Эйсид Хаус
Шрифт:
При этом присутствовал Акула.
— Депрессия, черт побери! Да он вел себя так, будто спятил, будто совсем лишился своих чертовых мозгов!
— Достаточно, мистер Рутерфорд! — рявкнул Гарланд. — Пусть Брайан говорит сам за себя.
— Это произошло потому, что я принял антидепрессанты. Иногда я перебарщиваю, забываю, что уже принял таблетки, и принимаю двойную дозу, понимаете?
Гарланд задумался.
— Как может молодой человек, у которого есть все, чтобы уверенно смотреть в будущее, испытывать какую-то там депрессию?
Как разумеется. Работая на временной работе в парке. Зависая в сером унылом квартале со своим отцом, собирающимся распять любого живущего там психа в своем анти-наркотическом крестовом походе. Не видя свою мать с тех пор, как тебе исполнилось восемь лет. Брошенный своей подружкой... У тебя в руках целый огромный мир... эй, все вы, присоединяйтесь...
— Это
Гарланд сочувственно покачал головой.
— Ты не упомянул об этом состоянии на собеседовании.
— Я понимаю, прошу прощения за это. Я просто полагал, что это может вызвать предубеждение при найме на работу в Департамент по Делам Отдыха Окружного Муниципалитета, Отдел Управления Парками.
Нижняя челюсть Акулы дернулась. Мальчик из профсоюза с серьезным видом кивнул. Чувак из отдела кадров оставался безразличным. Гарланд глубоко вздохнул.
— Ты дал нам пищу для размышлений, Брайан. Бросить работу, тем не менее, это серьезное нарушение дисциплины. Не будешь ли так любезен оставить нас на несколько минут.
Я вышел в коридор. Я постоял там немного, пока Гарланд не вызвал меня снова.
— Мы собираемся временно отстранить тебя на оставшуюся часть недели, с удержанием зарплаты до вынесения решения.
— Спасибо вам за все, — сказал я. Сказал именно то, что думал.
Тем вечером я отправился бухать с моим приятелем по кличке КУРС. Я проверил мой банковский счет. Как бы ни закончилось дело с дисциплинарным взысканием, я сваливал в Лондон.
Я вернулся к моему старику, таща на себе переносной телевизор, который я держал в парке. Дерек лежал в отрубе на моей постели. Какого черта он там делает?
Когда я подошел, чтобы растрясти его, то увидел, что он стоит в дверях. Либо здесь два Дерека или в моей постели был не он. Оба предположения казались в равной степени вероятными, учитывая мое нынешнее состояние сознания.
— Что это? — спросил я Дерека у двери, указывая на возможного Дерека в постели.
— Это Ронни. Он искал тебя. На самом деле он удолбан в хлам. Я затащил его сюда, чтобы отец его не увидел. Ты же знаешь, как он относится к наркотикам и всему такому.
— Хорошо, спасибо. Этот бесполезный мудак Ронни. Я дам ублюдку выспаться.
Ронни лежал в отрубе много часов. Я не мог растормошить его. Когда я собрался залезть в постель, то свалил его на пол и набросил сверху одеяло.
На следующее утро я собирал вещи для поездки в Лондон. Ронни очухался, когда я уже закончил.
— Тяжелый день выдался вчера, Рон? — спросил я.
— Хуевый, — ответил он, указывая на свою голову.
Мыслями я был уже в Лондоне.
5
НА СКОРОСТИ ПОД СКОРОСТЬЮ
Меня все еще держит со вчерашнего вечера; или вчерашний вечер все еще продолжается, не знаю что там натикало, да и кого это колышет, потому что Симми поставил шары в треугольник и заказал один Гиннес и одну пинту биттера, а старый Гарри сказал: «Чертов пьяный шотландец опять нажрался». Тут Симми крепко обнял сварливого старого козла, затем поднял его и прислонил к стойке, а Ви сказала мне, что я прошлым вечером был в неадекватном состоянии, и белыми дряблыми руками схватилась за свое мрачное, злобное одутловатое лицо. Мне было крайне неприятно автоматическое, самонадеянное, плутовское заключение Симми, что я хочу играть с ним в долбанный пул, как будто это просто часть естественного порядка вещей...
Ах ты, мудачье.
Черт... Я подумал, что из моего желудка все сейчас попросится обратно; это карри. Я не знал, либо плевать, либо глотать или жевать, и тут Симми разбил выставленные шары... Он глядел на мое красное, потное, дергающееся лицо, и объяснял свою концепцию...
— Движущая сила. Движущая сила, здоровяк, вот в чем все дело. ДВИ-ЖУ-ЩА-Я СИ-ЛА. Мы должны управлять этой волной, следовать приливу и использовать его весь без остатка, насколько он может нести нас. Движущая сила. Когда она работает на тебя, ты просто не можешь ее игнорировать.
Симми обычно базарил на нашей квартире с Клиффом. Клифф читал The Independent. Они черпали свой словарный запас из прессы, обычно цепляя его на спортивных страницах.
Я направил удар в боковую лузу по левую руку. Отличная попытка. Толстый конец кия Симми в знак признания застучал по линолеуму.
— Отлично сыграно, дружище, — воскликнул он.
