Еврейская мудрость. Этические, духовные и исторические уроки по трудам великих мудрецов
Шрифт:
Шеба бен Бирши возглавил предательский мятеж против царя Давида, и его приговорили к смерти. Он бежал в маленький город, который скоро окружили войска Давида. Понимая, сколько невинных людей будет убито, если войска войдут в город, одна уважаемая женщина убила Шебу и бросила его голову за городскую стену» (II Шмуэль, 20:21–22).
Симеон бен Лакиш считает, что выдать человека можно, только если он заслуживает смерти и ему вынесен смертный приговор, как Шебе. В противном случае это будет приравнено к убийству, а убийство запрещено даже ради спасения жизни.
Рабби Йоханан же считает, что это не будет убийством, так как если человека не выдадут, то это не спасет ему жизнь, – его все равно убьют, но вместе со всеми.
Мудрецы так и не пришли к однозначному мнению по этому вопросу, хотя Маймонид, великий средневековый кодификатор еврейских законов, советует
К сожалению, нацисты заставили нас вновь вернуться к этой проблеме. Рабби Цви Гирш Майзельс, который выжил в Освенциме, составил книгу респонсов (ответов раввина на вопросы) – Мекадше-ha-Шем, в которую включил и вопрос, заданный ему в Освенциме. В этот день нацисты согнали сотню подростков в огромное помещение. Все понимали, что на следующий день дети будут убиты.
Весь день друзья и родственники торговались с капо, еврейскими охранниками, чтобы те освободили их детей. Один отец, который мог подкупить охрану, понял, какая ужасная моральная дилемма предстала перед ним:
Простой еврей из Оберланда пришел ко мне и сказал: «Рабби, мой единственный сын, который мне дороже всего на свете, сейчас среди этих мальчиков. У меня есть средства его выкупить. Но я не сомневаюсь, что тогда капо заберут другого вместо него. Я прошу вас, рабби, сказать мне, как считает Закон: могу ли я выкупить своего сына? Я сделаю то, что вы мне скажете».
Когда я услышал вопрос, я задрожал и ответил: «Человек, как я могу дать тебе ясный ответ на такой вопрос? Даже в дни, когда Храм не был разрушен, с вопросами жизни и смерти обращались в Санhедрин (Верховный суд). И вот я здесь, в Освенциме, без единой книги, без других раввинов и мой разум болен из-за всех бед и трагедий этого места».
(Затем Майзельс описывает свой внутренний диалог с самим собой): «Если бы капо сначала освободили одного мальчика, и лишь потом заменили его, у меня была бы возможность для маневра, я мог бы решить, что совсем не обязательно на месте каждого освобожденного мальчика будет убит другой. В конце концов, капо – евреи, а еврейский Закон строго запрещает лишать одного человека жизни, чтобы спасти другого. Возможно, я мог бы решить, в последний момент они вспомнят, что они – евреи, и не посмеют нарушить этот закон».
Но, к сожалению, я отлично знал, что капо всегда сначала искали новую жертву, и лишь потом освобождали выкупленного ребенка. Таким образом, они сохраняли постоянное число пленников и чувствовали себя в безопасности, так что обходного пути у меня не было.
А человек все ходил за мной: «Рабби, вы должны принять решение». Снова я сказал ему: «Слушай, я не могу дать тебе ответ или даже пол-ответа, не посмотрев ни в одной книге, тем более твоя проблема так серьезна…»
В конце концов, увидев, что я не могу решить его вопрос, он сказал мне с чувством: «Рабби, я сделал все, как говорит Тора. Я просил моего рабби принять решение, и нет другого рабби, к которому я мог бы пойти. Если ты не говоришь мне, что я должен спасти сына, значит, ты не смог найти причину, разрешающую мне это делать. Я буду считать, что Закон запрещает мне спасти мальчика. Этого мне достаточно. Мой сын будет сожжен ради соблюдения Торы. Я принимаю это решение…»
5
Я следовал с небольшими изменениями переводу из кн. Х. Г. Зиммельса «Эхо Холокоста в раввинистической литературе»
Есть еще случай, когда один человек косвенно виноват в смерти другого. Здесь мнения раввинов расходятся:
Два человека идут вместе (по пустыне), и у одного есть кувшин воды. Если они выпьют оба, то оба умрут, если же выпьет только один, – то он доберется до оазиса и выживет. (Что должен делать хозяин воды?) Рабби Бен Петура учит: «Лучше, чтобы оба погибли, чем один будет смотреть, как умирает его товарищ». Но Рабби Акива
сказал: «Пассаж в Торе “Чтобы жил брат твой с тобою” (Ваикра 25:36) значит, что только если он выживет с тобой, ты должен дать ему воды, но если оба умрут, то твоя жизнь важнее».В Талмуде не отдается предпочтения ни одному из двух мнений, однако авторитет Рабби Акивы заставляет большинство ученых соглашаться с ним. В лекции о Рабби Акиве Эли Бизель рассказал об этом споре и добавил: «Рабби Акива очень, очень безжалостен к выжившему».
