Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.

Это соглашение, творцами которого были с английской стороны король Эдуард VII, а с французской — министр иностранных дел Делькассе, улаживало все спорные вопросы во всех частях земного шара, все недоразумения и старинные счеты, существовавшие где бы то ни было между Францией и Англией. Непосредственный выигрыш Франции был огромен: по основному пункту соглашения Франция отказывалась от каких бы то ни было притязаний на Египет, занятый англичанами, Англии же признавала право Франции на вмешательство во внутренние дела Марокко и обещала не препятствовать тем «реформам», которые Франция там захочет ввести. Франция при этом только обязывалась не препятствовать Англии пользоваться теми правами, которыми до сих пор пользовались англичане в Марокко, и не возводить военных укреплений на Гибралтарском проливе. Другими словами, Марокко отдавалось всецело во власть Франции. Французы приобретали огромную новую колониальную империю, англичане же не получали в сущности никаких новых территориальных или экономических выгод взамен, потому что отказ Франции от Египта не имел реального значения: ведь все равно французы, отброшенные в 1898 г. от Фашоды, смотрели на свои позиции и претензии в Египте как на дело, окончательно и бесповоротно потерянное. Можно сказать, что эта огромная неравномерность в полученных от соглашения выгодах, эта совсем необычная для Англии «великодушная» уступчивость и показалась крайне подозрительной. Другая сторона договора больше всего произвела впечатление в Германии. Там уже с 1903 г. знали о Марокко и Египте, ибо еще в марте 1903 г. германский посол Радолин получил сведения об этом от самого Делькассе, но не знали об остальных пунктах трактата, улаживавших все споры между Англией и Францией, не знали, например, что взамен отказа от некоторых привилегий по части рыбной ловли у берегов Ньюфаундленда Франция получила от Англии обширнейшие и выгоднейшие для нее новые территории в долине Сенегала (в Западной Африке), а кроме того, большие земли в Нигерии, которая уже раньше была поделена Францией и Англией. Эти большие уступки английской территории, о которых французы и мечтать никогда не могли, щедро округляли французские владения в Африке и делали из них одно грандиозное и компактное целое. Затем, одним из пунктов соглашения был раздел Сиама на сферы английского и французского влияния, опять-таки к полному удовольствию французской «колониальной партии». Наконец, англичане с самого 1894 г., когда был завоеван французами Мадагаскар, не перестававшие сначала настаивать на правах свободной торговли там, а затем, после введения французами стеснительного для иностранцев таможенного тарифа на острове, упорно и резко протестовавшие, объявили теперь, что они отказываются от своего протеста по поводу этого мадагаскарского тарифа.

Таковы были главные, решающие пункты соглашения 8 апреля 1904 г. Франция получала огромные выгоды и приобретения и получала их из рук своего векового, грозного врага, прославленного своей неуступчивостью, алчностью, непреклонным упорством в отстаивании своих выгод. Разом все недоразумения и споры улаживались к полнейшей выгоде Франции [35] ; все желания и даже отдаленные мечты французов исполнялись; Англия разом меняла свою враждебную и подозрительную политику относительно Франции на самую дружественную и предупредительную. Все это было так удивительно, что кое-кто из европейских дипломатов ждал каких-либо протестов со стороны английского парламента, но ничего подобного не случилось. Соглашение было принято английскими руководящими партиями совершенно безропотно.

35

Все попытки впоследствии изображать это соглашение как невыгодное для Франции никакого успеха но имели, и во французской историографии теперь ни малейших разногласий в сценке этого соглашения нет.

Тогда естественное беспокойство стало охватывать некоторые правящие круги Германии. Единственным объяснением всего этого происшествия могло быть одно: Англия пошла на все жертвы, очень для нее чувствительные, затем, чтобы сразу прекратить вражду с Францией и запастись союзником на случай борьбы с Германией. Эта догадка, конечно, была совершенно справедлива; она вскоре превратилась в полнейшую уверенность. Кроме этой самой серьезной и беспокойной стороны дела, раздражение в германских торговых, промышленных и колониальных сферах вызывалось еще мыслью о том, что огромная, близкая к Европе, очень обильная подземными богатствами, плодоносная во многих своих частях Марокканская империя переходит почти целиком в руки французов (только узкая полоса на севере Марокко по франко-испанскому особому соглашению переходила к Испании) и что, таким образом, от Германии ускользает возможность — притом последняя, так как таких стран уже больше на земном шаре не оставалось, — обзавестись хоть одной такой колонией, которую можно было бы сопоставить с богатыми владениями Франции и Англии. К тому ж у Германии уже были налицо большие торговые и отчасти промышленные интересы в Марокко, и этим интересам при водворении французского владычества грозила опасность.

