Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная
Шрифт:
Хроника спасений на воде продолжается событиями следующего года. Тогда Эйнштейны начали снимать на лето дом в Олд-Лай-ме, штат Коннектикут, городке, тоже стоящем на берегу пролива Лонг-Айленд. Одна из таких историй даже попала в The New York Times. Заголовок гласил: “Отлив и песчаная отмель вместе поймали Эйнштейна в ловушку”. Спасших его мальчишек пригласили в дом и угостили малиновым соком34.
Эльзе нравился дом в Олд-Лайме, хотя и она, и вся семья считали его слишком внушительным. При доме был участок в двадцать акров с теннисными кортами и плавательным бассейном. Столовая была такой большой, что вначале они боялись ею пользоваться. “Здесь все так роскошно, что первые десять дней (я тебе клянусь) мы ели в буфетной, – написала Эльза подруге. – Столовая казалась нам уж очень торжественной”35.
Когда
Человеком Эйнштейн был вежливым, да и некоторый налет тщеславия ему был не чужд. Из-за этого ему было трудно отказать художнику или фотографу, который просил ему позировать. Однажды на выходные, в апреле 1935 года, когда Эйнштейн гостил у Уоттерса, он в один день позировал сразу двум художникам. Первый сеанс был с женой рабби Стивена Вайса, художественного таланта за которой замечено не было. Зачем он это делает? “Потому что она приятная женщина”, – ответил Эйнштейн.
Позднее в тот же день Уоттерс заехал за Эйнштейном, чтобы отвезти его в Гринич-Виллидж, где был назначен сеанс у русского скульптора Сергея Коненкова. Этот представитель социалистического реализма тогда работал над бюстом Эйнштейна. Сделанная им замечательная скульптура теперь установлена в Институте перспективных исследований. С Коненковым Эйнштейна познакомила Марго, которая тоже была скульптором. Вскоре все они подружились с его женой, Маргаритой Коненковой. Она, что осталось неизвестным Эйнштейну, была советской шпионкой. После смерти Эльзы у Эйнштейна был с ней роман. Как мы увидим, его конец был как никогда раньше тяжел для Эйнштейна36.
Эйнштейну, решившему остаться в Соединенных Штатах, пора было подумать о гражданстве. Во время визита в Белый дом президент Рузвельт сказал, что один из сенаторов предложил издать по поводу него специальный указ, но Эйнштейн решил следовать обычной процедуре. Это значило, что им всем, ему, Эльзе, Марго и Хелен Дукас, необходимо было покинуть страну, а затем въехать обратно, но уже в качестве не гостей, а людей, претендующих на гражданство.
Итак, чтобы выполнить эти формальности, в мае 1935 года они на пароходе Queen Mary отправились на Бермуды, где намеривались провести несколько дней. Губернатор встретил их в Гамильтоне и посоветовал два самых лучших отеля на острове. Эйнштейн нашел их слишком консервативными и претенциозными. Гуляя по городу, он увидел скромный пансион, где они и остановились.
Эйнштейн отклонил официальные приглашения бермудских чиновников и вместо этого проводил время с встреченным в ресторане немецким поваром, который пригласил его поплавать на своей маленькой лодке. Их не было семь часов, и Эльза стала волноваться, не нацистские ли агенты похитили ее мужа. Но затем она обнаружила его в доме повара, где он был намерен насладиться настоящим немецким ужином37.
Тем летом на продажу был выставлен дом, находившийся за квартал от того, который снимали они. Это скромное белое дощатое строение с небольшим двориком перед ним стояло на одной из милых, обсаженных деревьями улиц города. Дому по адресу Мерсер-стрит, 112 было предопределено стать знаменитой на весь мир достопримечательностью не из-за своего великолепия, а потому, что он очень подходил к образу жившего в нем человека. Как и человек, которого принял этот старый дом, он был непритязателен, мил и обаятелен. Он стоял прямо на центральной улице, был хорошо виден и лишь слегка прятался за верандой.
Тяжелая немецкая мебель Эльзы, которую, несмотря на все скитания, им все же удалось привезти с собой, была несколько громоздка для скромной гостиной. Хелен Дукас конфисковала под рабочую комнату небольшую библиотеку на первом этаже, где она разбирала корреспонденцию Эйнштейна и контролировала единственный имевшийся в доме телефон (номер Princeton 1606 в справочниках не указывался).
