Еврейская сага

Тот внимательно посмотрел на парней, усмехнулся и, подвинув к шахматному столику стул, подсел к ним. Ребята с интересом смотрели на него, ожидая ответа.

– Я, честно говоря, думал, что это ясно, и вы этот этап еврейской самоидентификации уже прошли. Ну что же, поздравляю вас, мои юные друзья, вы взрослеете прямо на глазах. Да, я, конечно, еврей, как и вы. Вы встречали когда-нибудь русского человека, которого, как моего отца, зовут Иосиф.

– Ну, Сталина так звали, – нашёлся Санька.

– Верно, – одобрительно кивнул Михаил Иосифович, – но он грузин. На Кавказе такое случается.

Тренер замолчал, понимая, что мальчишки впервые переживают такой особенный психологический момент, и нуждаются в поддержке бывалого человека, которому доверяют.

– Ребятки, вы должны гордиться тем, что евреи. Это значит, что, по крайней мере, у вас хорошие мозги, и вы получите хорошее образование и будете культурными людьми. А если хотите серьёзно заниматься шахматами, можете стать шахматистами-профессионалами и неплохо зарабатывать и увидеть мир.

– А Вы были заграницей? – спросил Саня.

– Да, но не играл, а готовил к играм Мишу Таля.

– А он тоже еврей? – оторопел Ромка.

– И не только он, – задумчиво произнёс Михаил Иосифович. – Я думаю, друзья, вам следует немного окунуться в историю. Шахматы впервые появились в Индии, потом игру переняли персы, среди которых было немало игроков-евреев. Огромная наша заслуга в том, что мы подарили её миру. Еврейские торговцы плавали по всем морям и океанам и привезли шахматы в Европу. Когда мусульмане вторглись из Северной Африки в Испанию, с ними пришли и евреи, которые слыли лучшими игроками. Были там Ибн-Эзра, министр и поэт, а потом Ибн-Ехия, написавший даже поэму о шахматах. Средневековые легенды рассказывают о том, что однажды Папа Римский, не помню, как его звали, играл с раввином Симоном. И когда Папа сделал ход, тот узнал в нём пропавшего много лет назад сына, которого он научил этой многоходовой комбинации. Представляете, отец нашёл сына, который принял католическую веру и стал Папой. Это было в одиннадцатом веке. Вам интересно, ребята?

– Да, – поддержал тренера Ромка. – Нам такого ещё никто не рассказывал.

– А есть рассказ, что в восемнадцатом веке в Польше, тогда королём был Станислав-Август, сильнейшим шахматистом был один варшавский еврей, который обыграл непобедимого англичанина. Ставкой были пуговицы камзола. Гастролёр потерял все пуговицы и с позором покинул дворец короля. Конечно, король щедро наградил спасителя чести "отчизны". Недавно я показывал вам защиту Нимцовича. Кто он такой, я думаю, вы уже догадались. Так было на протяжении всей истории. Евреи учили мир играть и, фактически, создали современные шахматы.

– А почему они? – спросил Санька.

– А потому, что эта игра хорошо тренирует мозги. Ну а для начала ведь тоже нужны мозги. Шахматы очень подходят к стилю нашего мышления. Поэтому они стали любимой еврейской игрой. И вот с середины прошлого века стали проводиться чемпионаты мира. Среди участников всегда было около половины евреев. И кто стал первым чемпионом?

Ребята вопросительно посмотрели друг на друга и пожали плечами.

– Вильгельм Стейниц. А вторым – Эммануил Ласкер, потом после Капабланки и Алёхина, Михаил Ботвинник, затем Василий Смыслов, у него мать еврейка, Михаил Таль и, наконец, Роберт Фишер, мать его – еврейка из России. А наши знаменитые шахматисты – международные гроссмейстеры Марк Тайманов, Лев Полугаевский, Давид Бронштейн, Виктор Корчной и другие. Ну, вы слышали, конечно, о них. Евреев среди них так много, что нет смысла продолжать. Вот так, ребята. Трудитесь и станете знаменитыми.

Он оглянулся и осмотрел зал, в котором за столиками сидели его ученики.

– Пойду, проверю, как там мои справляются, – вздохнул Михаил Иосифович. – Доигрывайте партию, мальчики.

Санька и Ромка попытались настроиться на игру, но их мысли были далеко. Разговор с тренером произвёл на них сильное впечатление. Впервые в жизни с ними говорили так откровенно, и мир, в котором они существовали, очистился от тумана и озарился светом неведомой им прежде правды.

