Ежедневник на этот год
Шрифт:
Серым человеком.
– Вы - ублюдок!
– Простите?
– Повторить? Мне кажется, вы и так прекрасно слышали. Или вы с чем-то не согласны? Вам требуется другое определение?
– Да, но...
– Хорошо, пожалуйста. Вы - мразь.
– Послушайте, я не вижу такой уж насущной необходимости меня оскорблять.
– Что вы говорите? Видимо, вам все же не понравилось.
– Разумеется, и попрошу вас воздержаться от подобных высказываний в ваших же собственных интересах.
– Очень мило. Вы меня иначе отправите за решетку, не так ли, господин следователь?
– последние
– За оскорбление вашего личного достоинства.
Лицо следователя передернулось, но он сдержался и не произнес ни слова.
– Скажите на милость, он сердится, - продолжила женщина.
– Вернее сказать, он в негодовании. Объясните лучше, зачем вам понадобилось тащить меня в морг...
– Ну, знаете, - следователь не выдержал, - это необходимая формальность, которую...
– И устраивать там импровизированную пресс-конференцию с намеками на допрос?
– Послушайте, - продолжил он более миролюбиво, - почему вы на меня за это ополчились? По вашему, я собрал журналистов, что ли?
– Вы не позволили мне уйти сразу же после того, как показали мне моего бывшего мужа.
– Отнюдь, я...
– Ну, конечно, я так вам и поверила. У вас просто рук не хватило всем рты заткнуть, да?
– Я делал, что мог, но в конце концов, вы же первая и начали отвечать на вопросы, не я. Если бы вы молчали и просто следовали за мной, я мог бы гарантировать...
– Отчего-то только вы стояли все время на месте и ждали, когда меня доведут до ручки. Вам надо было видеть, вы ставили очередной следственный эксперимент.
– Нет, просто я минуту поговорил с редактором "Вестей", попросив последнего воздержаться от вопросов на щекотливые темы. Если помните, он первый задал вам вопрос о вашем отношении...
– Ну, на него вы зря ссылаетесь, не думаю, что они заметили на мне траурные одежды и заплаканное лицо.
– Конечно, раз вы это и заявили во всеуслышание.
– А мне надо было самой затыкать им рты, я так понимаю? И почему на десять минут, пока я находилась в морге, отозвали милицию, гарантирующую мне неприкосновенность?
– Я этими вопросами не занимаюсь.
– Разумеется. Вы просто попросили.
– Ну, знаете, это чересчур.
– Ничего подобного. Я прекрасно могу отличить правду ото лжи, знаете, за годы, проведенные с моим мужем, как говорится, царствие ему небесное, я прошла эту школу по высшему разряду. Так что вам достаточно открыть рот, а я уже могу сказать, что за этим последует.
– Сомневаюсь. Хотя вы были достаточно откровенны в своих комментариях о покойном.
– Я ничего не хочу и не собираюсь скрывать. Всегда найдется дотошный борзописец, который вытащит на свет порцию грязного белья и примется размазывать его на страницах какой-нибудь захудалой газетенки. А потом все это перейдет автоматом на телевидение как пикантные подробности нашумевшего дела.
Следователь хмыкнул.
– Да вы теперь надолго застряли на первых полосах, я вам с уверенностью могу это гарантировать. Давно уже в стране, я не говорю про наш тихий городок, не случалось убивать депутата Госдумы, пускай и бывшего, да еще и замминистра в прошлом. Уж год как минимум. Население изголодалось по
сенсациям, а им передают исключительно принятие поправок к законам и разборки в парламенте: где кого сняли и кого поставили. Скажите, ну кого это может заинтересовать?Женщина некоторое время молчала, потом неожиданно взглянула прямо в глаза следователю. Попыталась взглянуть - тот отвел взгляд,- и тихо сказала:
– Пожалуйста, мне хочется быть с вами откровенной. Но, прежде всего, ответьте на мой вопрос.
– Да, я слушаю.
– Вы считаете, что это я убила собственного мужа?
Следователь неторопливо прожал плечами, в его действиях сквозила уверенность:
– Это - одна из рабочих версий. Думаю, после пресс-конференции, если так можно назвать ваше общение с пишущей братией, кое-какие догадки в нее можно внести.
– И, позвольте спросить, какие именно?
– на этот раз в ее голосе прозвучала просьба.
– Некоторое время назад, - начал он, осторожно подбирая слова, - я и в самом деле считал,... полагал, вполне вероятной версию о том, что именно вы использовали наемного убийцу для совершения расправы над покойным. Но... это было несколько дней назад, когда мы только приступили к изучению этого дела, - он внимательно посмотрел на женщину, та молчала, опустив голову. Теперь обстоятельства изменились, вы понимаете, надеюсь, о чем я... словом, я сильно сомневаюсь в этой версии. Тут что-то другое, возможно, и совсем не связанное с вами.
Он выдохнул. Женщина внимательно посмотрела на идущего рядом с ней следователя.
– Приятно слышать, - выдержав достойную паузу, произнесла она.
– В любом случае, приятно.
– Что значит "в любом"? вы все еще уверены?..
– А почему бы и нет. Ведь вы не хотите оставить меня в покое. Я получила сегодня утром от вас повестку, в которой четко и ясно сказано...
– А, это, - следователь махнул рукой, - сущая формальность. Вам не стоит...
– Слушайте, не говорите мне слова "формальность". В ваших устах это всегда - какое-то испытание, некое исследование сущности человечества, в данном случае, представленное в моем лице.
Следователь усмехнулся.
– Вы - чрезвычайно мнительный человек. Уверяю вас, что... впрочем, я могу все вопросы задать сейчас, без протокола.
– Хорошо, - не без колебаний сказала она.
– Я вас слушаю...
– Валерий Васильевич. Давно бы так. Право же, ничего сверхъестественного и тем более страшного не произойдет, если я вас кое о чем спрошу, а вы мне кое-что ответите. Разговор довольно пустячный пускай не на пару минут, но едва ли много больше.
– И стоило из-за этого огород городить? Могли бы просто позвонить.
– А вы бы тогда согласились? Нет, разумеется. Вот и пришлось принимать контрмеры.
– Очень остроумно, - она помолчала, давая возможность следователю начать свой разговор в привычной для него форме вопрос-ответ. Тем не менее, он по-прежнему молчал, точно собираясь с мыслями, потом вздохнул и медленно произнес:
– Странно, вы с ним прожили двадцать лет...
– и снова замолчал.
– Что в этом странного.... Хотя, вы правы, я и сама толком не знаю, как прожила с ним все эти годы.