Фагоцит разбушевался
Шрифт:
И вот, значит, вскоре курьер привез мне бумагу под заголовком «Патент на индивидуально-семейную трудовую деятельность» на имя Михаила Петровича Астахова. В конце там перечислялись виды этой самой деятельности, а напротив пункта «оказание транспортных услуг на личном автомобиле» стояла галочка.
– Ишь, подписи-то какие, - восхитился дядя Миша.
– Не только Егорычев - сам Косыгин расписался!
Нуда, этот патент был согласован на необычно для подобных документов высоком уровне.
– Так это что, я теперь могу на своей «Победе» левачить, когда хочу, и мне никто слова не скажет?
– Совершенно верно. Только счетчик возьми и зеленый
– А что тут про налогообложение сказано? Я че-то не совсем понимаю.
– Тринадцать процентов от заработанных денег будешь сдавать в бухгалтерию института.
– А она не проболтается?
– опасливо спросил дядя Миша.
– Да ты что, у нас же режимное предприятие, а это будет самое настоящее разглашение гостайны.
– Проверять меня кто будет и как?
– Никто и никак, кроме твоей совести. Она же у тебя есть? Вот пусть и работает.
Глава 3
Как уже упоминалось, посвященные предпочитали встречаться со мной на дачах или даже вовсе на свежем воздухе. Правда, Шелепин приезжал в НИИ «Мечта», но это ему было положено по должности. В московской квартире я до декабря шестьдесят шестого года не был ни у кого, и эту традицию первым нарушил Брежнев. Он позвонил мне девятого числа и сообщил:
– Вить, я тебя приглашаю вечером восемнадцатого в гости на Кутузовский. Знаешь, где я там живу? Вот и приезжай с Верой, очень она у тебя обаятельная девушка, и поет хорошо. Будем в узком кругу мой юбилей праздновать, все-таки шестьдесят лет, круглая дата, а девятнадцатого не получится, будут официальные мероприятия. И гитару захвати. Вообще-то гости собираются к восьми, но ты давай пораньше, часов в семь, у нас тут с тобой есть о чем поговорить.
Ну да, нашему дорогому Леониду Ильичу девятнадцатого декабря исполняется шестьдесят лет. Интересно, подарят ему сейчас первую звезду Героя Советского Союза или нет? И ведь небось восемнадцатого я этого не узнаю, придется потерпеть несколько дней.
К дому номер двадцать шесть по Кутузовскому проспекту мы с Верой приехали за пятнадцать минут до назначенного срока. Мало ли, вдруг нас не пустят сразу, начнут выяснять, кто мы такие, а опаздывать к самому генсеку неудобно. Однако нас мало того что пропустили без волокиты, так и предложили загнать машину во двор, на охраняемую территорию. Нормально, можно дворники не снимать, а то оставлять их на машине, брошенной просто на улице, опасно. Могут спереть.
Брежнев сам встретил нас в дверях, Веру сразу передал на попечение супруги Виктории Петровны, а со мной уединился в кабинете. Мне, честно говоря, было любопытно - что же такое стряслось, раз он специально выделил время для беседы наедине? Неужели только для того, чтобы похвастаться - юбилейной звезды Героя у него не будет?
– Неправильно утверждать, - заявил явно гордящийся своей скромностью Леня, - что коммунисты не делают ошибок. Делают. Но настоящие коммунисты их вовремя осознают, принимают все меры к их исправлению, и уж тем более не повторяют. Такого позора, что я видел в твоем планшете, теперь не будет. Кстати, свежих анекдотов не расскажешь?
Ну да, Леониду Ильичу почему-то нравилось слушать анекдоты про себя. Причем в этом времени их пока еще было очень мало. Те, что я ему рассказывал, датировались где-то концом семидесятых годов.
Я встал и торжественно
произнес:– Дорогой Леонид Ильич! Позвольте в честь юбилея преподнести скромный подарок и пожелать, чтобы вы всегда оставались таким же здоровым, умным и ироничным, как сейчас. Вручаю наедине, потому что подарок... хм... несколько неоднозначный.
Я протянул ему книжку, оформленную в стиле «Библиотеки приключений и научной фантастики» - он любил эту серию. Только примерно вдвое меньше в высоту и в ширину - как раз чтобы Антонов мог без проблем перекинуть ее мне. Он сам распечатал анекдоты из сборника, напечатал обложку и отдал в переплет. И теперь Леня держал в руках томик с собственным портретом на вернем поле и названием на нижнем «Анекдоты про Леонида Ильича».
– У вас там даже такое издают?
– удивился он.
– Вроде да, но точно не уверен. А это штучный экземпляр, сделанный специально для вас. Здесь нет никаких упоминаний о том, когда, где и каким тиражом это было отпечатано. Так что при желании можете даже кому-нибудь показать.
– А что, думаешь, не покажу? Зря, еще как покажу. Вике, например, вместе посмеемся. И еще соседу не помешает, Мише Суслову, про него-то небось не сочиняют.
– Как бы его кондрашка не хватила.
– Не хватит, у него здоровья на десятерых. Когда, говоришь, он помереть-то должен?
– Месяцев за девять до вас. Но теперь-то вы его наверняка переживете на подольше. И да, у меня для вас приготовлен еще один подарок. Сейчас вручать или при всех? Этот можно показывать кому угодно без ограничений.
– Давай сейчас, чего уж тянуть.
Я протянул ему часы «Восток» - «Морская пехота». Это были механические часы с автоподзаводом, и единственное небольшое несоответствие времени заключалось в картинке на циферблате - там была изображена БМД. Какая именно, не разобрать. Но раз ее примут на вооружение в шестьдесят восьмом, то опытные экземпляры наверняка уже есть, так что тут не подкопаешься.
– Хорошие, - одобрительно сказал Брежнев, повертев часы в руках, - вот только почему «Восток» не нашими буквами?
– Так ведь вам, Леонид Ильич, придется много работать на международном уровне. А слово «Восток» буржуи после полетов наших космонавтов должны знать не хуже своих. Вот и пусть читают.
– Согласен. Спасибо тебе, Витя, уважил. Но у меня к тебе еще одно дело есть, потому и пригласил пораньше. Много ты мне интересных материалов предоставил, и вот я тут прочитал свои воспоминания, которые Аграновский написал вместе с Сахниным. По фактам там, конечно, все написано правильно. Но скучно же читать! Я там, на Малой земле, сам был раз сорок, и с людьми общался, и атаки фашистские отражал, мне до сих пор боевые товарищи письма пишут! Они - живые, и погибшие - достойны того, чтобы про них вспоминали и через поколения. А вот это, что тут за меня понаписали, вспоминать не будут. Я сам, читая, зевал. Ну нельзя же про такой подвиг - и так нудно!
– А не нудно Суслов не пропустил бы.
– Так год уже на внешних сношениях тот Суслов! Скоро вообще на пенсию уйдет. А ты дружишь с очень хорошим писателем, с Ефремовым. Попросил бы его, что ли.
Вот так, подумал я, от судьбы не уйдешь. Пытался Иван Антонович отбрехаться от такой чести, и меня убедил, но вот на тебе. Похоже, все-таки придется ему писать еще и это.
– Ты не думай, - продолжал Леня, - лично прослежу, чтобы на обложке были обе фамилии. Не как тогда. Так и напишем - воспоминания Брежнева в литературной обработке Ефремова.