Эй ты, бастард! Том III
Шрифт:
— Потому что я не обнаружил эти маячки и не уничтожил их сразу?
— Вот-вот, Кальмаров! Тогда их кислые мины были бы ещё забавнее, — он хохотнул. — Лорда Спайдера передашь Леопардичу. С воздушными рыцарями поступил правильно. Только зря использовал маскировку под английский корабль. Только усложнил работу для наших дипломатов.
— А война?
— Какая война? С англичанами что ли? — засмеялся он. — Они со своего острова и носу не высунут. Кишка тонка. Разве что гадить будут ещё больше. Но нас этим не проймёшь. Пусть кусают локти и выбирают что
— Я всё понял, Ваше Величество.
Он хмыкнул и положил трубку.
А Антон Леопардич стоял прямо у моего уха, пытаясь подслушать, что сказал Император.
— Что там?! Что там, Кальмаров?! Война?!
— Выдыхайте, Антон, — я положил мобилет на стол. — Никакой войны, только агрессивные переговоры в самом крайнем случае, — я усмехнулся. — А вы, скорее всего, получите награду и повышение за операцию, которая обошлась англичанам так дорого.
— О чём ты?! Я не понимаю! — он был не на шутку встревожен.
— Император доволен почти всем.
Через час я был в лаборатории Кацураги. Наконец-то принял его отчёты и, заодно, пришёл чтобы подробно изучить «антипроклятье» Лизы
— Господин Кальмаров. Мы выявили принципы, по которым Лиза преодолевает силу проклятья, — с серьёзным видом сказал Кацураги, когда мы шли вглубь лаборатории. — Это заключается в самой сути проклятья. На самом деле оно меняет не просто энергетику макров, а их глубинную структуру. Её можно отдалённо сравнить с человеческим ДНК.
— У макров есть аналог ДНК? — я вопросительно поднял бровь.
— Очень отдалённый и очень относительный. И когда он меняется, полностью меняется и энергия макра, она буквально начинает работать по другому. Но это не всё, — он помрачнел. — Самой силы в проклятом макре становится больше. Потому что в него буквально вплетается жизненная сила… скорее всего — людей.
Я вздохнул.
Потому что ещё с момента разгрома «Кованого» знал, что проклинают макры с помощью человеческих жертвоприношений.
Поэтому не удивился.
Кацураги продолжал:
— Поэтому проклятые макры и восстанавливаются. Вложенная в них жизненная сила входит в симбиоз со структурами макра, из-за чего получается мнократное увеличение потенциальной энергии. Но это не всё. Когда через макр заражаются люди, то они все становятся с ним единой общей системой.
Да, это тоже было известно. Но я не прерывал.
— И эта общая система тем сильнее, чем больше в ней проклятых людей! Когда кто-то из них получает ранения, через эту же систему запускается команда экстренной регенерации. А сила, которая её обеспечивает — это жизненная энергия, изначально вложенная в макр и сила всех проклятых в системе!
— Значит, проклятых лечат за счёт людей, которых принесли в жертву?
— Именно так, — с печалью сказал Кацураги. — Поэтому я не могу сказать, что методы лечения через проклятье — это этически верно. Мы можем лечить людей так, возвращать им конечности и избавлять от болезней, за которые обычные целители дерут
втридорога. Но как только я понимаю, за счёт чего это всё происходит…У Кацураги затряслись руки. Сзади к нему подошла Лиза, чуть приобняла и шепнула ему на ухо несколько утешительных слов.
Ей было неуютно, когда я это видел. Так что я отвернулся, сделав вид что нахожусь в глубокой задумчивости.
Пусть Кацураги был опытным целителем, который не один раз смотрел в лицо смерти. Но сама мысль использовать порочное проклятье, пусть и в благих целях, подбивала его внутреннюю опору.
Да и мне, честно сказать, было глубоко не по себе…
Имели ли мы право использовать жизни принесённых в жертву людей?
Цели наши правильные. Помогать людям, которые не могут нанять себе дорогостоящее лечение.
Но… менее тошно от этого не становилось.
Ведь если бы кто-то другой получил и технологию создания проклятья, и технологию лечения через него, то вполне мог поставить на поток создание проклятых макров. Не взирая на те жертвы, которые придётся принести.
При всём этом, если просто уничтожить все имеющиеся у нас проклятые макры, то будет ли в этом хоть малейший смысл? Люди гибли. Но хотели бы они, чтобы остатки их жизненных сил были просто уничтожены, так и не принеся никакой пользы? Словно мусор…
— В любом случае, решение за вами, господин Кальмаров, — взял себя в руки Кацураги. — Я пойду за вами, что бы вы не решили. Даже если это будет использование проклятья во благо или отказ от спасения людей, чтобы сохранить мораль.
— Мораль… — я растянул это слово на языке. — Думает ли о морали мать, чей ребёнок родился с неизлечимой болезнью? — я смотрел в сторону, рассуждая вслух. — Или она бы согласилась использовать дешёвую, пусть и злую силу, чтобы спасти своего ребёнка?
— Второе, — без заминки сказал Кацураги. — Она бы даже не сомневалась, потому что на кону её величайшая ценность.
— А мальчик, чей отец не может жить полноценной жизнью и обеспечивать свою семью, потому что у него нет конечности и сильные травмы ног? — мне вспомнился Петька. Я повернулся к Кацураги. На его лице читалось смятение. — Хотел бы он вылечить его, даже зная, что эту жизненную силу потеряли вместе с жизнями другие люди?
— Хотел бы, — поник Кацураги.
— Наконец, сами пожертвованные… что бы они предпочли? Чтобы их сила спасла нуждающихся, кому не повезло в жизни или чтобы они погибли, став обычной жертвой безумного нелюдя?
Кацураги покачал головой.
— Не знаю… но кто-то из них бы точно выбрал первый вариант.
— Я тоже так считаю, — я вздохнул. — Пусть сама ситуация нравится мне ничуть не больше, чем тебе. Но мы должны помочь тем, кто в этом нуждается, чтобы люди погибли не зря. А когда проклятые макры иссякнут, мы раз и навсегда закроем эту историю.
Я пристально посмотрел на Кацураги и добавил:
— Но для этого нужно будет соблюсти главное условие: никто не должен узнать, как мы будем лечить людей и как создавать проклятые макры.