7

Елизавета Осиповна, мать Ильи, училась в начале шестидесятых годов в институте имени Гнесиных. Однажды подруга Юлия пригласила Лизу к себе на вечеринку. Её тогда попросили поиграть на пианино. Среди гостей был и студент Энергетического института Лёня Вайсман. Услышав начало «Лунной сонаты», он подошёл и, опершись на верхнюю крышку фортепиано, стал с интересом смотреть на неё. Она заметила высокого красивого парня и улыбнулась ему. В этот момент всё её существо пронзила неведомая прежде чувственная волна. Это была любовь с первого взгляда. Из дома Юлии они ушли уже вместе, и допоздна гуляли по ночной Москве. Потом Лёня проводил её домой, и она на прощанье поцеловала его. Они встречались на квартире у Юлии, которая давала Лизе ключи, где предавались всепоглощающей страсти. Прошёл месяц, и он предложил ей переселиться к нему. Его семья приняла её радушно – отец и мать всегда мечтали, чтобы их сын не нарушил вековую традицию жениться на еврейках и познакомился не с гоей, а с девушкой из хорошей еврейской семьи. Весной сыграли свадьбу, а в декабре родился сын, которого назвали Виктором в знак победы любви над энтропией быта – так сказал Лёня, изучавший термодинамику, к их жизни в маленькой квартире в Черёмушках. Не без помощи родителей, с готовностью и восторгом взявшихся за воспитание внука, молодые закончили учёбу. Лиза поступила на работу в детскую музыкальную школу, где стала преподавать фортепьяно, а Лёню благодаря усилиям дяди Изи, брата отца, удалось устроить на завод.

Когда Лиза ещё вынашивала Илью, стало ясно, что в квартирке родителей нет места для детской кроватки. Леонид обратился в профком предприятия, профком – к директору. Лёню уже знали, как хорошего специалиста, и директор помог – молодая семья получила квартиру. Они перебрались туда вскоре после появления Ильи на свет.

Старший брат музыкой не заинтересовался и отказался учиться в музыкальной школе, его больше занимала физика и математика. В четыре года Илюша слушал, как играет мама по просьбе папы или гостей, или, готовясь к урокам, и, подходя к пианино, с волненьем нажимал на клавиши и слушал вырывающиеся из чрева инструмента звуки. Елизавета Осиповна была хорошим педагогом, она увидела тягу сына к музыке и стала брать его с собой на концерты в филармонию. А в семь лет Илью определили в музыкальную школу в класс фортепиано. Он подавал большие надежды, обладал усердием и прилежанием – важными для музыкантов качествами, без которых достижение вершин мастерства невозможно. Его стали выделять среди других учеников, и он не однажды выступал на выпускных концертах музыкальных школ. Его педагогом была Ева Абрамовна, известная в Москве преподаватель фортепьяно. Илья попал к ней по личной просьбе мамы, которая хорошо её знала ещё с того времени, как училась в Гнесинке.

События во дворе не могли пройти мимо Илюши, а встреча родителей у них дома развеяла пелену детских иллюзий. Он невольно стал свидетелем того разговора, и, обладая прекрасным слухом, понял всё, о чём говорил отец с Наумом Марковичем и Львом Самойловичем. В тот день после обеда, когда Илья собирался выйти на улицу, Леонид Семёнович попросил его остаться.

– Сегодня к нам заходили отцы Саньки и Ромы.

– Я всё слышал, но не потому, что подслушивал. Просто в нашей квартире хорошая акустика, – ответил Илья.

– И что ты понял, сынок? – спросила Елизавета Осиповна.

– Кое-что понял. Теперь я знаю, кто мы.

– Мы с мамой никогда не скрывали, что мы евреи, – в раздумье произнёс Леонид Семёнович. – Но для того, чтобы посвятить тебя в еврейство, нужна какая-то социальная зрелость, твоя готовность это воспринять. Наверное, такое время настало. Теперь ты знаешь, что Саня, Рома и их родители тоже евреи.

– И семья Гинзбург, – выпалил Илюша.

– Да, и они. А Вениамин Аронович вообще замечательный учёный. Таким человеком наш народ должен гордиться, – сказал Леонид Семёнович.

– А нас много?

– В нашей стране всего около двух процентов, где-то три миллиона. Но количество не имеет значения. Нас много среди тех, кто двигает страну вперёд в науке, технологии, культуре, литературе, искусстве – во всех сферах деятельности.

– А в музыке? – спросил Илюша.

– В музыке, дорогой мой, евреев тоже хватает, – включилась в разговор Елизавета Осиповна. – Вот я училась в институте Гнесиных. Эта семья в России была очень известная. Отец Гнесин – главный раввин города Ростова-на-Дону, мать из семьи музыкантов, семеро детей, пять сестёр и два брата. В еврейских семьях, особенно религиозных, тогда было много детей. Все получили блестящее образование, в том числе и музыкальное. Михаил стал знаменитым композитором, сёстры Евгения, Елена и Мария основали ещё до первой мировой войны частное музыкальное училище, которое после революции преобразовали в государственный институт. Я застала Елену Фабиановну в живых в начале шестидесятых, когда училась, она была многие годы директором института. Тебе интересно, сынок?