Еврейская сага

В тот же вечер Юля позвонила в Москву. Лев взял трубку.

– Лёва, врачи сделали всё, что могли. Изе осталось жить считанные дни. Он хочет проститься с детьми и с тобой.

– Юленька, билеты у нас на послезавтра. В четверг мы уже будем в Киеве.

Держись, дорогая.

Лев положил трубку и набрал номер бывшей жены.

– Слушаю. Это ты, Лёва?

– Да, Лена. Хочу поговорить с Ромой.

Елена Моисеевна позвала сына.

– Рома, это папа. Изя умирает. Послезавтра я уезжаю в Киев с Неллей и Даниилом. Ты не хочешь их проводить?

– Скажи, когда прийти. Я надеюсь, у меня получится.

– В среду в семь пятнадцать вечера. Киевский вокзал, третья платформа, седьмой вагон, – произнёс Лев Самойлович.

– Хорошо, отец, я записал. Пока.

Нелля и Даниил печально сидели на постели напротив Льва. Вагон, мерно качаясь и стуча колёсами на стыках рельс, мчался на юг через ночную мглу. Силуэты деревьев и одиноких изб, появлявшиеся в окне купе, проносились мимо, пропадая в убегающем за поезд пространстве.

– А не пора ли нам спать? – нарочито спросил Лев. – Полезайте наверх.

Дети послушно забрались на верхние полки и укрылись простынями. Лев за почти четыре месяца очень привязался к ним, и они стали как бы членами его семьи. Завтра ему предстояло тяжёлое для него свидание с двоюродным братом, заканчивающим свою несправедливо короткую жизнь. И никто не ответит за его смерть, за смерть тысяч людей, брошенных в зону, чтобы предотвратить угрозу, несущую ещё более страшные последствия, за недоработанную конструкцию реактора, ошибочные инструкции и непродуманный эксперимент. А каково будет детям видеть умирающего молодого отца? Лев лёг на нижнюю полку и вскоре уснул под убаюкивающий стук колёс.

Утром они проснулись, умылись в туалете в дальнем конце вагона, поели бутерброды с колбасой, крутыми яйцами и помидорами, приготовленными Верой перед отъездом на вокзал и запили чаем из стаканов в подстаканниках, заказанным у симпатичной проводницы. Поезд пришёл в девять часов утра. На перроне их встречала Юля. Нелля и Даниил, увидев мать, бросились к ней. Она плакала от счастья и горечи одновременно, провидя сиротскую жизнь детей. После обеда вызвали такси и поехали в клинику.

Врачи уже завершили обход, и Изя с ещё двумя больными лежал в палате, смотря в белый потолок. Юля подошла к постели и взяла его за руку.

– Ты хотел видеть детей? Они вернулись. Нелля, Дани, идите сюда.

– Папа, ты больной? – спросила Нелля. – Почему тебя не лечат?

– Меня хорошо лечат, милая, – произнёс он. – Скоро я буду дома. Я очень скучал по вам, дорогие мои.

– Здравствуй, браток, – сказал Лев. – У тебя прекрасные дети и замечательная жена и есть, ради кого жить. Ты должен сделать всё возможное и невозможное, чтобы выздороветь.

– Я постараюсь, Лёва. Спасибо за детей. Твоя Вера – чудесный человек. Я был не согласен с тобой, когда ты оставил Лену, но сейчас хорошо тебя понимаю.

Изя устало закрыл глаза и погрузился в глубокий, внезапно накативший на него сон. Вера осталась в палате, а Лев с детьми отправились домой.

Изя умер через четыре дня. Накануне Лев опять навестил его и попрощался с ним.

Его похоронили на Берковцах при большом стечении народа, и плачущие дети и почерневшая от горя Юля стояли у гроба, пока его не закрыли крышкой, не заколотили и не опустили в сухую и горячую под жарким солнцем землю.

9

Санька звонил Старику несколько раз в год и находил в разговорах с ним большое интеллектуальное удовлетворение. Ефим Янович представлялся ему зубром среди травоядных животных, с которыми ему приходилось общаться. Он никого не боялся, давал всему ясную и точную оценку и всегда ставил все точки над «i». Санька набрал номер, ожидая скорого ответа. Но трубку с другой стороны никто не поднял. Он снова позвонил и на этот раз услышал голос Фаины Израилевны.