4. Выступление германской дипломатии. Путешествие Вильгельма II в Танжер. Отставка Делькассе

Все эти соображения толкали германскую дипломатию на борьбу. За борьбу стоял директор министерства иностранных дел Фриц фон Гольштейн, вдохновлявший канцлера Бюлова; за борьбу стоял и Вильгельм, которого без труда можно было убедить, что хорошо было бы одним удачным ударом и оторвать Францию от Англии и воспрепятствовать французам укрепиться в Марокко. Но нужно было несколько выждать: шла русско-японская война, почему следовало дождаться более решительных поражений России, чтобы Франция оказалась вполне изолированной. В феврале 1905 г. русская армия потерпела тяжкий урон при Мукдене, а в марте Вильгельм II поехал на своей яхте в Танжер (в Марокко) и там на банкете германской колонии произнес речь (31 марта), в которой подчеркнул, что он считает Марокко независимой страной, а султана верховным и независимым ни от кого правителем. Эта демонстрация прямо намекала на дополнительный (неопубликованный, но ставший всем известным) договор Англии и Франции, по которому определенно предусматривалась возможность установления французского протектората в Марокко и уничтожения власти султана.

Впечатление от поездки и речи Вильгельма было огромное. Весь апрель и май 1905 г. прошли в напряженнейшем ожидании. Во Франции распространялась серьезная тревога. Воевать с Германией из-за Марокко было немыслимо. Во-первых, гнать войска на убой из-за нового колониального приобретения, о котором очень мало кто знал и думал (кроме заинтересованных финансистов), было невозможно: слишком вопиющим и безобразным преступлением показалось бы это даже и не одним социалистам, и можно было нарваться на революционный протест. Во-вторых, Россия была настолько занята войной с Японией, что не могло быть речи о помощи с ее стороны. В-третьих, несмотря на соглашение с Англией, вовсе не было уверенности, что Англия выступит немедленно и что ее помощь на суше может оказаться сколько-нибудь существенной; даже сам Делькассе, стоявший за отпор притязаниям Германии, сулил на заседании совета министров помощь всего в размере 100 тысяч англичан, которые будто бы должны в случае войны высадиться в Шлезвиге. Да и то все это пока было лишь разговором, ничуть не обязательным для английского правительства. Воевать же против Германии один на один Франция решительно была не в состоянии, да и ее подготовка с чисто технической стороны была в тот момент не очень удовлетворительна. А из Германии неслись угрозы за угрозами. 6 июня 1905 г. произошло решительное заседание совета министров в Париже, и Делькассе подал в отставку. Решено было уступить. Эта уступка заключалась в том, что французское правительство, во главе которого в тот момент стоял Рувье, согласилось, правда, не сразу, а только через 2 ¹/₂ недели, на непременное желание Германии, чтобы участь Марокко была решена конференцией европейских держав. За эти 2 ¹/₂ недели Рувье сделал предложение Германии покончить дело без всякой общей конференции, а полюбовным соглашением между Францией и Германией, причем французы уступили бы Германии часть Марокко. Это было выгоднейшим для Германии результатом, но Вильгельм на это не согласился. Долго и горько пришлось германским дипломатам каяться и признаваться в этой роковой ошибке: случая утвердиться в Марокко уже больше никогда не представлялось, и французское правительство уже никогда больше не повторяло своего предложения.

Трудно сказать, почему Вильгельм и стоявшие за ним Бюлов и барон фон Гольштейн полагали, что общая конференция держав окажется для Германии выгодной. Конференция собралась в середине января 1906 г. в испанском городке Алжезирасе. Она продолжалась несколько менее трех месяцев и привела к соглашению, которое хотя и не отдавало Марокко под французский протекторат, но предоставляло Франции и Испании право организовывать полицию в Марокко, а также (фактически) обеспечивало за Францией преимущественное влияние на марокканские финансы. Но за подданными всех держав обеспечивалась свобода экономической деятельности в Марокко. За Францией признавались также некоторые преимущественные права на территории Марокко, соседней с Алжиром (принадлежащим Франции).

На этой конференции Францию поддерживали: Англия, Россия, Италия, Испания; даже Австрия только голосованием и чисто формально поддерживала Германию. Конечно, Франция не получила того, на что могла рассчитывать на основании англо-французского соглашения 1904 г. Но и Германия добилась далеко не всего, чего хотела.

Умный и глубокий критик предвоенной германской дипломатии барон Эккардштейн, первый советник германского посольства в Лондоне, утверждает в своих воспоминаниях, что никаких определенных планов, мыслей, руководящих целей в германской политике относительно Марокко не было; что неизвестно, зачем Германия пошла в это осиное гнездо, почему она пропустила выгоднейшие возможности покончить дело с Францией соглашением, когда Рувье предложил это в июне 1905 г., зачем понадобилось созывать в Алжезирасе конференцию по мароккскому вопросу в 1906 г., когда наперед было ясно, что все державы, кроме Австрии, окажутся на стороне Франции.

