Эврики и эйфории. Об ученых и их открытиях

Смит Вудворд наверняка знал про поднявшийся переполох, но в 1948-м, лежа на смертном одре, он надиктовывал текст книги “Первый англичанин”, где заверял всех в подлинности пилтдаунской находки. К дискуссии подключился ряд ученых и следопытов-любителей. Вначале подозрения пали на Доусона — способного и честолюбивого, но не слишком компетентного любителя. Однако тот умер еще в 1916-м, и никаких доказательств его вины так и не обнаружилось. Все догадывались: он скорее был легковерной жертвой, чем изготовителем подделки. Тогда начали выдвигать другие кандидатуры: У.Дж. Соллас, профессор геологии из Оксфорда, недолюбливал Смита Вудворда (и был в этом не одинок), а потому наверняка желал его опозорить; Артур Конан Дойл — писатель, врач, спирит и палеонтолог-любитель: возможно, его тянуло разыграть в реальности сюжет, достойный участия Шерлока Холмса; отец Тейяр де Шарден, возможно (как предположил Стивен Джей Гульд), был склонен подшутить над англичанами. У сэра Артура Кейта тоже имелась такая возможность. Список подозреваемых этими именами не исчерпывался.

Разгадка была найдена только в 1996 году. Брайан Гардинер, профессор палеонтологии Лондонского университета, несколько лет разбирал содержимое сундука, обнаруженного совершенно случайно под крышей одной из башен Музея естественной истории. Сундук был помечен инициалами Мартина Элистера Кэмпбелла Хинтона, смотрителя отделения зоологии как раз во времена пилтдаунских открытий. В сундуке содержалось несметное число костей грызунов: дело в том, что Хинтон специализировался на грызунах. А на самом дне сундука лежал ключ к пилтдаунской загадке — там лежали кости и зубы, перенасыщенные соединениями хрома, такие следы оставил за собой бихромат калия, при помощи которого кости покрывали пятнами и делали пористыми. На самом деле смесь бихромата с кислотой Хинтон поначалу изготовлял для того, чтобы опытным путем разобраться в коричневых пятнах, покрывающих по-настоящему старые останки. Также кости из сундука содержали избыток железа в виде коричневой окиси. Челюсть орангутанга из Пилтдауна была куда менее пятнистой. Будь она обработана тем же способом, хромовая смесь неизбежно разъела бы оба зуба — и мошенничество стало бы очевидным. На некоторых зубах из сундука были такие пятна, а один был выкрашен в коричневый целиком.

Среди наследства Хинтона имелся и набор пробирок, где лежали зубы, покрытые пятнами в разной степени: Хинтон со скрупулезным профессионализмом уверенно продвигался к цели. Также достоверно известно, что он покрывал пятнами каменные орудия труда, чтобы те выглядели древними и, по всей видимости, передавал их Доусону.

От Доусона они перекочевали в коллекцию специалиста, который пометил их как подделки. Доусону, похоже, отводилась роль невольного орудия в руках Хинтона — сам того не зная, он должен был поразить подлинную мишень, Смита Вудворда. Нельзя сказать наверняка, что Доусон не догадывался о подделках, однако факты свидетельствуют, что Хинтон замышлял подлог в одиночку. О мотивах его мы ничего не знаем, но известно, что тот испытывал сильную страсть к розыгрышам. В сундуке имелись весьма забавные предметы, вырезанные из кости: к примеру, клюшка для крикета — воистину достойный аксессуар Первого Англичанина. Кроме того, Хинтону едва ли был по душе напыщенный Смит Вудворд, с которым они успели поссориться по поводу платы за сверхурочную работу в музее.

Итак, этот розыгрыш открылся многие десятилетия спустя (когда все, кого он касался, давно умерли) — значит, он удался на славу.