– Здравствуйте, Саша Абрамов говорит. Как здоровье Ефима Яновича?

– Сашенька? Ефим очень болен. Три месяца назад ему поставили страшный диагноз – рак лёгких. Вы же знаете, как он непрестанно дымит. Приходите попрощаться, только поторопитесь.

Санька сразу же перезвонил Илюше и Ромке. Известие о роковой болезни Старика вызвало у них большое сожаление. Они решили пойти к нему завтра утром, и Санька перезвонил Фаине. Громада дома правительства зловеще возвышалась над ними, когда ребята подходили к подъезду, в котором бывали уже не раз. Они вошли в вестибюль и поднялись лифтом на восьмой этаж. Илюша нажал на кнопку звонка квартиры 487 и вскоре они услышали за дверью знакомую шаркающую походку.

– Заходите, дорогие мои, – произнесла Фаина Израилевна. – Ефим ждёт вас.

Ребята прошли за ней в кабинет мужа. Огромная библиотека на трёх стенах комнаты говорила об её хозяине больше любых самых убедительных слов. Он был известным филологом и литературоведом и его статьи нередко публиковались в литературных и научных журналах. Ефим Янович лежал на кушетке возле письменного стола, на горке из нескольких подушек. Он был бледен, но так же величествен и по-стариковски красив.

– Садитесь, друзья. Рад вас видеть. Вы, как бриллианты в груде грязных камней на дороге. Когда я думаю о вас, моё сердце сжимается от печальной мысли, что в нашей стране вы чужие. Я знаю, идеальных стран нет, но есть другие, в которых бы вас оценили и где вы могли бы жить достойно.

– Как вы себя чувствуете? Фаина Израилевна сказала, что Вы больны.

– Друзья мои, скоро меня не станет. Но поверьте, я не боюсь смерти. Это освобождение от тягот и страданий и прорыв к прекрасному миру, как писал в рассказе «Он и она» наш превосходный Исаак Башевис-Зингер. Я прожил большую трудную жизнь и никогда не шёл на сделку с совестью. С меня достаточно.

– Но Вы хорошо выглядите. Дай бог, выздоровеете, – произнёс Илюша.

– Дорогой мой друг, я не нуждаюсь в спасительной лжи. Сыграйте лучше мне что-нибудь на прощанье. Фаня, подними меня. Мы идём в салон.

Она подошла к кушетке, спустила его ноги на пол и надела тапочки. Рома и Санька помогли ему подняться и он, поддерживаемый их сильными руками, зашаркал по дубовому паркетному полу. В салоне его посадили в кожаное кресло, а сами уселись на диван возле пианино.

– Мы недавно вызывали настройщика. Он привёл инструмент в порядок, – сказала Фаина Израилевна.

Илюша покрутил круглый стул, настроив его на себя, сел и поднял крышку клавиатуры. Он понимал, что, возможно, играет для Старика в последний раз. Значит, нужно что-нибудь философское, глубокое, затрагивающее истинно человеческие чувства и переживания. «Лунная соната» очень соответствует данному моменту, решил он и начал играть, не проронив ни слова – это знакомое всему миру произведение Бетховена не нуждалось в объявлении.

– Я не пророк, но тебя, Илюша, ждёт блестящее будущее. Уезжай отсюда, как только появится возможность. Ты не представляешь, как вольготно живётся там музыкантам и сколько они зарабатывают.

– Спасибо, я подумаю, – ответил он.

– У моего отца, когда моя мама уже носила меня под сердцем, была возможность уехать, но он верил в великие идеалы революции и остался, чтобы погубить себя и мать. У нашей страны с непредсказуемым прошлым нет будущего, потому что цвет народа отправили в эмиграцию или уничтожили. Остальных превратили в рабов. Посмотрите на нашу интеллигенцию. Только единицы готовы говорить правду, большинство её -приспособленцы и негодяи.