Подводя итоги своим политическим усилиям и выступлениям, завершившимся Алжезирасской конференцией, Вильгельм II и его советники могли констатировать, что французы получили в будущем возможность подкапываться всячески под самостоятельность Марокко, пользуясь и соседством Алжира и особыми правами, признанными за ними в Алжезирасе, а немцы и впредь могут бороться лишь сомнительным и громоздким орудием — созывом международных конференций, причем на таких конференциях у них и впредь будет столь же мало поддержки, как было в Алжезирасе.

А главное — не было достигнуто ослабление Антанты, т. е. Франция не охладела к мысли о соглашении с Англией. Напротив, пережитая весной 1905 г. тревога заставила французские правящие сферы стремиться не только сохранить, но углубить и расширить новые узы, связавшие Францию с Англией. Россия была страшно ослаблена поражением в Маньчжурии, а затем революция 1905 г. временно отдалила ее от сколько-нибудь активной внешней политики. При этих условиях Англия представлялась французским правителям единственной опорой против Германии. С своей стороны английская дипломатия старалась искусно использовать это настроение, созданное во Франции длительной тревогой по поводу Марокко, и широко использовала мысль, неосторожно пущенную в германскую печать Гольштейном, — именно, что если Англия нападет на Германию, то все свои потери на море Германия возместит за счет Франции на суше. Значит, Франция все равно становилась как бы заложницей пред лицом Германии. Во Франции началась деятельная подготовка в армии (уже не прекращавшаяся вплоть до 1914 г., хотя еще и в 1914 г. далеко не завершенная). Вождь радикальной партии Клемансо выступил с агитацией в пользу превращения англо-французского соглашения в формальный союз и требовал от англичан быстрого создания большой сухопутной армии. В самой Англии все росло число приверженцев этого требования.

Итак, Антанта после этого первого удара не распалась, а как будто укрепилась. В германской националистической прессе, в органах крупных промышленников особенно говорили о необходимости решительного выступления с целью оторвать Францию от Англии.

Но еще раньше германская дипломатия решила попытаться оторвать от Франции Россию.

5. Свидание Вильгельма II с Николаем II в Бьорке. Бьоркский договор. Уничтожение Бьоркского договора

Мысль о необходимости дать Германии компенсацию за сближение Англии с Францией не оставляла Вильгельма, и на этой почве произошло то событие, которое возбудило в середине 1905 г. много шума и волнения в Европе, долгое время оставалось загадочным не только для широкой публики, но и для руководителей европейской политики, и разъяснилось лишь после русской революции, когда были опубликованы документы, относящиеся к вопросу [36] .

36

Ср. 1) Мою статью «Переписка Вильгельма II и Николая II» и английский текст телеграмм, которыми они обменивались в 1904–1907 гг. (в журнале Былое, 1917, № 1; перепечатана в моей книге «Запад и Россия», 1918, стр. 183–219);

2) «Переписка Вильгельма II с Николаем II». С предисловием М.Н.Покровского. М. — П.,1923;

3) Документы, касающиеся Бьоркского договора — в журнале «Красный архив», 1924, № 5, стр. 5—49 (весьма цепные свидетельства).

Дело рисуется в главных своих чертах так.

Воспользовавшись тяжкими поражениями, которые терпела Россия с самого начала войны с Японией, фактической изолированностью Николая II в этот момент, его раздражением против Франции, которая как раз в апреле 1904 г. вошла в дружбу с явным врагом России — Англией, Вильгельм решил попытаться разрушить франко-русский союз. Уже в конце октября 1904 г. Вильгельм писал Николаю II о «комбинации трех наиболее сильных континентальных держав», т. е. России, Франции и Германии. Идея была явно подсказана Фрицем фон Гольштейном, вдохновителем германской политики. «Я был очень удивлен, когда два дня тому назад стороной меня уведомили, что барон Гольштейн, первый советник министерства иностранных дел, желает меня видеть. Вы, конечно, припомните, дорогой граф, что эта важная особа, может быть, истинный вдохновитель политики берлинского кабинета, для официальных послов оставался невидимым…», — так сообщал 27 октября 1904 г. русский посол в Берлине Остен-Сакен министру иностранных дел Ламздорфу. Гольштейн высказал ту же мысль о союзе России, Франции и Германии. Речь шла о том, чтобы Россия и Германия заключили между собой союз, а потом разом предъявили бы Франции требование примкнуть к ним. Что Франция испугается и примкнет — Гольштейн, а за ним и канцлер князь Бюлов и особенно Вильгельм не сомневались. Но если даже Франция и не примкнет, франко-русский союз, острие которого направлено против Германии, будет во всяком случае сломлен безнадежно.