бытность его президентом и премьером безупречен: российский лидер подчеркивает, что ищет сближения с демократическими режимами, к которым у Запада никаких нареканий нет и которые никак не входят в число стран-парий, пресловутую «ось зла». Устав биться о едва приотворенные врата Европы, Москва заново открывает иную сторону света — с которой у нее обнаруживается гораздо больше общего, где ее технологии и вооружения весьма кстати, а политический вес крайне актуален и значим. Со стороны Азии мы также не рискуем услышать раздражающие поучения о политкорректности и напоминания о «правах человека» — это суровый край, где к любым проблемам России отнесутся с пониманием.

Более того, продолжив эту тему, мы вполне можем открыть для себя и еще более широкий выбор: Иран, Корея, тихоокеанские «молодые драконы», благословенная Япония — все это, безусловно, нам гораздо ближе и понятнее. Конечно, мы мыслим себя европейцами, но Запад в очередной раз не готов признать за нами это качество.

Если данная линия будет продолжена Кремлем, она может иметь весьма далеко идущие последствия. Стоит не отмахиваться от нее заранее, но лишь внимательнее присмотреться к азиатским партнерам, точно, прагматически взвесить баланс интересов в каждом конкретном случае: Азия бывает разной, и структуры осей надо выписывать весьма тщательно и осторожно. Между Москвой и азиатскими странами намечается веер осей, и конфигурация его может быть весьма неоднородной и даже причудливой. С Индией нас сближает одно, с Ираном — другое, с Японией — третье, со среднеазиатскими странами СНГ — четвертое.

Трудно пока оценить результативность такого поворота геополитических интересов, но нет сомнений, что это на самом деле что-то новое. Хотя и просто забытое старое в то же время.

Новый геополитический порядок в Азии

В геополитике Средней Азии наметились важные стратегические изменения. Самым принципиальным моментом является очевидное пробуждение стратегического сознания со стороны Китая. Пекин все больше внимания уделяет будущей конфигурации сил на евразийском пространстве, на глазах превращаясь в активного игрока в вопросах региональной безопасности. На повестке дня в китайской политической и интеллектуальной элите остро стоит вопрос создания собственной полноценной школы геополитики, учитывающей актуальные закономерности.

Впервые интерес Китая к центральноазиатской политике ярко и открыто проявился в 2005 г., после «цветной революции» в Киргизии и мятежа в узбекском Андижане.

Пекин, справедливо видящий за волнениями у западных соседей «руку Вашингтона» и ясно понимающий, что американское присутствие в Центральной Азии в значительной степени ориентировано на сдерживание китайских интересов и даже на провоцирование нестабильности в Синьцзяне — северо-западном районе Китая, населенном мусульманами-уйгурами. В рамках ШОС Китай постепенно занимает лидирующие позиции, активно поддерживая те шаги Москвы, Астаны и Минска, которые направлены на блокирование американского присутствия.

В свою очередь, серия проспонсированных американцами «цветных революций», прошедших в середине 2000-х годов на постсоветском пространстве, заставила Москву искать партнеров по «евразийской обороне» в Азии. И в этой роли бурно развивающийся Китай стал естественным союзником.

Чрезвычайно важным результатом работы ШОС является привлечение к этой организации в качестве наблюдателей Ирана, Индии, Пакистана, Монголии, Афганистана, и в качестве партнеров по диалогу Турции, Шри-Ланки и последнего по-настоящему независимого государства Европы — Белоруссии.

Участие в ШОС Ирана, вошедшего в организацию во время президентства Махмуда Ахмадинежада, придало этому континентальному союзу еще больше радикальности.

Еще один важный момент: одновременное присутствие в ШОС непримиримых противников, Индии и Пакистана — это показывает, сколь большое значение придают этой организации и Нью-Дели, и Исламабад. Их повышенное внимание к Центральной Азии объясняется зависимостью обеих стран от баланса сил в этом регионе и озабоченностью неизбежной перестройкой всей стратегической модели. И Пакистан, и Индия стремятся выступать в этом процессе активными игроками, геополитическими субъектами, вместо того чтобы пассивно наблюдать за постепенным переходом инициативы из рук России в руки США и их региональных ставленников.