Этот комментарий открыл мне то, чего я до этого не мог понять; почему все пережившие Холокост страдают от давящего чувства вины? По логике вещей, виноваты все – нацисты и европейцы, пассивно принимавшие участие в Холокосте, американцы, британцы и другие нации, отказавшиеся принимать беженцев, но не сами жертвы. В чем же причина этого чувства вины? Те, кто пережили Холокост, иногда должны были принимать решение Рабби Акивы и не делить свой скудный рацион с умиравшими рядом.
Иисус, который тоже был евреем, предложил третий вариант: хозяин воды должен принести себя в жертву и отдать воду товарищу – «Нет большей любви, чем отдать свою жизнь за друга». Но, несомненно считается самопожертвование героическим поступком, иудаизм никогда не требовал его от людей. Ибо если один обязан отдать воду другому, то и этот другой обязан вернуть ее первому, и, в конце концов, спасатели найдут два бездыханных тела и полный кувшин воды.
Спасение жизни – важнее Шаббат.
Шаббат – единственный ритуальный закон, упомянутый в Десяти Заповедях, и многие евреи решили, что скорее умрут, чем нарушат его. Около 167 г. до н. э. Книга Маккаби упоминает группу верующих евреев, поднявших мятеж против Антиоха. На них в Шаббат напали сирийские войска. Евреи отказались сражаться, и все были убиты – «мужчины, женщины и дети, до тысячи человек».
Сразу после этого Матитьягу, отец Маккаби, приказал: «Если мы будем поступать как наши братья, и отказываться сражаться с язычниками за наши жизни и наши законы и обычаи, они скоро сотрут нас с лица земли». Книга Маккаби продолжает: «И в этот день они решили сражаться в Шаббат: они будут защищаться, чтобы не умереть, как их братья…» (I Маккаби, 2:3-41).
С тех пор все еврейские источники считают, что спасение жизни важнее соблюдения Шаббат. Маймонид говорит, что когда Шаббат должен быть нарушен, пусть лучше первым это сделает взрослый и ученый еврей, а не молодой человек или нееврей, «чтобы было ясно, что цель законов Торы – приносить счастье, любовь, милосердие и мир на этот свет» (Мишне Тора, «Законы Шаббат», 2:5).
Следуя этому предписанию Маймонида, образованные ортодоксальные евреи создали в Нью-Йорке замечательную организацию «Гацола» (Спасение), чтобы обеспечить оказание первой помощи при несчастных случаях и своевременную доставку людей в больницу. Эти люди работали семь дней в неделю и на все еврейские праздники.
Проблема нарушения еврейского Закона ради спасения жизни также касается соблюдения Йом-Кипур. О великом ученом Рабби Хаиме Соловейчике из Бриска было известно, что он легко позволяет тяжело больным есть на Йом-Кипур. Когда его об этом спросили, он ответил: «Я не легко позволяю есть на Йом-Кипур: я просто серьезно отношусь к сохранению жизни» (на иврите – «пикуах нефеш»).
Иудаизм идет еще дальше, позволяя нарушать самые священные ритуалы, если есть даже потенциальная опасность для жизни.
Приведем известный случай, происшедший в Вильно в 1848 году. Когда началась эпидемия холеры, врачи посоветовали рабби Салантеру разрешить на Йом-Кипур есть не только уже заболевшим, но и здоровым. Иначе суточный пост мог истощить организмы людей и значительно снизить их сопротивляемость заболеванию.
Рабби Салантер издал публичное разрешение есть на Йом-Кипур. Когда он узнал, что многие евреи все равно боятся есть в этот святой день, он пришел в Хоральную Синагогу Вильно в конце утренней службы, вытащил вино и пирог и, произнеся благословение, стал есть их перед всей общиной. Вид самого набожного человека Вильно, поглощающего пирог на Йом-Кипур, избавил других от страха преступить запрет в этих чрезвычайных обстоятельствах. Хотя некоторые раввины критиковали поведение Салантера, он до конца жизни считал, что должен был поступить именно так.