Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.
Шрифт:
За сербами стояла Россия, за Россией — вся Антанта, хотя ни Франция, ни Англия тогда, в 1912 г., воевать из-за балканского вопроса не собирались. Сербия, непосредственно граничащая с Австро-Венгрией, долгие десятилетия находилась под ее экономическим и политическим влиянием. И когда в 1903 г. офицерский заговор покончил с королем из династии Обреновичей Александром и его женой Драгой, и на престол, освободившийся после этого двойного убийства, вступил претендент из старой династии — Петр Карагеоргиевич, то вовсе не сразу изменилась ориентация Сербии. Только после создания Антанты и сближения Антанты с Россией, Россия в глазах сербов сделалась способной составить противовес Австрии на Балканах.
Следует заметить, что еще до официального присоединения России к Антанте, Антанта успела экономически укрепиться в Сербии. Дело началось с сербского займа на Парижской бирже в 1906 г., за которым последовал в 1909 г. и второй. С 1908 г. французские капиталы хлынули в разные горные предприятия, в разведение шелка-сырца, в организацию экспорта скота. Основался в Белграде франко-сербский банк (со сплошь французскими капиталами; сербских не было и в помине), с каждым годом французский капитал все более и более занимал командные высоты в сербской экономической жизни. С Австро-Венгрией
Таковыми явились Австрия и Германия. Болгария была издавна очень тесными финансовыми узами связана с Австрией и Германией; экономические связи (в широком смысле слова) тоже были у болгар более всего развиты именно с Австрией и Германией. От усиления Германии на Востоке, от Багдадской дороги, например, Болгария прямо и непосредственно выигрывала, так как она оказывалась одним из участков этого великого пути Берлин-Багдад. А главное — в полную противоположность сербам — у болгар не было никаких счетов и претензий к Австро-Венгрии, и вражда с ней была бы для них ни на чем не обоснованной, абсурдной фантазией, от которой они могли все потерять и ничего не выиграть. России они очень боялись и не только потому, что она покровительствовала сербам: постоянные замыслы России относительно Константинополя серьезно их беспокоили. Оказаться соседом России значило бы для Болгарии утратить всякую независимость. Были, конечно, в Болгарии и другие, более доверчиво относившиеся к России течения политической мысли, но начиная с середины 80-х годов XIX в. большинство было настроено относительно русских военных видов в высшей степени настороженно и недоверчиво. Тем не менее в России до последнего момента не теряли еще надежды привлечь Болгарию на свою сторону.
В 1912 г. в русской политике наблюдалась некоторая нерешительность. Одни — очень немногие — стояли за сохранение мира на Балканах, другие — за «разрешение» балканским государствам напасть на Турцию, третьи — за всяческое содействие этому нападению.
9 октября Черногория, а 17 октября (1912 г.) Сербия, Болгария и Греция объявили Турции войну. Оба враждебных лагеря европейских великих держав не скрывали, что они на эту войну смотрят как на событие, которое никак не должно изменить их стремлений на Балканах. В России круги, националистически настроенные и близкие к придворным сферам, снова вооружились старыми славянофильскими лозунгами, говорили о кресте на храме св. Софии в Константинополе и только боялись, как бы этот крест не водрузили болгары, войдя в столицу Турции. А в Австрии официозный орган австро-венгерского министерства иностранных дел, венская газета «Nene Freie Presse», тогда же, в октябре 1912 г., писала: «Австро-Венгрия должна завоевать Балканы с экономической точки зрения». Нечего и говорить, что тут разве лишь «для краткости» были пропущены слова: «и Германия». При такой категорической непримиримости воззрений нет ничего удивительного, что, не будучи пророками, очень многие публицисты и государственные деятели предсказывали тогда же, осенью 1912 г., что начинающееся кровопролитие является лишь как бы предисловием к катастрофе, несравненно более страшной, и это — независимо от результатов данного столкновения.