ШОС стала наброском евразийского блока, объединяющего Россию и страны ЕврАзЭС с Китаем, Ираном, Индией и Пакистаном. Блок складывается под эгидой антиамериканизма, или, скажем мягче, «многополярности», в противовес однополярной конструкции классической атлантистской геополитики.

Подоплекой такого евразийского блока является именно активизация американцев в этом регионе. Ослабшие позиции России, упустившей инициативу из рук в 2003–2005 годах, когда к власти в Грузии и на Украине пришли Саакашвили и Ющенко, а в Киргизии наступил послереволюционный хаос, и рост американского влияния за последние два года резко изменили то относительное равновесие, которое существовало ранее. И тогда крупные региональные державы — Китай, Иран, Индия и Пакистан — твердо решили принять участие в стратегической реорганизации всей этой зоны. Нельзя сказать, что они спешат на помощь России, стремительно теряющей контроль за ситуацией. Они думают о своих интересах, и у каждой из этих стран есть собственные резоны — подчас прямо противоположные, — чтобы не отдавать инициативу в руки американцев. Для достижения этой чисто прагматической цели именно слабая Россия, а не сильная Америка становится приоритетным партнером. Экспансии и диктата от Москвы в таких условиях ожидать не приходится, напротив, сейчас она готова сторицей благодарить за стратегическую поддержку и коллективное противодействие «цветным» процессам.

Здесь уместно задаться вопросом: какую цену Россия заплатит за то, что допустит в Среднюю Азию — до последнего времени бывшую по факту зоной российского влияния — столь серьезных игроков? Так уж ли лучше китайские и индийские военные базы американских?

На самом деле, лучше и безопаснее. Сегодня очевидно, что Россия в одиночку не способна вести активную геополитическую игру на евразийском пространстве при нарастающей конфронтации с США и НАТО (что явно прослеживается в драматических событиях последних лет в «ближнем зарубежье»). Но и идя на поводу у Вашингтона и сдавая ему одну позицию за другой, Москва ничего не выигрывает: американцы и пальцем не пошевелят для усиления России, пока она окончательно не рассыплется — в этом проявляется атлантистская геополитическая логика, настаивающая на полном американском контроле над Евразией. Россия приперта к стенке самими американцами, и у нее просто нет никакого иного выхода, кроме как просить поддержки у азиатских региональных держав.

Самую большую проблему представляет здесь не Индия — ее присутствие вообще никак и ничем не угрожает России, — но Китай. Слишком велика диспропорция между китайской и российской демографией. Перенаселенный прилежными работниками, готовыми трудиться за небольшую плату, бурно развивающийся Китай, лишенный к тому же ресурсной минеральной и энергетической базы, и пустынная российская Сибирь, богатая полезными ископаемыми, населенная деморализованными людьми с совершенно иными трудовыми и социальными традициями. Любое сближение в такой ситуации чрезвычайно опасно. Сильный и развивающийся Китай готов ассимилировать плюсы от партнерства с Россией, но едва ли поможет справиться с нашими проблемами. То же самое, кстати, касается и Казахстана и Киргизии, граничащих с Китаем и являющихся довольно уязвимыми. Китайское военное присутствие может повлечь за собой китайское этно-социальное присутствие, китаизацию Средней Азии, да и всей северо-восточной Евразии. Это действительно проблема.

В данном случае привлечение к стратегическому альянсу Индии и Ирана способно отчасти смягчить ситуацию. И самое главное, Москве необходимо убедить Пекин в том, что в его собственных геополитических интересах укрепить позиции России и принять все возможные меры для перекрытия демографического потока. Проще говоря, Россия должна настаивать на формуле: «ресурсы, стратегическое партнерство и общность контроля над пространством Средней Азии в обмен на остановку китайской этнической экспансии». Сегодня ситуация такова, что Пекину ресурсы и военно-техническая кооперация с Москвой гораздо важнее, чем «жизненное пространство», которое можно поискать и на юге — например, в малозаселенной Австралии. Все зависит от того, проявит ли Москва в этом диалоге достаточно жесткости, убедительности и воли.