— Движущая сила, ебать копать, это все спид, который мы вдыхаем, вмазываем и кидаем на кишку теперь уже сутки напролет, и понимаешь, когда я покончу с этим, наконец образумлюсь, то скажу: «Хватит,
долбоебы, мы отрываемся уже целые дни, нет, делаем это чертовыми неделями, нет месяцами, долбанными месяцами».Симми на это ответил так:
— Скажу тебе, тем не менее, дружище, что ты и я на следующей неделе пизданем на запад города. Прямо на этом 207 автобусе вниз по Аксбридж Роуд. Не слезаем на Илинг Броудвэй и не зависаем в Буше. Прямо на запад. Клубы и женщины. Никаких компромиссов. Никаких уступок.
Он начал насвистывать «Derry»s Walls".
Чувак расстроил мою концентрацию и я лажанул с легким шаром в центральную лузу. Слишком озабоченный, чтобы правильно направить желтый.
А ведь именно этот мудак всегда херит поездку на запад, именно он заставляет нас зависать в Илинге или Буше, пока у нас не снесет крышу. Для него это все в порядке вещей. Он — толстый, уродливый, тупой, самонадеянный, хитрожопый ханжа-неудачник, немецкий ублюдок с маленьким, никуда не годным членом, и оранжевым лицом, обезображенным оспой, с рубцом от шрама, кровоточащими нарывами, и у него на голове эти жесткие, курчавые волосы, типичные для бошей, и они выглядят так, будто пересажены с чьего-то лобка, и у него еще огромная задница, выделяющая в горизонтальном положении фекальные массы. И все это вместе делает его шансы зацепить женщину, не выглядящую так, словно она может есть помидоры сквозь теннисную ракетку, просто невероятными. Как же он омерзителен! И проблема, что этот урод мешает мне склеить кого-то стоящего, а квартира у него такая же засранная, как и он сам, с обертками из-под рыбы и чипсов, и потрескавшимися картонными коробкам, грязными тарелками, разбросанными повсюду, а что до его комнаты, ну, тебе придется заставить убрать его чертову кровать только сборщиков квартирной платы. Потом там еще этот мудак Клифф, и его чертовы носки, валяющиеся в прихожей, а не в его комнате, и провонявшие всю квартиру. Даже те наши знакомые чиксы, живущие через улицу, Назним, Пола и Анджела, теперь уже не заходят к нам дунуть, так что как же я могу пригласить туда кого-то? А ведь именно я познакомился с ними, подойдя к ним с моим классическим прогоном:
— У меня день рождения в один день с Иэном Кертисом, Линдой Ронштадт и Тревором Хорном. Вы знаете Тревора Хорна? «Видео, убившее Радио-звезду»? «Живущие в Пластиковую Эру»? Он был одним из крупнейших поп-продюсеров восьмидесятых.
Как мог человек обломаться с подобными прогонами? Но вот я обломался, благодаря ассоциации меня с этим идиотом. Теперь они не хотят, чтобы я к ним заходил, потому что это подстрекнет Симми тоже пойти со мной, и всем докучать своим занудством. Но мне все же надо пойти туда, чтобы выбраться из этой квартиры, потому что запах кошачьего сральника всеподавляющий, все в кошачьей моче и дерьме. Это не ошибка животного, хотя ублюдок и гадит повсюду. Симми должен был с ним разобраться; кот рвал обои и занавески и диван. Но он отделывался фразами, что кошки гигиеничные существа и избавляют от мышей... Я бы лучше торчал в квартире своего старика, зависал бы лучше в парках, а они ведь даже не уволили меня, по крайней мере это хоть была работа...
— Давай же, здоровяк, ты спишь на ходу...
Я загнал два шара. Сегодня вечером я пойду и повидаю Назним, и скажу ей, что я в нее влюбился. Нет. Это будет ложью. Я только хотел заняться с ней сексом. Хватит с меня этих циничных игр, потому что она ушла, ушла, ушла, ушла, и никогда мне не написала, хотя в последний раз, когда я виделся с ней, она обнадеживающе сказала, что мы сможем продолжить с того места, где мы остановились, как только она разберется с кое-какими вещами. Сейчас уже с тех пор прошло много месяцев, и она здесь, здесь в Лондоне, и я полагаю, вот почему и я торчу здесь, как будто возможно случайно столкнуться с кем-то в Лондоне, ходя там по магазинам на Оксфорд Стрит, как ты можешь в Принни. Наверное, я мог наскочить на нее в каком-нибудь клубе, в Ministry of Sound или где-то еще, но я никогда не ходил по магазинам в Лондоне, В ЦЕНТРЕ ЛОНДОНА. Я никогда не ходил в клубы, только в пабы или ночные питейные заведения, полные алкоголиков, которых Симми характеризовал как соль земли. Для меня же они просто побитые, сломленные жизнью люди, которым нечего сказать, никакой способности проникновения в суть вещей, ничего... Я загонял черный, старый Гарри злобно хихикал, а шотландский чувак из Гринфорда сказал: «Давай, приятель, разберись с этим оранжевым мерзавцем», — и тут они с Симми вдарились в светский, нудный междусобойчик о футболе и соперничестве религий, парализовавший их крайне ограниченные умственные способности, а нам всем полагалось здесь надираться, мочиться в штаны и слушать, затаив дыхание, и только черный шар стоял между мной и унижением этого толстого боша-ублюдка.