Фабрика прозы: записки наладчика
Шрифт:
7 декабря 2012
Зачем нужна стабильность? Странный вопрос! Стабильность – это высший идеал мещанства (виноват, среднего класса). Не «стабильность ради прогресса», а наоборот – ради стабильности можно идти на любые жертвы, вплоть до всемирной катастрофы.
«Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить» (Ф. Достоевский, «Записки из подполья», 1864).
11 декабря 2012
«Перевод должен быть темен в темных местах подлинника, причем именно темнотой подлинника» (Михаил Лозинский).
Добавлю от себя.
То
21 декабря 2012
«Опять Рим, опять художник и девушка, опять Любовь, опять brilliant dialogue, и главное – опять бездельники – богатые люди, которые живут всласть, ничего не делая, кроме любви (making nothing but love)» (Корней Чуковский про какой-то роман Генри Джеймса).
В подтексте читается упрек. Почему эти люди ничего не делают?
Но так писал не только Джеймс. Так писали Джейн Остен, Стендаль, Пушкин, Флобер, Тургенев, Толстой, Достоевский, Пруст и даже Голсуорси…
Чем занимались Евгений Онегин, г-жа де Реналь, мадам Бовари, Анна Каренина, Митя Карамазов и князь Мышкин? Nothing but love!
Это лучше, чем Драйзер или Кочетов. Наверное, самая лучшая литература должна быть именно такой: без производственных и социальных тем. О любви, только о любви.
Ну, и еще о войне, конечно. Но любовь все-таки «во-первых», как сказал Киплинг.
25 декабря 2012
Только не надо обобщать – а то вообще с ума сойдешь.
Еду сегодня в метро. Рядом сидят две девушки. Справа – смуглая, почти черная индо-пакистанка. Слева – русская, беленькая, с тонкими нежными руками.
Индо-пакистанка читает по-английски учебник молекулярной биологии. Много схем: разные фосфатиды и DNA. Она подчеркивает какие-то формулы. Русская читает пособие, как надо правильно молиться. Не вертеть головой, ибо это дьявол отвлекает от мыслей о Боге. Она подчеркивает это место.
«Только не надо обобщать!» – повторяю, как заклинание.
2013
12 января 2013
Сказал Алексей Михайлович Файко (1893–1978). Мне сказал. Многажды сиживал я с ним за одним столом, да и в гостях у него бывал, у знаменитого в свои поры советского драматурга. Подолгу мы с ним беседовали. Пили чай и курили советские сигареты с ментолом – Файко такие любил, они были с вощеной бумажкой в пачке, стоили 16 коп. Две его пьесы – «Озеро Люль» и «Учитель Бубус» – ставил Мейерхольд. И вот вспоминаю, о чем мы с ним беседовали. Да о чем только не! О немецкой гимназии, в которой он учился в Москве еще до той войны; о книге «Руфь»; о спряжении неправильных греческих глаголов; о московских девках 1920-х, и о его шурине, известном искусствоведе Викторе Никитиче Лазареве, и о том, как между ними – Лазаревым и Файко – шло негласное соревнование, кто из них более анфан, так сказать, террибль. Но вот о Мейерхольде и о постановках ни вопроса я не задал старику, сам не знаю отчего. Сначала жалел об этом, а теперь уже нет, не жалею…
13 января 2013
Не
надо преувеличивать распутство т. н. творческих личностей. Особенно тех, которые пишут о безумном и/или утонченном разврате.Генри Миллер терпеть не мог окурков в пепельницах, грязной посуды и беспорядочного секса. Никто не знает, подглядывал ли Луи Фердинанд Селин в сортир за тетеньками. А маркиз де Сад сочинял свои кошмары для того, чтоб показать, сколь отвратителен порок…
«Творческие личности» – это чаще всего благопристойные обыватели. Исключения? Ну, Берроуз, ну, Мисима. Ну, Достоевский, ну, Чехов. Капля в море.
Тем более что два последних в своих сочинениях были весьма строги по части морали.
16 января 2013
Однажды Адамович написал хвалебный очерк о каком-то бездарном поэте. Мережковский стал допытываться, почему Адамович это сделал. Тот долго отговаривался: мол, не так уж плох этот поэт, мол, что-то в нем есть и т. д.
Но Мережковский не отставал, и тогда Адамович признался:
– Ну, из подлости, Дмитрий Сергеевич. Этот человек мне когда-то очень помог, вот я и написал…
– Ах, из подлости! – обрадовался Мережковский. – Тогда всё понятно. Так бы и сказали. Из подлости чего только не сделаешь! А я-то уж думал, что вы и вправду так считаете (из Ирины Одоевцевой, «На берегах Сены»).
20 января 2013
В архиве Максима Горького есть рассказ какого-то безвестного начинающего автора. Он весь исчеркан и выправлен. Многие слова вымараны и сверху написаны новые. Другие – поменяны местами. Целые фразы переписаны заново и перенесены из начала в конец или из конца в начало. И вот так – много раз. Решительного карандаша Горького там гораздо больше, чем тусклой авторской машинописи. То есть, по существу, перед нами новый рассказ Максима Горького.
Но в конце он крупными буквами написал: «НЕ ПОДХОДИТ!»
Я, конечно, не Горький. Но у меня тоже так случается.
24 января 2013
Веранда была залита солнцем. В кухне бабушка хлопотала у плиты, гремела сковородками. Пахло жареным луком. Во всем теле было ощущение счастья.
Она была угловатым длинноногим подростком.
Подруги звали ее недотрогой, а ребята робели в ее присутствии.
Она давно облюбовала эту укромную лужайку, окруженную белой колоннадой старых берез.
Он закурил, неловко затянулся и закашлялся.
Она упала на спину в цветущее разнотравье, раскинула руки и посмотрела в июльское небо, где порхал одинокий жаворонок.
Он хотел что-то сказать, но не успел.
Она порывисто обняла его.
Он вдыхал загадочный и волнующий запах ее волос.
Она капризно запрокинула голову и доверчиво прикрыла глаза.
Он свернулся калачиком и мирно посапывал.
Она сидела, обхватив колени тонкими руками.
Из окна тянуло сыростью и дурманящим запахом ночных цветов.
Она прислонилась лбом к холодному стеклу.
На тропинке валялось забытое детское ведерко.
Забор потемнел от дождя.
Чужая собака забежала во двор, понюхала куст пионов и снова убежала через распахнутую калитку.
У нее тоскливо сжалось сердце.
Поезд прощально загудел.
Она спрятала лицо в его теплых ладонях.
Толстая проводница с белой травленой челкой, выбивавшейся из-под сизого форменного берета, по-бабьи сочувственно глядела на нее.
– Можно сочинять, как будто складываешь пазл, – сказала писательница. – Даже не пазл, а самое настоящее лего.