Фацелия Райс: сердце дриады

Я знала, что увижу, когда открою глаза, и не спешила этого делать. Меня покачивало из стороны в сторону, волосы свисали вниз и щекотали лицо, руки - связаны за спиной, ноги тоже стиснуты веревками или чем похуже.

Нет...

Неужели Грегори настолько подонок?

Открыла-таки глаза и задохнулась от ужаса: в десятках метров подо мной плескалась Мойра. Толщи воды тяжело перекатывались и куда-то бежали, напоминая мощное тело питона, такое же изящное и смертельно опасное. Я болталась вниз головой, привязанная к ветке глицинии, раскинувшейся прямо над утесом. Она еще не ощетинилась листвой, но уже распускала серебристо-синие лепестки на длинных плакучих побегах. Я бы даже полюбовалась красотой, но не в такой позе, не в таком положении и не в такой компании.

– Сатхейн!!!
– завизжала, когда оправилась от первого шока.
– Урод, сними меня отсюда!

54

– Поверь, Райс, для твоей же безопасности будет лучше, если ты повисишь там.

– Для твоей же безопасности будет лучше немедленно меня снять! Я тебя убью! Я серьезно тебя убью, придурок!

– Встань в очередь, уродина, - улыбнулся он, продолжая вычерчивать символы на ритуальном камне.

Утес Хилл создан природой, считается, что однажды здесь сошлись все стихии и образовали место концентрации силы. Глициния как символ земли, сильнейший ветер как символ воздуха, Мойра - вода, а в изголовье ритуального камня, от природы созданного в форме ложа, горит негасимый огонь. Сила здесь и впрямь зашкаливала, даже меня, лишенную магии, потряхивало. Хотя, не берусь сказать, возможно это от позы, страха и холода.

– Грег, это не смешно, сними меня!

– Райс, то, что я планирую сделать - опасно!
– парень выпрямился и подошел к мощному стволу пятнадцати метрового дерева. Оно с каждым годом становится все выше и выше, и этот печальный факт меня совсем не радует с позиции момента.
– Я хочу обуздать стихии.

– Чего?

Я даже на миг забыла о себе.

– Вниз башкой я, а кровь ударила тебе? Хочешь стать архимагом? Не рановато-ли?

Он жестко усмехнулся и подошел к краю обрыва.

– И ты туда же? Я думал, хоть ты не такая, Райс!

– Какую стихию ты решил обуздать? Ты не способен справиться с собственными эмоциями!

– Все!
– глаза Сатхейна ненормально блеснули.
– Я дерзну обуздать все стихии разом! Начну с воздуха.

– Так бы сразу и сказал, что решил красиво уйти из жизни. Честное слово, я бы тебе за бесплатно помогла, зачем понадобилось шоу? Тут ведь даже зрителей нет!

Грегори сплюнул и вернулся к камню, решив не продолжать разговор. А я лихорадочно соображала.

Если Грегори начнет обуздывать стихию, то умрет. Будем же откровенны, немногие сильные маги способны подчинить чистую магию. Большинство погибает, и эта смерть, несомненно почетная, надежно защищает мир от появления бессчетного количества архимагов, владеющих огромной силой.

И вот выискался красавчик, рискнувший подчинить все четыре стихии разом. В мире можно по пальцам сосчитать покоривших две стихии. Три не покорил никто, а уж четыре и подавно. Когда все начнется, в меня полетят заклинания красного уровня. Даже первого хватит, чтобы я надежно вырубилась. Учитывая, что я болтаюсь вниз головой, бесславная кончина мне обеспечена.

А умирать не хочется. Вообще никак!

Ужас охватил внезапно. Его ледяные лапы пощекотали пятки, рассыпали холодные мурашки по лодыжкам, схватили колени, скользнули по животу и свились терновыми прутьями в груди. Знакомое жжение оказалось вообще некстати, только вспышки дара не хватало. Я пыталась его усмирить, но безуспешно. Жжение усиливалось, мне стало трудно дышать, я закашлялась и в какое-то мгновение все заволокло черным туманом. Угольная вспышка, и я в свободном полете.

