Ежедневник на этот год

– Симон Ованесян?
– неожиданно переспросил Васильев. Османов кивнул, в ответ оперативник невесело усмехнулся.
– Он - хороший сыщик.

Сразу же наступило молчание. Спустя тяжелую минуту Османов продолжил:

– Я не могу жить в вечном страхе и за свою семью и за себя, в вечном ожидании неизбежного. Жену и дочерей я вывез из города, сами понимаете, в такой ситуации здесь им оставаться опасно, давно уже отправил в надежное место, где они могут быть в безопасности, где я могу за них постараться не волноваться. И все же... ничего нельзя предусмотреть, сами понимаете. Тут еще Марченко с Миржоном мне покоя не дают, но это все не так и важно. С ними я договорюсь, попробую. Насколько это будет возможно. Уже договаривался. Но не в них главное, главное - он. Тот, кого упустили и вы и мы, тот, кто порешил Глушенко и должен еще поквитаться со мной. Я не знаю, - он торопливо поднял руки, как бы защищаясь от возможного града вопросов, - кто его послал, когда, при каких обстоятельствах, ради чего, могу лишь предположить, равно как и вы. Возможно, наши мнения сходятся, возможно, - нет, у вас свои методы решения подобных вопросов, у меня свои.

– Ты все говорил об убийце, - медленно начал Громушкин.
– Говоришь: "он", "он".... Нам хотелось бы получить от тебя более подробные приметы, если ты, его...

– Разумеется, видел. Я был в двух шагах от того места, где он душил Глушенко. Я стоял за деревом и молил Аллаха, чтобы подо мной не хрустнула случайно ветка, чтобы он не взглянул в мою сторону.

– Так ты хорошо его запомнил?

– Да. Иначе и быть не может. Вот, кстати, то, чем пользовался Симон для его обнаружения, - он покопался во внутреннем кармане пиджака и вынул сложенный вчетверо лист бумаги.
– Фоторобот того самого человека, который убил Глушенко.

Лист лег на стол перед Громушкиным, вокруг стола тут же собрались все, находившиеся в кабинете. Конюхов взял было его в руки, но Васильев мгновенно отобрал и вновь положил на стол.

– Ладно, потом, все потом, - произнес Громушкин, огораживая лист рукой.
– У меня к тебе еще вопросы по этому поводу будут, Рамиль Арсанович. Ответишь?

– Я за этим и пришел, - Османов выдержал взгляд оперативника.

– Расскажи тогда, почему у вас с Глушенко, была "забита стрелка" в таком глухом месте.

Османов недовольно поморщился: то ли ему не понравилась фраза, произнесенная Громушкиным, то ли ответ на вопрос был для него тяжеловат.

– Это не очень интересная тема, - наконец сказал он.
– Встреча была назначена по моей просьбе, обсудить личные проблемы. Они никого не касались, кроме нас двоих.

– Ну а все-таки, о чем шел разговор в вашей телефонной беседе?

– Если вам и в самом деле так интересно, то я просил Глушенко составить протекцию одному молодому человеку из моей команды в его компанию. Человек он общительный, коммуникабельный, как принято говорить, я вызвался похлопотать за него перед Глушенко.... Собственно, это и все, о чем у нас шел разговор.

Громушкин недовольно покачал головой.

– А когда вы пришли.... Слушайте, а почему разговор без свидетелей? Вы просили Глушенко не брать с собой ни телохранителя, ни даже шофера?

– Нет, предложил он. Кажется, у него был ко мне кое-какой вопрос, обсудить который Марату надо было тет-а-тет.

– Что именно?

– В телефонном разговоре он не уточнил. Клянусь, я не знаю, о чем могла идти речь. Хотя, конечно, догадываюсь, но не более того.

– Поделишься с нами догадками?

– Нет, - Османов холодно покачал головой и пристально посмотрел на Громушкина.
– Исключено.

– Ну, хорошо, - Громушкин отступился.
– Что было после твоего звонка?