Пилтдаунская фальсификация занимает среди научных авантюр особое место. Тут уместно вспомнить, как Улисс Грант, президент Соединенных Штатов, подшутил в свое время над президентом Колледжа свободных искусств в день открытия этого заведения. Грант подарил ему сигару. Было решено ее не выкуривать, а сохранить как священную реликвию. Когда колледжу исполнилось сто лет, сигару предъявили публике, и очередной президент колледжа торжественно провозгласил, что теперь самое время ее поджечь. К церемонии немедленно приступили, и тут случилась неожиданность — сигара взорвалась! Так наконец была по достоинству оценена отсроченная шутка президента Гранта.

Пилтдаунской фальсификации посвящено огромное число статей и книг. Эссе из сборника: Gould Stephen Jay, The Panda’s Thumb (Norton, New York,1980), no крайней мере, не хуже прочих трудов на эту тему (однако автор придерживается гипотезы, что фальсификатором был Пьер Тейяр де Шарден). Классическая работа, где находка расписана во всех подробностях: Weiner J.S., The Piltdown Forgery (Oxford University Press, Oxford,1955); расследование Брайана Гардинера, который выяснил, что подделка — дело рук Хинтона, описано в статье: Gee Henry, Nature,381,261 (1996).

Гемфри Дэви и веселящий газ

Гемфри Дэви заслужил себе место в пантеоне великих ученых благодаря целому ряду блистательных свершений — от открытия натрия и калия до изобретения безопасной шахтерской горелки, а еще тем, что однажды нанял вести лабораторный журнал Майкла Фарадея, которого затем и посвятил в тайны исследовательской работы.

Дэви начал заниматься натурфилософией, как тогда называли науку, в 1798-м, когда в 19 лет стал ассистентом бристольского ученого Томаса Беддо. Беддо, химик, физик и эрудит, завоевал популярность хорошо разрекламированными показательными опытами с “искусственными воздухами” — недавно открытыми газами, из которых особое внимание публики привлекала закись азота, или “веселящий газ”. Беддо возлагал большие надежды на использование газов в медицине. Он верил даже, что газы, испускаемые скотом, способны исцелять от туберкулеза — и потому в палату к его пациентам были проведены особые трубки, куда поступало все то, что испускали коровы, содержавшиеся на лужайке по соседству.

В 1799 году Дэви по просьбе доктора Беддо за 7 минут вдохнул 16 кварт (18 литров) “веселящего газа”. Вот как он описывает ощущения, которые за этим последовали:

Газ совершенно меня отравил. Если от чистого кислорода мой пульс не учащался и никаких иных видимых эффектов не было, то этот газ заставил мой пульс подскочить на двадцать ударов в минуту, а сам я принялся плясать как сумасшедший по лаборатории, и с тех пор моя душа в беспокойстве.

Жена доктора Беддо была знакома — через свою сестру Мэри Эджуорт, модную писательницу, — со многими столпами словесности тех времен, такими как, например, Сэмюэль Тейлор Кольридж и Роберт Саути. Она и ввела Дэви в их круг. Дэви произвел на сочинителей столь сильное впечатление, что Кольридж даже изъявлял желание помогать ему в лаборатории. Джозеф Коттл, бристольский издатель, который печатал и самого Дэви, и его друзей-поэтов, в своих “Воспоминаниях о Кольридже в молодости” описывал воздействие закиси азота на нескольких литераторов и на юную участницу этих забав, которую он, не уточняя, просто называет “слабым полом”:

Мистер Саути, мистер Клэйфилд, мистер Тобин и другие подышали “новым воздухом” Один принялся танцевать, другой смеяться, тогда как третий в возбужденном состоянии довольно жестоко ударил мистера Дэви кулаком. Теперь все вознамерились увидеть… какое воздействие этот могучий газ способен оказать на слабый пол, и убедили бесстрашную юную леди вдохнуть из милого зеленого мешочка немного восхитительной закиси азота. После нескольких вдохов, ко всеобщему изумлению, девушка выскочила из комнаты и вообще из дому, затем, выбежав к Хоуп-сквер, перепрыгнула огромную собаку, которая встала у нее на пути; однако, поскольку ее преследовал один из проворнейших ее друзей, отменный бегун или просто временно помешанный, юную леди в конце концов перехватили и обезопасили, не позволив ей причинить себе вред.

