Эзоосмос. Исконный Шамбалы. Книга 1.

Николай Андреевич внимательно слушал, думая, что Сэнсэй расскажет что-то еще, но, так и не услышав продолжения, сказал:

— Если бы люди знали, что их ждет за гранью, то, может быть, и не допускали бы подобных ошибок. У нас ведь как? Святые из поколения в поколение глаголют «верь», а нас все сомнения гложут.

— Вот именно. А сомнений в вере быть не должно! Сомнения допустимы в материальном мире, но в духовном мире, в мире серьезных энергий, любое сомнение чревато глобальными последствиями. Поэтому путь в духовный мир возможен только лишь через чистую Веру и Любовь.

— Да… Самое же интересное по нашему случаю! Оказывается, этот внутренний наблюдатель видел совершенно иную картину. На девочку давила какая-то мощная отрицательная сила, которая и изменила ей реальность на глубоких слоях подсознательного уровня. И именно эта сила, господствуя в ее разуме, толкала на совершение суицидальных действий.

— Сила, говоришь… — промолвил Сэнсэй, и его лицо стало очень серьезным.

Он некоторое время молчал, задумавшись, а потом хотел было что-то сказать, но тут в офис ввалились гурьбой ребята, и Сэнсэй лишь промолвил:

— Ладно, разберемся.

Он договорился с Николаем Андреевичем, когда подъедет для осмотра девочки, и переключился на очередную порцию новостей от прибывшей компании.

* * *

Николай Андреевич приветливо встретил Сэнсэя возле входа в клинику и повел, словно гид, по запутанным лабиринтам больничного комплекса. Наконец, они добрались до нужного отделения, в палатах которого лежали потенциальные суицидники и люди, страдающие глубокими депрессиями. Сэнсэй задумчиво шел по длинному больничному коридору вместе с психотерапевтом. Николай Андреевич рассказывал о последних данных обследования девочки.

Дверь одной из палат была открыта настежь. В углу на койке лежал заросший мужчина средних лет, безразлично глядя в дверной просвет. Проходя мимо палаты, Сэнсэй внезапно остановился и, глянув в глаза этому пациенту, резко свернул к нему.

— Куда? Нам же дальше, — не понял Николай Андреевич, думая, что Сэнсэй ошибся.

Но Сэнсэй никак не отреагировал на его слова. Он целенаправленно вошел в палату и сел возле больного. Николай Андреевич в удивлении последовал за ним. Мужчина даже не удосужился взглянуть на посетителей, все так же безразлично глядя в дверной проем.

— И давно ты тут бьешь баклуши? — спросил Сэнсэй, глядя на мужчину, как на своего давнего знакомого.

— Да уже почти месяц, — ответил за него Николай Андреевич, стоящий возле Сэнсэя. — Третья попытка суицида. Глубокая депрессия. Абсолютно не контактный. Вот так и лежит целыми днями…

Но Сэнсэй словно проигнорировал слова психотерапевта. Неожиданно он стал читать странное стихотворение:

— Высший дар нерожденным быть,

Если же свет ты увидел дня —

О, обратной стезей скорей

В лоно вернись родное небытия.

При первых же строчках в глазах больного вспыхнула искорка интереса. Он повернул голову к необычному посетителю и, едва тот закончил читать, восхищенно проговорил:

— Софокл?! Вы тоже читали этого древнегреческого драматурга?!

Сэнсэй лишь загадочно улыбнулся.

— Приятно встретить единомышленника, — в восхищении пробормотал больной, словно самому себе. Но после этого его прямо-таки прорвало бурной речью. — Не думал, что в сих кулуарах раздастся глас, вещающий эти бесценные строки человека, творившего почти два с половиной тысячелетия назад! Поразительно! Я ведь только что размышлял о них. Какие правдивые слова…

— Но, помнится мне, он произносил и другие слова: «Как страшен разум, если он не служит человеку», — заметил Сэнсэй.

— Ах, бросьте… «разум»… Разум — это дар человека и одновременно его проклятие. Помните, у Франсуа де Ларошфуко: «Разум всегда является жертвой обмана сердца». Мне ли это не понять? Люди всегда пытаются унизить чей-то ум. Но у них это плохо получается. И тогда они жестоко мстят ему, начиная на него гонения. И только смерть — его спасенье. Как у Цицерона: «От зол удаляет смерть, а не от благ».

— В Библии, в Екклесиасте в 9 главе 4 стихе есть такая запись: «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву».

— Надежда? Надежда всего-навсего пустой звук, — печально произнес мужчина. И вдруг стал сокрушаться, изливая всю свою горечь. — Меня никто не понимает, ни друзья, ни коллеги, ни родственники! Зачем тогда жить? Почему кому-то везет, а таким как я, достаются одни неприятности? Наверное, я чем-то хуже других. Зачем продолжать жить, если мир так враждебен ко мне? Если даже она от меня ушла… Жизнь потеряла для меня всякий смысл. Разве вы можете испытывать такую душевную боль, как я? Боль, пожирающую меня изнутри, разрывающую на части? Для меня жизнь — это страдание. И никто, никто не сможет меня отговорить… Я хочу умереть.

— Ты хочешь умереть? А что ты сделал в этой жизни? Ну, умрешь ты сейчас, а дальше?

— Я не буду страдать.

— Не будешь?! Ты полагаешь, там тебе будет спокойно? Ты думаешь, там сможешь высвободиться от сгустка своего зла, от сгустка своей боли? Наивный человече! Там тебе будет еще хуже. Ибо все, что доминирует в тебе сейчас, там преумножится. Здесь у тебя есть ШАНС, а за гранью останется лишь плод твоего выбора. Что посеешь, то и пожнешь…

— Все это софистика. Просто слова, за которыми пустота. Когда я засыпаю, мне хорошо. Когда я просыпаюсь, мне плохо. Я хочу заснуть спокойно, навечно, и мне будет там хорошо. А твои слова — всего лишь слова.

— Всего лишь слова?! — Сэнсэй взял его за руку и резко дернул. — Тогда пошли в реальность.

При этих действиях Сэнсэя мужчина словно отключился. По телу резко пробежала судорога, голова безжизненно упала на подушку.

Все исчезло. Только чувство бесконечности и безграничной свободы полностью охватило сознание. Безмятежность, спокойствие услаждает своим гармоничным веянием со всех сторон. Какое блаженство! Нет тела, нет проблем, нет страданий. «Это, наверное, рай! Я свободен, наконец-то свободен!» — зазвучала долгожданная ария где-то изнутри невидимого сознания. Но внезапно раздался мелодичный голос из ниоткуда: «Наивный человече, разве ты свободен?!»

Случилось что-то ужасное. Куда-то неумолимо потянуло против воли, против желания остаться в этом блаженном состоянии. Какое мощное притяжение! Как будто кто-то растягивает твое сознание, распластывает на чем-то очень похожем на тебя. Со страшной болью снова проявляется весь прошлый негатив, но не фрагментальный, как в последние минуты бытия, а жесткий, тотальный, словно за всю жизнь, сконцентрированный в каком-то ужасном, мучительном сгустке переживаний, ненависти, зла, страха.