– Я дождался выбранного времени, но из-за непривычки передвигаться по городу без авто немного запоздал. Когда я добрался до того места, где должен был меня ждать Глушенко, я уже опаздывал минут на десять. Я торопился, но когда услышал... пронзительное пищание, что ли... не знаю, как определить, - остановился. Прислушался; до меня донеслись какие-то сдавленные звуки, шум, шебуршание. Я не знал, что предпринять: бежать на помощь или выждать и... уходить. В итоге, выбрал нечто среднее - сошел с тропинки и подошел ближе к тому месту, откуда донеслось пищание. Увидел лежащего Глушенко и человека, который делал довольно странные вещи.

– Что именно?

– Вы понимаете... он... убийца... делал какие-то странные гимнастические упражнения, точно восстанавливал форму после пробежки, я бы так определил. Или замерз неожиданно, что ли. Вам это покажется глупым, но так оно и было, он присаживался, махал руками, быстро ходил вокруг трупа и все в том же духе, у меня не было желания досматривать все до конца. Когда убийца сорвал с Глушенко шарф, я предпочел как можно незаметнее удалиться. И в тот же день дал команду своим ребятам найти его как можно быстрее.

– Через какое время он был выслежен?

– Почти через две недели его обнаружили в "Казахстане". Но когда я послал Симона его убрать, он просто... исчез.

– И где он сейчас, тебе неизвестно.

– Именно.

Разговор зашел в тупик, но тут неожиданно в него встрял Конюхов:

– А ты давно знаком с Глушенко?

– Да, я бы сказал, что порядочно. С девяносто пятого года, когда я выехал из Чечни в этот город.

– Из Чечни?
– Конюхов был заметно удивлен.
– Мне, вообще-то, казалось...

– Я родился в Шали, там же женился, жена подарила мне двоих дочерей...
– вспоминая, Османов пустыми глазами смотрел в окно.
– Когда началась война, мы хотели выехать из республики, нас не выпускали, поскольку кто-то решил, что я противостою федеральным войскам, заодно с остальными. Жена не хотела оставить меня одного. Я уговорил своего отца, он жил в Грозном, забрать ее и дочерей, и побыстрее: ваши наступали. Я сказал, что как-нибудь постараюсь выбраться сам; без них мне будет, наверное, проще. Главное, чтобы он успел вывезти их до появления ваших войск. Отец приехал в самое пекло, когда... да вы помните... кольцо федеральных войск вокруг Шали, какая-то группировка, взявшая все село в заложники.... Мой отец и семья моей жены погибли после того, как ваши войска ударили по Шали из "града". Тогда половину села смешали с землей.
– Османов замолчал, молчали и все собравшиеся.

– Нам удалось вырваться из вашего "тройного кольца", из этого ада, продолжил он.
– Вместе с частью войск Дудаева и еще горсткой жителей мы ушли на юг, в горы. Несколько дней пробивались тем, что каждый успел захватить с собой. Минус то, что взяли с собой выведшие нас из кольца воины. Через день пути наши дороги разошлись, они повернули обратно, уверив нас в том, что федералы сюда уже не суются. А мы еще несколько дней добирались, как придется, до Чири-Юрта, оттуда отправились в Атаги. Там нам повезло, я встретил человека, помогшего мне с семьей выехать из Ичкерии, поселиться и устроиться здесь, в этом городе. Миржон Магомедтагиров, который тогда был правой рукой Вагита Тимуровича, благодаря которому....

– Город находится под его контролем и сегодня. А управляет он через вас, Миржона и Марченко. Для конкуренции, видимо, - встрял Громушкин. Лицо его исказилось, однако, секунду спустя он взял себя в руки и договорил уже спокойно: - Я понял, тогда вы и вышли на Глушенко?

– Именно тогда. Нас свел Юрский.

– А что Магомедтагиров делал в Чечне?.. А, впрочем, можешь не объяснять. Хотел бы я знать, чем ты так приглянулся торговцу "живым товаром", что он взялся тебя вывезти. Не скажешь, чем ты не приглянулся федеральным войскам?