Уже с первых недель войны выяснилась полная невозможность для Турции отстоять Македонию. Победоносное продвижение сербской и болгарской армий, поддержанное греческой угрозой (и вторжением) с юга, подвело союзников к Чаталдже, где сопротивление турок оказалось более значительным, чем того ждали. Но это сопротивление могло только спасти Константинополь, Македония же была потеряна безвозвратно. Вожди младотурок (особенно члены комитета «Единения и прогресса» — Гуссейн-Джахит-бей, редактор газеты «Танин», Измаил-хаки, Талаат-бей — будущий Талаат-паша) частью бежали из Константинополя, частью скрылись в самом городе. В ноябре наступила развязка. Греки вошли в Салоники, сербы взяли Монастырь, болгары не прекращали упорных боев у Чаталджи и осадили Адрианополь. Великие европейские державы (обоих лагерей — и Тройственный союз, и Антанта) предложили обеим сторонам — Балканскому союзу и туркам — свое посредничество: великим державам казалось по разным причинам еще невыгодным вступить в дело и начать теперь же главную «пробу сил». Нужно сказать также, что их всех застал врасплох неожиданно быстрый успех балканских государств. Теперь уже давно выяснено, что Австрия и Германия, с одной стороны, Россия — с другой, ждали продолжительной войны и истощения обеих сторон. Быстрые и решительные успехи союзников обеспокоили как Австрию, видевшую усиление Сербии, так и Россию, встревожившуюся, как бы Болгария не сделалась первенствующей державой на Балканах.
В конце концов истощенные турки пошли на все почти, чего от них требовали победители. Правда, Энвер-бей, человек большой воли, решимости, храбрости и инициативы (и абсолютно не стеснявшийся в средствах честолюбец), несколько задержал ход переговоров: он насильственным переворотом низверг правительство Киамиль-паши. Ему помогли в этом и те члены комитета «Единение и прогресс», которые вскоре приободрились: когда было (3 декабря 1912 г.) заключено перемирие, они перестали скрываться и снова стали играть роль. Переворот этот (23–24 января 1913 г.) ознаменован был, между прочим, тем, что военный министр Назим-паша и несколько его адъютантов были перебиты Энвером и другими заговорщиками. Но это было последней отчаянной попыткой отсрочить неизбежное.
Перемирие кончилось, снова пошли бои около Чаталджи, в конце марта пал Адрианополь, и, наконец, мир был подписан 30 мая 1913 г. в Лондоне съехавшимися там представителями воюющих сторон. Болгария получила северную часть центральной Македонии, Фракию с побережьем Эгейского моря, Греция — Салоники и прилегающую к Салоникам Южную Македонию, Сербия — Юго-западную, Западную и часть Центральной Македонии. Черногория получила сравнительно небольшой прирезок: г. Скутари, который, попав после осады (при помощи разных финансовых и дипломатических махинаций) в руки черногорского короля Николая, был у него отнят по решительному требованию Австрии и передан наскоро созданной великими державами «независимой» Албании.В виде компенсации за огромные увеличения Болгарии граничащая с ней Румыния потребовала (и получила) г. Силистрию и часть болгарской территории, граничащей с Румынией. Болгария должна была на это согласиться, так как иначе Румыния грозила выступить против нее и испортить весь план кампании против турок.
Протест Австрии против присоединения Скутари к Черногории был так резок и решителен, что было ясно, что венский кабинет решится на все, лишь бы помешать этому завоеванию. Точно так же Австрия в течение всей весны 1913 г. вела дипломатическую кампанию против получения Сербией выхода к морю и тоже достигла цели. Чтобы загородить прочно Сербии выход к морю, была путем дипломатических соглашений между великими державами из приадриатической полосы, отнятой у турок, создана «независимая» Албания, которая расположена по берегу Адриатического моря и этим самым и в будущем должна была послужить барьером против Сербии. На албанский престол, будто бы по выбору и желанию населения, был посажен захудалый германский князь Генрих Вид, являвшийся, конечно, простым орудием Австрии и стоящей за ней Германии.
Так окончилась эта балканская война. Ей суждено было получить в истории название «первой балканской войны», потому что едва успели высохнуть чернила на перьях дипломатов, подписавших мир, как вспыхнула вторая балканская война: союзники не могли никак мирным путем разделить добычу.