Эльза позаботилась об устройстве кабинета Эйнштейна на втором этаже. Часть задней стены дома они заменили венецианским окном, из
которого открывался вид на протяженный, сильно заросший сад. Книжные полки с двух сторон окна доходили до потолка. В середине располагался большой деревянный стол, на котором громоздились бумаги, трубки и карандаши. Если сесть в удобное кресло у стола, виден сад на заднем дворе. Здесь Эйнштейн с блокнотом на коленях сидел часами и что-то писал неразборчивым почерком.Как было издавна заведено, на стенах кабинета висели портреты Фарадея и Максвелла. Конечно, был еще портрет Ньютона, но через какое-то время он упал с крючка. Был еще портрет Махатмы Ганди. Теперь, когда Эйнштейн в равной степени был увлечен политикой и наукой, Ганди стал его новым героем. Единственной наградой, выставленной хозяином ради шутки, был взятый в рамку сертификат, который удостоверял, что Эйнштейн является членом Бернского научного общества.
Кроме женского “зоопарка” в состав семьи годами входили и другие домашние любимцы. Был попугай по имени Бибо, постоянно требующий внимания ветеринара, была кошка, которую звали Тигр, и белый терьер Чико, доставшийся им от семейства Бакки. С Чико иногда возникали неприятности. “Собака очень сообразительна, – объяснял Эйнштейн. – Ей не нравится, что я получаю так много писем. Поэтому она и пытается укусить почтальона”38.
“Профессор машину не водит, – часто говорила Эльза. – Это для него слишком сложно”. Зато он любил ходить пешком, или, точнее, каждое утро медленно брести по Мерсер-стрит к себе в институт. Люди часто оборачивались ему вслед, но вскоре вид этого идущего человека, полностью погруженного в свои мысли, стал одной из широко известных достопримечательностей города.
Когда в середине дня Эйнштейн отправлялся обратно домой, к нему часто присоединялись три-четыре профессора или студента. Обычно Эйнштейн шел спокойно и невозмутимо, как будто о чем-то задумавшись, а они пританцовывали вокруг него, размахивали руками, пытаясь что-то объяснить. Когда все добирались до цели, его спутники разбредались, а Эйнштейн просто останавливался в задумчивости. Иногда он машинально шел обратно, в сторону института. Тогда Дукас, всегда наблюдавшая за ним из окна, выходила, брала его за руку и вела к столу, где его ожидал ланч, на который он предпочитал макароны. Затем, соснув, Эйнштейн диктовал ответы на письма, а затем отправлялся к себе в кабинет, чтобы еще час или два подумать о возможности нащупать подход к единой теории поля39.
Иногда он отправлялся побродить в одиночку, что было достаточно рискованно. Однажды кто-то позвонил в институт и попросил соединить с одним из деканов. Когда секретарь сказал, что сейчас это сделать невозможно, звонивший нерешительно попросил сказать домашний адрес Эйнштейна. Ему сообщили, что эти сведения не разглашаются. Звонивший перешел на шепот. “Пожалуйста, не говорите никому, – сказал он, – но я и есть доктор Эйнштейн. Я иду домой, но где мой дом, я забыл”40. Подробности этого инцидента рассказал сын декана, но, как и многие рассказы о рассеянности Эйнштейна, это могло быть преувеличением. Образ погруженного в свои мысли профессора так точно и очевидно подходил ему, что он всячески стремился его поддерживать. На публике Эйнштейн с удовольствием играл роль чудака, а соседи с удовольствием об этом рассказывали. И, как во всякой взятой им на себя роли, зерно истины в этом было.
Например, один раз на званом ужине в его честь Эйнштейн настолько забылся, что вытащил блокнот и занялся расчетами. Когда было объявлено его выступление, толпа встала, приветствуя его аплодисментами, но Эйнштейн все еще был погружен в свои мысли. Дукас подсказала, что надо встать. Он так и сделал, но, увидев стоящих и рукоплещущих людей, решил, что они собрались ради кого-то другого, и с воодушевлением присоединился к ним. Дукас опять пришлось вмешаться и растолковать, что это овации в его честь41.
Кроме рассказов о витающем в облаках Эйнштейне общим местом были истории о том, как Эйнштейн помогает детям, обычно маленьким девочкам, выполнять домашние задания. Самым знаменитым считается рассказ о восьмилетней соседке Эйнштейна по Мерсер-стрит Аделаиде Делонг. Как-то она позвонила к нему в дверь и попросила решить задачу по математике. Намереваясь задобрить Эйнштейна, в руках она держала тарелку с домашней сливочной помадкой. “Заходи, – сказал Эйнштейн. – Уверен, мы ее решим”. Он объяснил девочке, почему задача у нее не получалась, но заставил саму решить ее. В обмен на помадку Аделаиде вручили печенье.