Фабрика офицеров

К двери подбежала Эльфрида и крикнула:

— Я не ваша жена! Будьте благоразумны!

Но разъяренный железнодорожник не хотел слушать никаких призывов к благоразумию. Его честь была затронута — в этом не было сомнений.

— Я тебе покажу, проститутка, как еще и прикидываться посторонним человеком!

Крафт понял, что угомонить разбушевавшегося ревнивца, жаждавшего мести за свою поруганную честь, не удастся. Нужно было быстрее одеваться и по возможности целыми уносить ноги.

Тем временем крик хозяина комнаты взбудоражил весь дом. Полюбоваться на даровое представление выскакивали многочисленные зеваки. Одни возмущались, другие ожидали драки. Все возрастал угрожающий гул голосов, кое-кто ругался. Обстановка накалялась.

А разошедшийся железнодорожник продолжал орать:

— Дайте мне пистолет — я уложу эту суку и ее любовника!

Некоторые хотели успокоить его, по крайней мере, попытки уговорить хозяина квартиры были слышны через дверь. Эльфрида и Карл с лихорадочной поспешностью одевались. Железнодорожник как сумасшедший прыгал перед дверью.

— Дай я все улажу, — промолвила Эльфрида.

Карл Крафт покачал головой.

— Это мужское дело! — решительно заявил он.

Осторожно повернув ключ, он стремительно открыл дверь как раз в тот момент, когда разъяренный хозяин бросился на нее. Не найдя опоры, он пролетел в дверной проем и растянулся в комнате на ковре. Крафт поспешил вновь закрыть дверь изнутри. При этом он должен был оттолкнуть некоторых зрителей, которые пытались проникнуть в помещение вслед за хозяином. С этой целью он схватил первого попавшегося и, используя его, как шар в кегельбане, бросил на остальных, выталкивая их из комнаты.

Карлу пришло в голову использовать немецкую привычку подчиняться. С этой целью обер-лейтенант подошел к железнодорожнику и начал его строго рассматривать.

Мститель за свою поруганную честь был заметно смущен, и совсем не падением на собственный ковер. Неожиданный оборот событий лишил его дара речи. Он был убежден, что схватит своего соперника, и вместо этого увидел совершенно незнакомых людей. Помимо того, он видел перед собой рослого, здорового офицера. И этому офицеру он осмеливался неоднократно угрожать!

— Имя? — требовательно спросил Крафт.

— Бенке, — последовал смущенный ответ.

— Профессия?

— Железнодорожник.

— Были на военной службе?

— Так точно, господин обер-лейтенант, — ответил железнодорожник, готовый провалиться сквозь землю. Он действительно служил в армии и даже был кандидатом в унтер-офицеры, поэтому солдатская муштра еще у него не выветрилась.

— Тогда я приказываю вам не мешать нам больше. Ваша жена в кино. Можете идти.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант, — пролепетал окончательно сбитый с толку железнодорожник и вышел.

Три фенриха — Редниц, Меслер и Вебер уютно расположились со своими дамами на матах в инвентарном складе спортивного зала. Их освещал мягкий розовый свет, излучаемый рефлекторами и шкалой радиоприемника. Между ними стояли три бутылки.

— Друзья! — воскликнул Меслер. — Нет ничего лучше непринужденных отношений и дружеской атмосферы.

Фенрих Меслер, по его собственному мнению, родился слишком поздно и в совершенно неподходящих условиях. Он считал себя аристократом, рожденным для прожигания жизни. Вместо этого судьба втянула его в теперешнюю вшивую войну. Это, однако, не мешало Меслеру проявлять даже здесь свое жизнелюбие и некоторый аристократизм. Например, если не удавалось сервировать обед со свечами, то по крайней мере при распитии водки на столе должен был светить хотя бы ночник.

— Сколько я принес в жертву этой войне, — говорил он, — трудно себе представить.

Он всегда имел свою точку зрения о внешней стороне дела и являлся сторонником приличного оформления: мягкое освещение, нежащая теплота и, прежде всего, музыка. Без музыки, по меньшей мере без радиоприемника, у него не могло быть хорошего настроения. И вот теперь, хотя обеспечение сегодняшнего вечера приемником стоило ему вдвое больших усилий, чем «организация» трех дам, компания была обеспечена музыкой.

— Больше всего я люблю рояль, — заявил он мечтательно. — Шопена или Шумана, а также Моцарта я предпочитаю всем другим композиторам. Закроешь глаза или погасишь свет — и чувствуешь, будто над тобою ночное небо, светит луна. Во Франции мы пили только шампанское. Икру при этом просто не ели. Я считаю, что закусывать шампанское икрой слишком вульгарно. Такую вольность можно допустить лишь с крымскими шипучими винами.

— Ну тогда ты должен быть доволен, что я сюда не захватил икры, — промолвил Эгон Вебер. — Мне кажется, что крепкий шнапс тоже неплохая штука. Как вы думаете, девушки?

Девица, сидевшая рядом с Вебером, жеманно улыбнулась. Это была типичная кухарка, толстая и грубая, но с претензиями на знакомство с манерами высшего общества. Она насмотрелась на офицерских дам, и в ее крошечном мозгу запечатлелись некоторые великосветские обычаи. Она повернулась к Веберу и спросила его:

— Не слишком ли ординарен шнапс для известного круга?

— Милое дитя, для известных кругов не существует вообще ничего, что было бы ординарным. Люди с высшим образованием имеют тоже самые различные склонности.

— Не рискнуть ли нам немного потанцевать? — предложил Меслер.

Редниц отрицательно покачал головой, а Вебер коротко бросил:

— К чему эти фокусы? Мы должны избегать лишнего шума.

— Все предусмотрено, — возразил Меслер. — Спортзал расположен крайне удобно для нас. Он в стороне от направлений, по которым постоянно ходят люди. Кроме того, музыка будет приглушена, а маты, которые здесь всюду расставлены, создают неплохую звукоизоляцию. Если даже запустим радиоприемник погромче, то и в этом случае нам никто не помешает. Конечно, можно вообразить, что кому-либо из офицеров взбредет в голову ночью совершить несколько упражнений на брусьях или турнике. Но, я думаю, таких идиотов среди наших воспитателей не найдется.

Девушки рассмеялись. Они находили фенриха очень веселым и остроумным. Большинство их коротких любовных приключений проходило обычно на солдатских одеялах или на лестничных ступеньках, всегда в страхе, без всякой гарантии. В этот раз все было по-другому, весело и походило на настоящий маленький праздник.

Девушка, сидевшая рядом с Меслером, повизгивала от восторга. Та, которая была с Редницем, немного скучала и выжидала, когда ее кавалер попытается вызвать ее благосклонность. Туповатая кухарочка сразу заинтересовалась подробностями обычаев и привычек в офицерском корпусе.

— Большое значение придается благородному происхождению офицерских жен? — интересовало ее.

— Первое, — заметил Вебер, — никаких офицерских жен нет. Если только у них до этого дошло, они называются дамами, а до их происхождения никому нет никакого дела.

— Неужели? — с надеждой спросила девушка.

— Ясное дело, — ответил Вебер. — У нас был даже один генерал-фельдмаршал, который женился на уличной девице, и как только она вышла замуж, так сразу стала дамой. Жена генерал-фельдмаршала не может быть иной. Наш любимый фюрер даже был у них шафером.