Фагоцит разбушевался

– Да уж, - прокомментировал мне Антонов, - заворачивать свои шкурные устремления в обертку из правильных слов Леня, похоже, умет лучше нас с тобой.

– Я вообще не умею, это ты там старый циник, поэтому слушай, вдруг они еще чего интересного скажут, а ты для меня переведешь.

Беседовали мы вчетвером, это если считать по организмам - из полностью посвященных отсутствовали Ефремов и Семичастный. Если же по сознаниям, нас было пятеро, Антонов, ясное дело, тоже почтил собрание своим виртуальным присутствием. Он, как уже упоминалось, первым просек ситуацию и на всякий случай перевел наивному мне слова генсека:

– Леня, как самый озабоченный своим здоровьем, опасается, что, продолжая лечить всех подряд, мы тратим силы, и их в нужный момент может не хватить для помощи ему самому. Но давить на тебя не хочет, а вдруг ты психанешь и вовсе откажешься от целительской практики. Или я психану, это будет еще хуже.

– Тоже мне, открыл тайну, - хмыкнул я, - с предложениями будем выступать мы или подождем, что нам изволит сообщить руководство?

– Давай подождем. Интересно, до чего они уже додумались.

В общем, примерно часа через полтора высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу, который выглядел так.

Мое целительское время делится между триумвиратом и всеми остальными поровну. Когда встанет вопрос об очередности среди триумвиров, они должны прийти к единогласному мнению. Если у них это не получится, то порядок оказания помощи определяю я.

«Все остальные» делятся на две равные части. Половину кандидатов на исцеление предлагает руководство, половину я выбираю сам, но при этом обязательно ставлю в известность триумвират.

– И вот еще что прошу учесть, - дополнил я.
– Пациент не должен быть мне глубоко антипатичен, иначе вместо исцеления может самопроизвольно начаться обратный процесс.

– Это значит, что мы должны очень ответственно относиться к своим рекомендациям, - согласился Брежнев.

Ефремов, узнав о наших договоренностях, поначалу возмутился.

– Они теперь что, будут напрямую решать, кому жить, а кому умереть? Я в таком участвовать не желаю и очень удивлен вашим согласием.

– Так ведь что раньше у нас с вами была случайная выборка, что сейчас она же и осталась, только тип случайности немного изменился. Раньше шанс вылечиться давался тем, кто написал вам письмо и при этом жил не очень далеко от Москвы, а теперь половину кандидатов будут составлять номенклатурщики, и это неплохо.

– Чем же?

– Я ведь уже озвучил, что предполагаемый пациент должен быть мне симпатичен. Вот пусть они и стараются, авось хоть что-то и получится. То есть в противовес существующему отрицательному отбору, действующему во власти, мы с вами сможем запустить пусть ограниченный, но положительный.

Ефремов, кажется, мысленно плюнул, но с моими доводами все же согласился.

Ну, а в начале шестьдесят восьмого года текст меморандума о целительстве был написан и подтвержден всеми причастными. Естественно, он существовал только в электронном виде.

И, значит, в самом начале шестьдесят девятого года мне пришлось позвонить Ефремову.

– Иван Антонович, у нас с вами еще один пациент «сверху». Впрочем, такой, за которого я бы взялся и без руководящих указаний.

– И кто именно?

– Не по телефону. Если вы не против, буду у вас часа через полтора, потом поедем к нему, по дороге и поговорим.

– Янгель?
– переспросил Ефремов, когда мы с ним выехали на Ленинский проспект.
– Вроде фамилия знакомая, но кто это, сказать не могу.

– Конструктор ракетной техники. В основном военной, здесь вы про него ничего слышать не могли, только если читали в моих материалах.

– И что с ним?

– Лежит в ЦКБ с инфарктом, причем вторым и довольно тяжелым. Этот он переживет, и даже следующий тоже, умрет в семьдесят первом году. Рано, несколько дней не доживет до шестидесятилетия.

– Что же вы пораньше-то не спохватились?

– Я ведь не господь бог, всего и сразу не помню. К тому же как вы это себе представляете - приезжает к нему какая-то мутная личность и начинает вещать, что может его исцелить от всего и разом? Тут хоть сверху поступило недвусмысленное распоряжение, лишних вопросов не будет.

Когда мы приехали, Янгель спал, напичканный снотворными. Персонал был предупрежден, и нам не мешали. Впрочем, я смог очень немного. Пациент оказался никаким для Антонова и седьмым для меня, то есть я за получасовой сеанс сумел только слегка ускорить заживление пораженного участка на сердце. От попытки совместного с Антоновым воздействия, после которой Янгель мог стать «десятым», мы с духовным братом отказались сразу. Не успел бы этот пациент никем стать, кроме покойника, он и так еле жив. И в будущем перспективы тоже не очень. С таким сердцем риск все равно останется слишком велик, а на «седьмого» мое воздействие весьма ограничено. Ну придет в себя он чуть побыстрее и сердцу стает чуть получше, вот все. Или рискнуть месяца через два-три, когда Янгель уже более или менее оклемается?

– Пусть Шелепин решает, - предложил Антонов.

– Ладно, доложу, но, пожалуй, Брежневу. Он же давал задание, а не Шурик.

– Значит, так, - сказал Леонид Ильич после примерно пятиминутного раздумья.
– Сколько тебе потребуется обычных, слабых, но безопасных сеансов?

– Два или три, следующие уже практически ничего не дадут, во всяком случае в течение полугода.

– И во что ты оцениваешь риск такого воздействия, как, например, два года назад на меня?

– Процентов восемьдесят, а то и девяносто за летальный исход.

– Слишком много, так рисковать мы не можем. В конце концов, я уже узнавал у врачей - даже один сеанс заметно помог, сразу после него кардиограмма у Михаила Кузьмича улучшилась. Проводи еще два и на этом пока заканчивай.

Вообще-то мне в конце шестьдесят восьмого и в начале января шестьдесят девятого годов иногда казалось, будто что-то идет не так. Но что именно, я понять не мог до утра седьмого января. Ответ нашелся в газете «Правда». Там сообщалось, что вчера вечером стартовал «Аполлон-8». Ему предстояло совершить пилотируемый облет Луны. А в мире Антонова этот старт состоялся двадцать первого декабря шестьдесят восьмого года! До сих пор даты американских запусков довольно точно совпадали с тем, что было в другой истории, а тут сразу такое различие. Интересно, чем же мои луноходы смогли так повлиять на выполнение американской лунной программы?

– Тем, что политики возбудились, - предположил Антонов.
– И начали давить на исполнителей. А у тех небось еще и энтузиазм слегка уменьшился, наш флаг на Луне и пляски роботов вокруг него этому могли поспособствовать. Но мне другое интересно - куда «одиннадцатый» садиться будет - в море Спокойствия, как в моем мире, или поближе к твоим луноходам с целью чего-нибудь от них отвинтить на память? Целиком им, пожалуй, ничего не утащить.

– «Пионера» смогут, но вряд ли они начнут таким заниматься прямо в первой экспедиции. А во в четвертой там или в пятой - не исключено.