F 20. Балансировать на грани

Аля смотрит на меня, хлопая ресницами, поджимает губы.

— Кажется, я стал говорить слишком много, — смущаюсь, — прости меня.

— Олег, дорогой, что ты несешь! — садится ко мне на колени, обнимает, — сейчас все позади, ты на свободе. Ты же больше не хочешь сбежать на тот свет? Не боишься?

Я отрицательно качаю головой.

— Практически нет. Мне очень повезло, что больницу, в которой меня держали, закрыли, и меня пришлось перевести в другую. Там я попал к настоящему врачу, который быстро распознал во мне зомби, напичканного всякой гадостью, чтобы не доставлял санитарам проблем. Он урезал дозу нейролептиков, и я постепенно в течение пары месяцев приходил в себя. Начал думать, разговаривать. Еще через три меня посчитали готовым к выписке.

— Но ты сказал, что сейчас наблюдаешься у плохого доктора.

— Да. К тому ездить очень далеко, к сожалению. Но ничего, я теперь в состоянии следить за тем, что мне прописывают, контролировать дозировку.

— Голосов больше не слышишь?

Опять качаю головой.

— Мой теперешний «доктор» ставит мне диагноз «вялотекущая шизофрения», другими словами, это шизофрения без симптомов. То есть болезнь, которой нет, — пожимаю плечами, — ты бы доверяла такому врачу?

— Я совсем ничего в этом не понимаю. Я очень хочу, чтобы ты выздоровел.

— Я не знаю, что значит выздороветь. Все, что со мной случилось, сильно изменило мой характер, поменяло отношение к жизни. Сейчас я смотрю на мир как будто со стороны, наблюдаю за собой, за тобой. Делаю выводы, которые ты каждый вечер читаешь в блокнотах, надеюсь, они тебя не пугают. Не думаю, что смогу когда-нибудь стать тем, кем я был до психбольницы. Да я уже и не помню, каким я был.

— Чего тогда ты хочешь от жизни?

— Я хочу спокойствия. И возможности испытывать эмоции. Понимаешь, нейролептики глушат абсолютно все всплески: горе, радость, любовь… А мне нравится испытывать что-либо.

— Олег, можно я буду всегда с тобой?

— Ты можешь быть со мной столько, сколько тебе хочется, помнишь? Мы живем по твоим правилам, — легко целую кончик ее носа, потом губы. Что-то во мне очень возбуждает Алю, и я склонен думать, что это не моя ущербность. По крайней мере, она всегда относится ко мне как к здоровому мужчине, особенно во время секса.

Часть 2

Спасение шизофреников — дело рук самих шизофреников?

Взято с форума в утвердительном варианте.

Олег

Приторный, сладкий вкус взбитых сливок я по-прежнему не чувствую, впрочем, как и вкус шоколадной глазури, но хрустящие грецкие орехи в торте, кусочек которого в данный момент пережевываю, не могут не доставлять удовольствие. В помещении душно, несмотря на работу кондиционера в приемной, который, к сожалению нельзя включить мощнее, так как Нина боится простудиться. Впереди у нее отпуск в Турции, к которому девушка усиленно готовилась в течение последних двух месяцев, а именно, сидела на строжайшей диете, ходила в фитнес клуб, где занималась с, как она сказала, «умопомрачительным мужиком», как я понял, — с тренером. Не сказал бы, что заметна какая-нибудь разницу между ее предыдущим внешнем видом и теперешним, но девушка с такой мольбой смотрела мне в глаза, спрашивая моего мнения, что пришлось солгать, назвав ее «секси-красоткой», что она сразу же передала Але, в результате чего этим же вечером я получил втык дома. Это, кстати, был первый раз, когда я подумала, что Аля меня ревнует.

— Олежка, и что там дальше? — спрашивает меня Вероника, миленькая девушка с бухгалтерии. На первый взгляд она весьма недалекая, но, как я выяснил позже, Веро намного глубже, чем старается казаться. Видимо, это ее способ защиты от вешнего мира.

У каждого из нас своя война, свои баррикады и свои способы наступления. Каждый приспосабливается, как может. Мне ли не знать.

Недавно Нина очень помогла Веронике в решении какого-то рабочего момента, за что последняя притащила торт, откушать который меня и пригласили девушки, забывая, что я не люблю сладкое. Обижать их не хочется, поэтому я старательно выбираю орехи из своего немаленького куска, рассказывая, как мне кажется, смешные истории, чтобы отвлечь внимание от своей не заинтересованности в еде.

— Олежка, ну и что?! — кладет мне руку на плечо Вероника, она смеется, видимо, истории кажутся смешными не только мне.

— Ты скажешь уже или нет!? — нервничает Нина, которая отрезала себе уже пятый тоненький кусочек лакомства.

— Ну, я и говорю: «если вы не видите Эмиля, это не значит, что он не видит вас!»

Нина хохочет, прикрывая рот салфеткой, а Вероника падает на стол, не в силах сдержать эмоции. Мне кажется, что она переигрывает.

Опять касается меня рукой:

— Ну, ты даешь! — смеется, — Я представляю себе его лицо!

— Так, что здесь за балаган?

Мы все вздрагиваем и смотрим снизу вверх на Алю, которая из-за нашего громкого смеха подошла незаметно и сейчас стоит совсем близко, уперев кулачки в бока. Смотрит грозно, глаза прищурены, губы стиснуты.

— Ой, — пытается успокоиться Вероника, — Алла Константиновна, Олежка сейчас такой анекдот из жизни рассказал…

— Я так понимаю, что у вас троих нет работы? Вероника Александровна, если Вам больше не нужен Ваш кабинет, я поговорю с Сергеем Игоревичем, и сегодня же Вы переедете в приемную, — ледяным голосом, как только она умеет, произносит Аля.

Улыбки исчезают с наших лиц, девушки опускают глаза под тяжестью взгляда начальницы. Мне тоже становится не по себе.

— Аля, так обед же… — возражает Нина.

— Я просила с утра отправить факс, ты отправила?

Я понимаю, что лучше молчать, потому что влетит и мне.

— Пока не получилось… — пробует оправдаться Нина.

— Так чего ты сидишь без дела? — повышает голос. Нина быстро поворачивается к компьютеру, берет трубку телефона, и набирает номер.

— Я, пожалуй, пойду, — тихо говорит Вероника, судя по интонациям — пытается извиниться.

— Давно пора. Устроили тут пикник на рабочем месте. А Вы, Олежка Николаевич, в мой кабинет, живо.

Поворачивается и марширует к себе. Глаза девочек наполняются искренним сочувствием, а я, пытаясь их подбодрить, киваю, поднимаюсь с места и спешу за своей начальницей.

Как только мы оказываемся в ее кабинете, и я прикрываю за собой дверь, она сразу начинает кричать:

— Ты что себе позволяешь?! У тебя работы нет? Ты представляешь, как сложно было тебя отмазать после прошлого промаха? А если бы Сергей зашел и увидел?

— «Олежка Николаевич»? — переспрашиваю, скрещивая руки на груди, с трудом сдерживая улыбку.

— Как я поняла, теперь тебя так все зовут! — она нервничает, ходит по кабинету.

— Да Вы, — нарочито вежливо произношу, — Алечка Константиновна, кажется, ревнуете? — смеюсь.

— Я? — эмоции через край. — Я? Я тебя ревную? — говорит так, будто это высшая глупость в мире, прижимает руку к груди, растопырив пальцы, задыхается от возмущения, — Олег Николаевич, Вы забываетесь, — она всегда обращается ко мне на «Вы» и по имени отчеству, если мы ссоримся. Даже когда мы находимся дома.