4. Последствия балканских событий для: 1) Германии и Австрии, 2) Италии, 3) держав Антанты
Для Австрии и Германии слишком могущественные интересы как экономические, так и политико-стратегические связывались с балканским кризисом, чтобы они могли отказаться от мысли поправить свое положение, скомпрометированное войной балканских государств против Турции. Две центральные задачи были перед Австрией и Германией:
1) не позволить слишком усилиться Сербии и прежде всего не дать ей выхода к морю и не дать усилиться Черногории, тесно связанной с Сербией. Эта задача была для Австрии и Германии частично разрешена созданием независимой Албании и отказом отдать Черногории г. Скутари.
2) Вторая задача, логически связанная с первой, заключалась в том, чтобы по возможности усилить за счет Сербии Болгарию, главный форпост австро-германского экономического и политического внедрения в Турецкую империю и одно из главных звеньев великого пути Берлин — Багдад. Создание сильной Болгарии не только ослабляло главного врага Австрии — Сербию, по и прикрывало Константинополь с суши от всяких покушений с русской стороны, так как делало невозможным повторение русского похода 1877–1878 гг. Наконец, уже в настоящем Болгария являлась страной, теснейше связанной с Германией и Австрией и в чисто экономическом отношении. Поэтому, когда уже в мае и в июне 1913 г., тотчас после мира с турками, стали обнаруживаться жесточайшие разногласия между Сербией и Болгарией относительно дележа Македонии, отвоеванной у турок, в Австрии и Германии следили с живейшим интересом за развитием конфликта, и вся поддержка оказывалась именно Болгарии.
Что же касается Антанты, то здесь, строго говоря, единства воззрений не было. Уже весной 1913 г. между Францией и Россией не было полного согласия относительно Турции, хотя это несогласие наружно пока выражалось больше в прессе, чем в правительственных актах. Французы боялись разрушения Турции; из всех иностранных капиталов, вложенных в Турцию, больше 63 % принадлежало французам. Выиграть от раздела Турции французы тоже никак не могли, по причинам и географическим и политическим. Поэтому во Франции были очень недовольны губительными ошибками младотурецкого правительства, приблизившими войну. Теперь, когда началась ссора из-за дележа добычи, французы решительно не желали вмешиваться в дело. Уже весной 1913 г., когда решался вопрос о Скутари, они определенно повели кампанию против черногорских притязаний. Что касается Англии, то она была заинтересована в балканских делах на этот раз больше всего с точки зрения усиления или ослабления германского влияния, но выступать вооруженно не собиралась и тоже заняла выжидательную позицию. В России Коковцов определенно был против военного выступления России; парижский посол Извольский (наиболее опасная пружина русской дипломатии в то время) видел, что Франция и Англия поддержки оказать не желают, и тоже примолк. Министр иностранных дел Сазонов теперь особенно, когда ему удавалось избавиться от давления со стороны Извольского, был еще пока за сохранение европейского мира. Поэтому, когда Австрия весной 1913 г. произнесла свое решительное вето относительно Скутари, то Антанта отступилась без спора и даже как бы с некоторой готовностью. По той же причине и теперь не было и не могло быть сделано шагов, чтобы удержать Болгарию от нападения на Сербию, хотя Антанта и очень не хотела дальнейшего усиления Болгарии, и без того необычайно расширившейся после победы над Турцией.
Но дела приняли такой оборот, которого положительно никто по ожидал: ни Болгария, ни Австрия и Германия, ни Антанта. Выступил новый фактор, решивший дело: как только Болгария 30 июня 1913 г. внезапно напала на Сербию, Румыния выступила против Болгарии, и (в этом-то и была главная неожиданность) очутившаяся между двух огней Болгария потерпела быстро и окончательно полное поражение. Румыния занимала в это время двойственное положение. Долгие годы она была хоть и не официально, но довольно тесно связана с Австро-Венгрией и Германией. Связь была не только экономическая (как и у Болгарии с теми же империями), но и политическая: поддержка Австрии и Германии была нужна как некоторая охрана от России, с которой граничит Румыния. Но, с другой стороны, расшириться Румыния могла только либо за счет той же Австро-Венгрии (где — в Трансильвании — был сильно представлен румынский элемент), либо за счет граничащей с ней на юге Болгарии. О Бессарабии, некогда присоединенной к России, в Румынии уже мало кто мечтал в те времена. Но и о Трансильвании мечтать не очень было возможно; оставалась Болгария.