Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Евреи России. Времена и события. История евреев Российской империи
Шрифт:

С 1908 года открылись петербургские Курсы востоковедения‚ которые основал барон Давид Гинцбург, – первое в России еврейское высшее учебное заведение с пятилетним сроком обучения. Там изучали Тору и Талмуд‚ иврит‚ арамейский и арабский языки‚ талмудическую и раввинскую литературу‚ историю еврейского народа. Д. Гинцбург был ректором и преподавателем на этих курсах; после смерти отца‚ Горация Гинцбурга‚ он возглавлял еврейскую общину Петербурга, занимался благотворительной деятельностью‚ которой славилась их семья.

Давид Гинцбург умер в 1910 году‚ и в еврейской газете отметили:

«У всех евреев в России умер «барон». Каждый еврей в России привык… представлять барону

массу своих забот: ведь он в Петербурге и сделает всё‚ что нужно. Прежде Бог‚ а потом барон. Какое бы ни случилось несчастье – барон‚ одно исцеление от всех недугов… И Давид Гинцбург добросовестно выполнял эту миссию. Ночь он отдавал книге‚ а день – человеку. Сотням‚ тысячам лиц оказывал он помощь; тайно помогал тому или другому и никому не отказывал…

Его деятельность была похожа на деятельность наших раввинов прошлых поколений: случился погром – раввин наскоро надевал свой кафтан и бежал к полицмейстеру‚ к губернатору. Пришла еврейка с жалобой‚ что у нее украли белье с чердака‚ он надевал свой кафтан и бежал спасать… У Давида Гинцбурга мы наблюдали это явление ежедневно. Малое или великое – энтузиазм был тот же… Я понимаю простого еврея‚ когда он узнал печальную весть‚ что умер Давид Гинцбург; тогда он воскликнул: «Господи! Что же теперь будет?»…»

4

С 1908 года в Петербурге существовало Еврейское литературное общество. Оно основывало библиотеки‚ устраивало вечера еврейских писателей и поэтов‚ выдавало пособия нуждающимся литераторам. Летом 1911 года 120 отделений этого общества были запрещены по всей России‚ одновременно с украинскими и польскими культурными центрами: за пробуждение «узкого национально-политического сознания» и «усиление национальной обособленности».

Незадолго до закрытия литературного общества В. Жаботинский прочитал в его киевском отделении доклад на тему «О еврейских языках». Зал был переполнен, слушали с неослабевающим интересом‚ «острая и жгучая» тема вызывала постоянные споры среди еврейской интеллигенции России. Это был «спор языков» между «гебраистами» и «идишистами» – какой язык признать родным для еврейской общеобразовательной школы: древнееврейский – иврит или «жаргон», то есть идиш.

«Гебраисты» – многие из них были сионистами – вводили в школах преподавание предметов на иврите‚ организовывали кружки для изучения этого языка; самые радикальные из них презирали идиш‚ «язык рассеяния»‚ и провозглашали: «Или по-древнееврейски‚ или по-русски». «Идишисты» – и среди них бундовцы – отрицали «мертвый» древнееврейский язык, пропагандируя идиш‚ язык народных масс‚ язык улицы и семьи. Публичные диспуты между представителями двух направлений доходили порой до скандалов‚ каждая сторона требовала‚ чтобы выступали лишь на том языке‚ который она признавала.

«Спор языков» затронул и литературу: какой язык предпочтительнее для еврейского писателя в России – иврит‚ идиш или русский. Израиль Аксенфельд, современник А. Пушкина, автор тридцати романов и пьес, называл себя «писателем для бедных евреев», потому что сочинял на языке идиш. «Мои книги написаны для совсем простых женщин, не знающих другого языка; они найдут в них не только предмет для развлечения, но и для просвещения». Менделе Мойхер Сфорим (Шолом Абрамович) начинал писать на иврите‚ но затем перешел на идиш. «Наши писатели смотрели на жаргон свысока… – вспоминал он. – Меня очень смущала мысль‚ что если я стану писать на жаргоне‚ то этим унижу себя; сознание пользы дела заглушило во мне чувство ложного стыда‚ и я решил: будь что будет – заступлюсь за отверженный жаргон, буду служить своему народу».

