Эйсид Хаус

И по-прежнему единственное, насчет чего соглашались как Орнштейн, так и МакГлоун: спор, бывший их хлебом с маслом, всегда переходил с профессионального на личное. Они перепробовали всевозможные способы нарушить эту привычку, но ничего не могло помешать этому питающему их энергией предмету всплывать вновь. В паре случаев, друзья, выведенные из себя и пьяные, едва не набили друг другу морду.

— Я хотел бы, чтобы мы смогли найти какой-нибудь способ оставить все это журналам и конференциям и убрать из наших личных посиделок, — задумчиво проговорил Лу.

— Да, но как? Мы все испробовали. Я пытался использовать твои аргументы, ты пытался использовать мои; мы соглашались не говорить ничего, но это неизбежно всплывало, как подводная лодка. Что мы еще можем сделать?

— Я думаю, что знаю способ выбраться из этого тупика, Гас, — бросил смущенный взгляд Лу.

— Что ты предлагаешь?

— Независимый арбитраж.

— Брось ты, Лу. Ни один философ, ни один член нашего круга не сможет удовлетворить нас своей независимостью сознания. Они сформируют прежнюю точку зрения на этот предмет.

— Я не предлагаю наш круг. Я предлагаю найти кого-то на улице, или еще лучше, в пабе. Мы изложим наши утверждения, а затем позволим им решать, чьи доводы были убедительнее.

— Нелепо!

— Подожди, Гас, выслушай меня. Я не предлагаю за одну минуту изложить наши академические точки зрения, взяв за основу один информированный источник. Это будет смехотворно.

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю отделить профессиональное от личного. Давай передвинем спор от нашего социального контекста, позволив другой стороне судить об относительных достоинствах наших утверждений с этой социальной, пабовой точки зрения. Это ничего не докажет академически, но, по крайней мере, позволит нам увидеть, чей довод наиболее удобоварим для среднего человека с улицы.

— Ммммм.... Я полагаю, таким образом мы можем принять, что наши различные доводы имеют силу и слабость для обычного человека...

— Точно. То, что мы делаем, так это просто представим эти идеи реальному миру, где они не обсуждаются, миру нашего пьянства. И мы согласимся придать идеям победителя суверенитет в контексте паба.

— Это чушь, Лу, но это интересная чушь и хорошее развлечение. Я принимаю твой вызов не потому, что это подтвердит что-либо, но потому, что это заставит неудачника заткнуться о научном логически обоснованном споре.

Они решительно пожали друг другу руки. Орнштейн повел МакГлоуна в подземку на станцию Хиллхед.

— Здесь слишком много студентов и интеллигенции, Гас. Последнее, что я захочу сделать, так это оказаться втянутым в дискуссию с каким-то писклявым мудаком-выпускником. Нам нужна лучшая лаборатория для этого маленького эксперимента.

Гас МакГлоун почувствовал определенную неловкость, когда они вышли в Говэне. Невзирая на тип рубахи-парня Глазго, который он культивировал, Гас был на самом деле выходцем из Ньютон Мирнс, и вел довольно кабинетную жизнь. Дурачить впечатлительных буржуа, заполонявших в университете комнаты преподавательского состава, и представлять себя там подлинным товаром было просто. Но в таких местах, как Говэн, это было уже совсем другое дело.

Лу стремительно шагал вниз по улице. Ощущение этого места, смеси традиционного и нового, и огромные пустыри напоминали ему о еврейско-ирландских кварталах, в которых он вырос на Северной Стороне Чикаго. Гас МакГлоун неторопливо шел сзади, пытаясь придать своему виду небрежность, которой он не чувствовал. Орнштейн остановил на улице пожилую женщину.

— Извините, мэм, не могли бы вы нам сказать, где ближайший паб?

Невысокая женщина опустила свою хозяйственную сумку, повернулась и указала через дорогу.

— Ты почти пришел, сынок.

— Бречин Бар! Отлично, — возликовал Лу.

— Это Брикинс Бар, а не Бретчинс, — поправил Гас Лу.

— Как в Бречин Сити, правильно? Бречин Сити два, Форфар один, да?

— Да.

— Так что парни, которые пьют здесь, должны болеть за Бречин Сити.

— Я так не думаю, — сказал Гас, когда двое мужчин в голубых шарфах вышли из бара.

Сегодня была большая игра на Айброксе; Рейнджерс против Селтика. Даже МакГлоун, мало интересовавшийся футболом, знал это.

Они вошли внутрь. В забитом, как муравейник, обособленном баре было шумно, какие-то группы мужчин смотрели телевизор, другие играли в домино. В этом месте было только две женщины. Одна из них барменша неопределенного среднего возраста, другая слюнявая старая алкоголичка. Группа молодежи в голубых шарфах пела песню о чем-то, что носили их отцы, и Лу не мог четко ее разобрать.

— Это что, Шотландская футбольная песня? — спросил он Гаса.

— Что-то вроде этого, — неловко отозвался Гас, беря две пинты. Они присели рядом с двумя стариками, игравшими в домино.

— Все в порядке, мальчики? — улыбнулся один из стариков.

— Да, конечно, приятель, — кивнул Орнштейн.

— Вы не местные, — засмеялся старик, и они завязали разговор.

Один из старых доминошников оказался особенно разговорчивым, и, казалось, имел точку зрения абсолютно на все. Два философа лукаво кивнули друг другу: это был их человек. Они начали выдавать соответствующие аргументы.

Два старика выслушали их точки зрения.

— Похоже, мальчик здесь говорит, — начал один, — что в этом мире больше, чем мы о нем знаем.

— Это только названия, — сказал другой. — Магия, наука, какая на хрен разница? Это только названия, которые мы им даем!

Спор начался, и становился все более страстным по мере потребления выпивки. Два философа почувствовали легкое опьянение, и стали очень антагонистичны по отношению друг к другу. Она едва ли осознавали, что их спор привлек несколько зрителей, молодых парней, разодетых в голубое, красное и белое, и окруживших их стол.

В атмосфере нагнеталось напряжение, молодые люди постепенно напивались и становились более агрессивными в виду наступления футбольного матча. Один жирный юнец в голубой футбольной майке вмешался в дискуссию. Он привнес отчетливое ощущение угрозы, начавшей нервировать философов.

— Видите вы, мудаки? Вы завалили сюда со всем вашим дерьмом, и обращаетесь с приятелем моего отца, старым Томми, как с ебаной обезьяной.

— Мальчики в порядке, мальчики в порядке, — говорил старый Томми, но повторял это самому себе, в тихой пьяной мантре.

— Это не так, — проговорил с дрожью в голосе МакГлоун.

— Ты! Заткнись! — прорычал толстый юнец. — Вы заваливаете сюда с вашим глупым никчемным спором, и до сих пор не можете прийти к согласию. Есть только один способ разрешить этот спор: вы двое выходите наружу махаться.