Знаменитая карикатура Гилрэя, выполненная в 1802 году, иллюстрирует всеобщее изумление перед физиологическим действием закиси азота. На картинке изображен демонстрационный опыт, поставленный перед публикой из высшего света, среди собравшихся можно узнать Исаака Дизраэли и Бенджамина Томсона, графа Румфорда (чьи знаменитые эксперименты в пушечной мастерской установили связь между механической работой и теплом). Руководит демонстрацией доктор Томас Гарнетт, юный Гемфри Дэви подает газ сэру Джону Хиппсли — а тот с силой испускает собственные газы. Пройдет еще немного времени, и закись азота станет популярным обезболивающим, которое особенно пришлось по вкусу дантистам — те активно пользовались им целый век, а кое-где пользуются и до сих пор.

Рассказ Коттла о действии веселящего газа приводится, вместе с подробными пояснениями, в книге: Read John, Humour and Humanism in Chemistry (G.Bell, London, 1947), автор которой был профессором химии Абердинского университета.

Правда и миф об аспирине

Если посмотреть, какими лекарствами мы пользуемся чаще всего, то на первом месте с большим отрывом окажется аспирин. Новости о том, как к перечню его многообразных полезных свойств прибавилось еще какое-нибудь, появляются до сих пор. Название аспирина происходит от ивы: с древнейших времен известно, что в ее коре содержится средство, способное ослабить боль. Как гласит легенда, впервые об этом узнали благодаря тому, что медведи со сломанными или больными зубами обдирали и жевали ивовую кору. В XIX веке активное вещество коры отождествили с салициловой кислотой, однако вскоре выяснилось, что сама кислота (или ее соль, салицилат натрия) — препарат, который дешев и легко синтезируется — хотя и гасит эффективно боль, однако невыносимо горький и заодно вызывает расстройство желудка. Поэтому химики из немецкого фармацевтического концерна Bayerзадумали синтезировать ряд простых производных салициловой кислоты. Все рассказы об открытии аспирина — ацетилсалициловой кислоты — сходятся в том, что первым его изготовил молодой химик компании Байера по имени Феликс Хоффман. К работе его подталкивало то, что отец химика, страдавший ревматическим артритом, был почти парализован и мучился от постоянных болей. Хоффман приготовил чистое вещество, которое фазу же уменьшило страдания отца, а уже в 1898 году фармаколог Bayer Генрих Дре-зер вывел препарат на рынок.

На самом деле, как оказалось, все было иначе. Артур Эйхенгрюн, который пришел работать в Bayerв 1894 году, сразу же взялся за проблему салициловой кислоты. Он собирался изготовить эфир — соединение, где кислотная группа блокируется в результате реакции с каким-нибудь веществом, содержащим гидроксильную группу (то есть спиртом). Эфиры, вообще говоря, устойчивы к действию кислот и потому способны избежать разложения в желудке, однако в щелочной среде кишечника они разлагаются, и там высвобождается исходная кислота. Аспирин хорош тем, что чистая салициловая кислота больше не раздражает слизистую желудка, а образуется и начинает действовать только в кишечнике. Легенда об аспирине и Хоффмане, по всей видимости, возникла в 1934 году. Как с горечью вспоминал Эйхенгрюн в старости, в Зале славы Немецкого музея в Мюнхене в специальной химической секции были выставлены кристаллы аспирина, а рядом значилось “Аспирин, изобретенный Дрезером и Хоффманом” Экспозиция открылась в 1941 году, когда еврей Эйхенгрюн уже томился в концлагере Терезиенштадт.