Менделе Мойхер Сфорим (в переводе –

Менделе-книгоноша) самые известные рассказы и повести написал на идише – о жителях Тунеядовки‚ Глупска и Кабцанска («кабцан» – нищий). Престарелый «дедушка еврейской литературы» говорил: «Странный народ – евреи! Все имеют по одному языку, а у них два, и они, видите ли, обижаются: много! У всех один, а у нас два! Да ведь это неслыханное богатство, единственное в истории, а глупцы хотят от него отказаться… Пишите на том языке, который вам по душе… Перестаньте спорить и пишите побольше и получше – вот что я думаю!»

Но «спор языков» не прекращался. Лев Леванда писал на русском языке‚ выпустил учебник «Русское чтение для еврейского юношества», а потому советовал начинающему литератору: «Ты не пиши на идише. Это отвратительный язык. Ты пиши по-русски‚ потому что живешь в России». Популярный среди литовского еврейства Айзик Дик сочинял на языке идиш и говорил тому же литератору: «Напрасно вы пишете по-русски. Пишите на идише‚ чтобы вас могла понимать всякая еврейская женщина». Реформатор иврита Элиэзер Бен-Иегуда провозглашал‚ что у народа не должно существовать двух языков для разных сфер жизни: иврит – язык священных книг‚ язык молитв и общения со Всевышним‚ и идиш – язык повседневной жизни. Язык должен быть один‚ и это – иврит.

Во второй половине девятнадцатого века появились романы на идише с интригующими названиями – «Кровавая месть»‚ «Нищий миллионер»‚ «Наслаждения любви» и тому подобное. Это были переводы и переделки французских бульварных романов: какого-нибудь «принца Рудольфа» заменяли на «миллионера Кнобельгольца»‚ и получался роман «из еврейской жизни». Прославился на этом поприще Н. Шомер (Нахум Меир Шайкевич)‚ который выпускал десятки романов в год. Издатели платили ему три рубля за очередное сочинение‚ и он говорил: «Сегодня утром я начал роман в двух частях‚ а закончу его послезавтра. Издатели не любят долго дожидаться‚ да и кушать надо».

В его книгах были измены и убийства‚ яд и кинжал‚ короли и графы; местечковые нищие неожиданно превращались в богачей‚ бедный ремесленник оказывался тайным герцогом‚ красавица-принцесса влюблялась в ученика иешивы; «мрачные подземелья», «роковые страсти», «неземная любовь» – девушки в черте оседлости зачитывались книгами Шомера. Одна из них называлась так: «Негр Отелло – знаменитый роман известного философа Шекспира‚ значительно нами исправленный и улучшенный». В предисловии автор сообщал: «Этот знаменитый роман обладает сверхъестественной силой разжигать кровь читателей‚ как бенгальский огонь… До напечатания мы дали роман для прочтения многим видным лицам и сами видели‚ как у них струились слезы из глаз и страшный холод пробегал у них по костям; а весьма образованная В.‚ прочтя роман‚ почувствовала себя крайне ослабленной».

Рассказы и повести Шолом Алейхема вытеснили бульварные романы Шомера и ему подобных. Шолом Алейхем (Шолом Рабинович) создал мир «штетла» – местечка Восточной Европы, мир Мазеповки и Касриловки, где жили «маленькие люди с маленькими мечтами»‚ «заплатных дел мастера»: «гол да весел»‚ «чем беднее‚ тем веселее‚ чем голоднее‚ тем песня звонче». Тевье-молочник‚ мальчик Мотл‚ «человек воздуха» Менахем Мендл сделались воистину народными героями, а Шолом Алейхем стал самым любимым еврейским писателем. Его книги расходились огромными тиражами‚ их переводили на иврит‚ русский‚ английский – с примечанием «перевод с идиша»‚ то есть с того языка‚ которым пренебрегали многие писатели. Шолом Алейхем умер в Нью-Йорке в 1916 году; на похороны пришли десятки тысяч человек, в основном, бывшие российские евреи‚ переселившиеся в Америку.

Поделиться с друзьями: