Фагоцит разбушевался

Она вытащила из сумочки зеркальце и сунула его мне под нос. Ну рожа, краше в гроб кладут, подумал я.

– Скорую вызвать?

– Нет, лучше помоги поесть, а то мне трудно дойти до холодильника.

– Сейчас, ты лежи, лежи, не дергайся, я сама! Чего тебе принести?

– Будь добр, оставь нас одних, - подал голос наконец-то очнувшийся Антонов.
– Это меня сейчас начнут с любовью кормить с ложечки, а вовсе не тебя.

Когда мы со слегка оклемавшимся Антоновым вернулись в двадцатый век, в наушниках скафандра звучало:

– Барсук, ответь Кедру! Барсук...

Гагарин, вылетев вытаскивать меня с орбиты, взял тот же позывной, что был у него в первом полете. Насколько я помнил, вместе с ним должен был лететь Леонов.

– Кедр, слышу хорошо. Ты где?

– В семи километрах, вижу тебя, скорость сближения восемнадцать метров в секунду. Дождешься или увеличить?

– Дождусь, - подтвердил я. Антонов тем временем пытался в уме поделить семьдесят тысяч на восемнадцать. Получалось так себе, соображал он еще довольно замедленно. После перехода ему опять поплохело.

– Не семьдесят тысяч, а семь, - поправил я его.
– Это будет около четырехсот секунд, но надо учесть, что Юра в конце должен сбросить скорость. В общем, минут через пятнадцать нас отсюда вытащат, пора стравливать давление из кабины и открывать люк.

– Образцы, образцы не забудь!
– в который раз за экспедицию напомнил Антонов. Правда, на сей раз довольно вяло.

Глава 35

Собственно говоря, именно с чего-то такого моя жизнь в двух временах и начиналась. Я лежал без сознания, отлично это осознавал и занимался лечением пострадавшего организма. Правда, имелись и отличия.

Во-первых, пациентов было два. Мне, Скворцову, теперь приходилось приводить в хотя бы в относительный порядок сразу и Антонова в двадцать первом веке, и Скворцова в двадцатом.

Во-вторых, их бессознательное состояние было в значительной мере искусственным - оказалось, что сразу по двоим так проще работать.

И, наконец, отличался состав бодрствующих около двух тел. В шестьдесят втором году у кровати Скворцова сидела пожилая медсестра, которой в общем-то всякие пациенты давно надоели, и она считала дни до выхода на пенсию. Теперь же у дивана, на котором валялся Антонов, дежурила Марина, и мне стоило немалых трудов убедить ее не вызывать скорую помощь. А тело Скворцова плавало в невесомости посреди бытового отсека «Союза», и Гагарин с Титовым по согласованию с Землей выполняли последнее по времени указание Скворцова - «меня не кантовать, пока сам не очнусь».

Ну вот, кажется, что-то получилось, подумал я. Во всяком случае, и Антонов, и Скворцов теперь смогут продолжить восстановление сил каждый сам по себе. И что это там бубнит?

Я прислушался и разобрал, что Леонов беспокоится - я, мол, уже четвертый виток болтаюсь тут без сознания, так, может, меня перетащить в спускаемый аппарат и зафиксировать в кресле? И садиться, а там пусть им медики занимаются, а то как бы не помер прямо тут.

– Держи карман шире, помрет он, - возражал Гагарин.
– Я своими глазами видел, как он управляет своим организмом. Это мы сами виноваты, не уточнили, сколько времени он собирается так висеть, пока была возможность. В общем, пока не минули земные сутки, ничего не предпринимаем. А там запрашиваем указания у Земли.

– Не надо, - встрял в беседу я.
– Помогите перебраться в спускаемый аппарат и сообщите на Землю, что мы готовы к посадке.

– Вот, - обрадовался Юрий, - ты уже в порядке?

– В относительном. Чтобы прийти в полный после такого полета, нужно не меньше двух недель. В хорошем санатории на берегу моря, с женой и дочерями. И с собакой, Джульке будет обидно, если его не возьмут.

– Но сейчас перегрузки-то при входе в атмосферу выдержишь?

– А куда ж я денусь? Придется.

Но еще до начала перегрузок нам пришлось маленько поволноваться. Сразу после отделения спускаемого аппарата в кабине раздалось шипение, и давление стало резко падать. Но мы были в скафандрах, так что немедленная смерть нам не грозила. Хотя, конечно, это были даже гораздо более легкие скафандры, чем тот, в котором я просидел сначала путь до Луны, а потом - оттуда на околоземную орбиту. Но, во всяком случае, десять минут жизни конструкторы гарантировали.

– Твою мать, опять клапан!
– раздался в наушниках голос Гагарина.
– Леша, закрывай его вручную.

Леонов ослабил ремни, привстал на сиденье и, отодрав панель на потолке над собой, перекинул рычажок клапана. Давление перестало падать, Леонов сел, и вовремя - мы вошли в верхние слои атмосферы, и навалилась перегрузка.

Посадка мне почти не запомнилась. Правда, восемь «же» все-таки доставили несколько неприятных мгновений, но осознание, что скоро сверху будет нормальное небо, а под ногами - настоящая Земля, мне сильно помогло.

Когда мы уже спускались на парашюте и до поверхности земли оставалось километра три, Леонов попытался открыть клапан, иначе внешнее давление не дало бы на открыть люк, однако чертов клапан на его усилия не реагировал.

– Да ладно, - слабым голосом предложил я, - ну его нафиг. Сядем и чем-нибудь проковыряем дырку в обшивке, она тонкая.

– Ну вот еще, - возразил Леонов и, достав из-под сиденья молоток, несколько раз сильно ударил по рычагу клапана. В кабину с шипеньем начал врываться забортный воздух.

– Мы не американцы, без кувалды в космос не летаем, - уточнил Гагарин.

Спускаемый аппарат сел в степи между Волгоградом и Элистой, ближе к Элисте. Я на подгибающихся ногах выполз из него и прислушался к себе, опасаясь обнаружить какие-нибудь дурацкие устремления типа упасть на колени, поцеловать родную почву или сотворить еще что-нибудь этакое. Но, к счастью, ничего такого мне хотелось, даже воскликнуть «Слава КПСС». Я вяло подумал, что, будь у меня нормальный организм, я бы сейчас, не отходя от «Союза», нажрался бы в сопли для восстановления душевного комфорта. Но он скоро должен восстановиться и сам, так что обойдусь. В конце концов, для того, чтобы упасть и всласть поспать, лично мне никакой водки не нужно.

– Вертолет, - сказал Гагарин.
– И вон еще один. Быстро нас нашли, хотя мы и промахнулись с посадкой километров на двести. Хочется надеяться, что фотографов там нет.

– Чем они тебе помешают?

– Мне - ничем, но ты на себя посмотри. Недельная щетина, черные круги под красными глазами, нос синий, и вообще вид до крайности не фотогеничный.

– Вот и хорошо, всякие актрисы и певицы приставать не будут. Пусть вас с Лешей целуют, вы оба и побритые, и без синяков.

С места посадки нас на вертолете доставили в Волгоград, куда через пару часов прилетел не только Келдыш, но и аж сам Шелепин.

– Поздравляю!
– заявил он.
– Впрочем, я в тебе и не сомневался. Мстислав Всеволодович в восторге, ты привез даже больше, чем он надеялся. Вот только...

Шелепин с сомнением поглядел на меня.

– Интересно, - хмыкнул он, - наверняка ведь в Волгограде есть театры. Хотя, пожалуй, гримеров лучше вызвать из Москвы, военным бортом.

– Под кого вы меня загримировать-то хотите?

– Под человека. В таком виде ни о какой торжественной встрече и выступлении по телевизору речи быть не может.