Фабрика офицеров
Шрифт:
— Ну что ж, — с довольным видом произнес старший военный советник юстиции, — если это так, тогда капитану Ратсхельму ничего не остается, как стоять на своем, чего бы ему это ни стоило!
Вскоре в номере Вирмана появился и капитан Ратсхельм. Он тепло поздоровался и с самого начала заявил, что готов оказать следствию всяческое содействие.
— Вы себе даже представить не можете, как я рад опираться на вашу ценную для меня помощь, — заверил Ратсхельма Вирман.
Пока шел непринужденный разговор на общие темы, который преимущественно вел старший военный советник юстиции, капитан Катер со свойственным ему умением попытался
После короткого дружеского тоста Вирман перешел к делу. По-дружески кивнув капитану Ратсхельму, он сказал:
— Вы, любезнейший, если так можно выразиться, являетесь моим главным свидетелем обвинения.
— Я? — изумился Ратсхельм. — Как я должен вас понимать?
— Очень просто, — все так же по-дружески ответил старший военный советник юстиции. — Вы создали предпосылки для моего расследования, и этой вашей заслуги у вас никто не посмеет оспаривать.
— Могу я спросить, о чем вы, собственно, говорите? — продолжал недоумевать капитан.
— Мой дорогой, не преуменьшайте собственной роли. Вы были первым человеком, который вслух высказал свои обвинения в адрес обер-лейтенанта Крафта, и высказал, так сказать, перед всей общественностью. Этот ваш решительный шаг послужил сигналом для моего приезда сюда. Теперь же вам только нужно доказать свое утверждение, так сказать, подкрепить его фактами. Вот и все.
— Позвольте, позвольте! — Капитан нервно заерзал на стуле. — Тут, по-видимому, какое-то недоразумение. Я, разумеется, готов оказать вам всяческую помощь, но вы должны отказаться даже от мысли использовать меня в качестве свидетеля обвинения.
— Исключено, мой дорогой, — проговорил Вирман все еще довольно добродушно. — Я ни в коем случае не могу отказываться от ваших показаний. На этом зиждется вся наша позиция. Речь идет о защите справедливости, уважаемый. И вы не должны пятиться назад.
— У меня имеются на это свои причины, — заметил Ратсхельм.
— Какие же?
— К сожалению, я не могу их назвать.
Вирман недовольно нахмурился. Его проницательные глаза превратились в щелки. С укором, требовательно он посмотрел на капитана Катера.
Катер правильно истолковал этот взгляд.
— Мне кажется, я понимаю нашего друга капитана Ратсхельма, — сказал Катер. — Он опасается оказаться меж двух огней и не знает, то ли ему последовать зову долга, то ли совести.
— Ага! — воскликнул Вирман, сообразив наконец, что пока шел по не совсем правильному пути. — Прошу вас, продолжайте.
— Мне кажется, я знаю, где зарыта собака, — деловито сказал Катер. — При самом дружеском к вам отношении, дорогой Ратсхельм, разрешите мне откровенно высказать свое мнение. Итак, наш друг опасается, и не без оснований, что, сделав официальное заявление, он может оказаться в неудобном положении. Обер-лейтенант Крафт его открытый враг, это ни для кого не тайна. И Крафт не остановится ни перед чем, чтобы очернить капитана Ратсхельма, если тот рискнет официально выступить против него.
— Так оно и есть, — неохотно признался Ратсхельм.
— Ну а теперь будем говорить откровенно, — потребовал старший военный советник юстиции, который уже нащупал слабое место во всем этом деле. — Что вы натворили?
— Ничего! В самом деле ничего!
— Ну хорошо, так
в чем же, по-вашему, может вас упрекнуть обер-лейтенант Крафт?Ратсхельм молчал, ему было стыдно, но он не показывал виду.
И снова заговорил Катер, на этот раз прямо:
— Будем оперировать фактами. Крафт утверждает, что наш друг капитан Ратсхельм поддерживал с фенрихом Хохбауэром противоестественные отношения, а если выразиться точнее, что они оба — гомосексуалисты.
— Проклятие! — воскликнул Вирман. Несколько секунд он был полностью вне себя: маленький нервный человечек с растерянным лицом. — Черт бы вас побрал. Только этого нам не хватало!
Старший военный советник юстиции вскочил на ноги и нервно забегал взад и вперед по комнате.
Капитан Ратсхельм какое-то время молча смотрел на него, а затем спросил с возмущением:
— Надеюсь, вы не верите в мою виновность?
Вирман бросился навстречу капитану со словами:
— Что я слышу! Вы не виновны?
— Разумеется, — твердо сказал Ратсхельм.
— Это великолепно! — воскликнул Вирман, которому в голову вдруг пришла новая мысль. — Это же можно выдать за чистую клевету, более того, это оскорбление чести, необоснованное обвинение, за которое полагается тюремное наказание. Да с помощью этого мне удастся приблизить вашего Крафта на шаг к смерти!
— Путем потери моего авторитета и моей чести!
— Не спешите! — проговорил Вирман, хлопнув руками. — Только не спешите! Эту версию следует основательно продумать! Мы не должны допустить даже самой малейшей ошибки.
Проговорив это, старший военный советник юстиции пододвинул свой стул поближе к капитану Ратсхельму. Желая сохранить трезвый ум, он даже отказался выпить налитую ему рюмку коньяку.
— Уважаемый господин Ратсхельм, вы должны ответить на несколько моих вопросов. Итак, существуют ли свидетели?
— Свидетели чего?
— Ну, дорогой мой! — воскликнул удивленный Вирман. — Нам может помочь только полная откровенность. Итак, существуют ли свидетели, которые видели, как вы находились в противоестественной связи с фенрихом Хохбауэром?
— Разумеется, нет! — с возмущением выкрикнул Ратсхельм.
— Хорошо. Очень хорошо, — произнес Вирман довольным тоном. — Это очень важно. Однако нам следует ничего не выпускать из виду. Зададим вопрос по-иному: существуют ли свидетели, которые видели бы вас вместе с фенрихом Хохбауэром в не совсем одетом, а точнее, в неодетом виде?
— Тоже нет, господин Вирман!
— Тем лучше! Пойдемте дальше. Это еще не все. Следующий вопрос: существуют ли свидетели, которые были бы очевидцами того, как вы обменивались нежностями с этим фенрихом?
— Послушайте! — взревел Ратсхельм. — За кого вы меня принимаете?!
— За человека чести, господин капитан! — поспешил заверить Вирман. — До этого, к сожалению, дело пока не дошло, важнее то, кем вас считает Крафт, которому мы и должны помешать. Так что прошу вас продолжать отвечать на мои вопросы.
— Нет! — заорал Ратсхельм, покраснев от стыда как рак. — Никаких нежностей!
— Я щажу ваши чувства, господин капитан, можете мне поверить. К тому же я хочу и могу их уважать. Но мне нельзя этого делать в ваших же собственных интересах. Только поэтому я вынужден обратить ваше внимание на отдельные детали; нежностями в подобных случаях могут служить: длительное пожатие рук, обнимание за плечи, постукивание по спине партнера, похлопывание по заду.