– Грег!!!
– завизжала, понимая, что стремительно падаю.

– Райс!!!
– голос Сатхейна, возможно, вообще послышался.

В ушах свистел ветер, рев Мойры приближался, перед глазами проносилась жизнь, а потом сокрушительный удар и темнота.

Второе пробуждение было еще хуже первого: у меня раскалывалась голова. Она так раскалывалась, что было больно открыть глаза. Я застонала, но не смогла пошевелиться. Грегори поднес к моим губам флакон и приказал:

– Пей.

Губ коснулось холодное стекло, а я... доверчиво раскрыла рот и выпила что-то горькое и противное.

– Что это было, Райс?

Тяжело разлепила веки, пытаясь сфокусировать взгляд на Грегори. Он привязал меня к дереву, а сам сидел на корточках рядом и с волнением вглядывался в мое лицо.

Горько усмехнулась, ощущая боль в груди.

– Привязал, чтоб не уползла? Ну ты и мудак...

– Я испугался за тебя!
– он поднял мое лицо за подбородок и бережно отвел с моего лба прядь.
– Как ты выпуталась из веревок?

– А ты как меня спас?

– Я не последний маг, и сетью ветра владею виртуозно. Успел подхватить в последний момент, но мягко взять не получилось, - он погладил мою щеку и прикосновение отозвалось неприятным жжением.
– Ты не должна была пострадать.

– Как ты себе это представлял?

От зелья стало легче. Похоже на сбор номер три, для экстренного восстановления организма на поле боя. Будет хорошенький откат, но часов через пять.

– Обуздать стихию нелегко, Грегори. Зачем тебе это? Ну правда, зачем?

Он тяжело опустился на землю рядом со мной и прислонился спиной к шершавому стволу. Откупорил бутылку, сделал крупный глоток, протянул мне.

– Нет, спасибо.

– Страшная, у тебя бывало, что ты стоишь на перепутье и не знаешь, какое решение принять?
– он с болью посмотрел перед собой.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и черный атлас неба с одной стороны серебрился звездами, а с другой еще алел. Невероятное зрелище, особенно с такой высоты и над рекой, впитывающей медово-карие лучи позднего заката.

– Я ведь не всегда был гадом. Ну, точнее, как тебе сказать? Мой отец, - он усмехнулся и потер лицо ладонью, - этот уродский ублюдок ни во что меня не ставит. У него был, есть и будет один-единственный сын - Антуан Сатхейн, а все остальное - от льеха. Что бы я ни делал, как бы ни пытался добиться родительского внимания - без толку. Пустота. Я стоял на перепутье...
– он сделал еще один глоток и поджал губы, глядя в пустоту перед собой.

– Сколько тебе было?

Блин, Фацелия, нашла, что спросить!

По мне мазнули рассеянным взглядом и Грег сделал еще один крупный глоток. Кажется, покорение стихий отменяется.

– Девять, - он ткнул в меня указательным пальцем и поднял брови, начиная хмелеть.
– Мне было девять. Я стоял в дверях, когда родители поздравляли Антуана с очередной победой в конкурсе боевых искусств. С какой гордостью отец смотрел на него, с каким трепетом мать его обнимала. Со мной они никогда себя так не вели. В тот момент я стоял на перепутье. Что делать? Заплакать? Я был ребенком, имел право, - шумно оправдался он, но у меня на глазах уже стояли слезы - так живо воображение нарисовало картину обделенного лаской мальчишки.
– Мог ведь заплакать, да? Мог. Сказать предкам, как мне больно, как обидно, что я тоже хочу любви и внимания. Мог до конца жизни доказывать им, что я лучше Антуана. Что меня тоже есть за что любить. Соревноваться с ним. Я бы стал тогда невероятным ничтожеством, поэтому выбрал другой путь.