Фабрика офицеров

Фенрихи восприняли эти объяснения все с тем же учебным прилежанием, хладнокровно. Федерс посмотрел на часы и захлопнул учебное пособие. Фенрихи вздохнули облегченно.

— Поскольку мы как раз говорим о трупах, — сказал Федерс в заключение, — на следующий час занятий обер-лейтенант Крафт приведет гостя — мать лейтенанта Баркова. В данном случае вы можете наконец показать, насколько вы зачерствели. Попробуйте все же смотреть открыто фрау Барков в глаза — достойно и как в высшей степени порядочные люди, каковыми вам надлежит быть как будущим офицерам.

— Перерыв десять минут! — крикнул Крамер. — И я напоминаю, что курение в учебном помещении и в коридоре запрещено.

— А ты не обращай внимания, — заметил Меслер и вытащил помятую сигарету из нагрудного кармана.

— У меня весьма обостренное чутье на запахи, Меслер!

— В таком случае, — сказал тот и стал искать спички по карманам, — немного больше или немного меньше вони здесь не играет практически никакой роли.

Крамер промолчал. Он сделал вид, будто ничего не слышал, и занялся журналом учета занятий в подразделении.

Немало фенрихов использовали перерыв, чтобы восполнить свои записи. На задних и передних скамьях образовались две заметные группы. В передней Хохбауэр начал развивать теорию о том, что трупы могут представить собой отличное укрытие, — правда, лишь при сильном морозе. В задней группке Меслер дал одно из своих спецпредставлений «Только для боевых подразделений и частей!».

Меслер собрал вокруг себя всех искавших развлечения. На этот раз на очереди были так называемые анекдоты о вдовах, один из наиболее грубых и вульгарных, но очень популярных в их среде видов развлечений в форме беседы.

Слушатели смеялись резко и громко. Такая бурная реакция заметно подбадривала Меслера. И он не заметил в пылу, что к ним подошел Хохбауэр со своей свитой и остановился, внимательно слушая, с угрожающе серьезным лицом. После очередной непристойности Хохбауэр решительно протолкался вперед. Он встал лицом к лицу с Меслером и бросил резко:

— Свинья!

— Меслер. Очень приятно, — ответил курсант, использовав тем самым одну из старейших и избитых острот, которые тем не менее всегда вызывали веселую реакцию. Однако на этот раз не нашлось никого, кто бы засмеялся.

— Ты грязная, вонючая свинья, — сказал Хохбауэр Меслеру.

Это замечание было не совсем неправильным, по крайней мере в этот момент, и в другое время Меслер воспринял бы его невозмутимо. Но то, что именно Хохбауэр выдавал себя за блюстителя морали, нравов и приличий, возмутило Меслера.

— Тебе-то как раз сейчас необходимо, — сказал он поэтому вспыльчиво, — изображать достойного уважения человека! И ты с этим справишься, после того, как пропоешь матери лейтенанта хвалебный гимн и выскажешь ей свое соболезнование. И чего доброго, не постесняешься даже принять благодарность за проявленное усердие при рытье могилы.

И в этот момент Хохбауэр дал Меслеру пощечину.

Тот, охваченный яростью, хотел прыгнуть на Хохбауэра. Но два фенриха — Амфортас и Андреас — держали Меслера крепко, и Хохбауэр ударил еще раз — той же рукой и по тому же месту.

Меслер попытался освободиться и осмотрелся вокруг в поисках помощи. Но Редниц был в это время в туалете, Эгон Вебер курил где-то снаружи, а другие курсанты являлись безучастными наблюдателями.

Только Бемке, поэт, глотнул возбужденно воздуху и крикнул Хохбауэру:

— Ты не должен позволять себе подобное!

— Заткнись, — ответил Хохбауэр.

В этот момент Крамер, командир учебного отделения, крикнул озабоченно:

— По местам, камераден! Перерыв окончен!

Хохбауэр молчаливо повернулся и направился к своему месту на передней скамье. Его свита обеспечила ему отход. Фенрихи заняли свои места и раскрыли тетради. Меслер, преисполненный мести, массажировал свою правую щеку. А Бемке, возмущенный до глубины души увиденным, сказал еще раз:

— Он все же не должен позволять себе подобное!

— Фенрих Бемке, — крикнул командир отделения, — займи, как всегда, наблюдательный пост!

Бемке послушно вскочил. Он вышел из аудитории и занял свое обычное место наблюдателя у окна коридора, откуда ему была хорошо видна дорога к учебному помещению. Здесь он стал ожидать появления обер-лейтенанта Крафта.

— Ну ты ему дал! — сказал одобрительно Амфортас Хохбауэру.

— Эта свинья вполне этого заслужила, — ответил Хохбауэр решительно.

— Во всяком случае, — размышлял вслух Андреас, — он этого так просто не оставит. Он снова откроет рот, как только Редниц обеспечит ему прикрытие.

— Мы должны наконец создать здесь приличную обстановку, — сказал Хохбауэр. — Дальше так дело идти не может. Или эти парни в конце концов добровольно заткнут свои глотки, или мы заткнем их им силой. Третьей возможности не существует!

— Прошу внимания, камераден! — крикнул Крамер. — Офицер-воспитатель может подойти в любое время. А до тех пор мы начнем занятия в соответствии с указанием.

Крамер требовательно посмотрел вокруг себя. Однако никто и не пытался нарушить дисциплину. Даже Меслер, который сидел, замышляя про себя месть. Крамер воспринял это не без удовольствия. Он раскрыл специальный приказ номер сорок четыре и собрался зачитывать его вслух.

Но фенрих Редниц еще не вернулся с перерыва. В результате расспросов было установлено, что отсутствующего видели в последний раз в туалете, где он читал бульварную книжонку с яркой обложкой. Крамер немедленно выслал поисковую команду. При этом он был достаточно осмотрительным и не послал на поиски никого из лейб-гвардии Хохбауэра.

С опозданием на семь минут Редниц наконец появился, сопровождаемый поисковой командой. Крамер потребовал от него объяснений, считая, что не только имеет на это право, но и обязан. В противном случае он будет, к сожалению, вынужден…

— Я читал устав, — заявил Редниц с готовностью, — и это было так захватывающе, что я полностью забыл о времени и месте.

Крамер отнесся к этому объяснению с недоверием, а беззаботное, веселое настроение, которое грозило охватить большую часть фенрихов, сбило его с толку. Он решил опереться на авторитет и попытался показать Редницу, что полностью о нем информирован.

— С каких же это пор на обложке устава появились яркие краски и полуобнаженные женщины?

— А у меня всегда так, — ответил Редниц, на которого это замечание не произвело ни малейшего впечатления. — Таким образом я маскирую все мои уставы и наставления. И это для того, чтобы товарищи не думали, что я тоже карьерист. — При этом было сделано легкое, но вполне четкое ударение на «тоже».