Фагоцит
Шрифт:
Особенно радовалась Вера. Дело в том, что Астаховы не имели родственников в деревне. Дядя Миша являлся коренным москвичом, причем он даже сам не знал, в каком именно поколении, а тетя Нина была хоть и из Смоленской области, но сиротой. И выезды Веры на природу ограничивались только пионерлагерем, так что теперь лес, начинающийся чуть ли не прямо под окнами, казался ей чем-то огромным, восхитительным и полным тайн. Она уже взяла с меня обещание обязательно научить ее искать грибы и отличать съедобные от несъедобных. А также ловить рыбу в речке Пахра.
Ну, и теперь все контакты с властями осуществлял я, то есть Скворцов. Антонов, как оказалось,
Все это пришлось изложить Косыгину, который после того эпизода относился ко мне несколько настороженно, однако услышанное его успокоило. Я пообешал, что Антонова он увидит только тогда, когда сам его пригласит. Ну, а Шелепин так и не узнал, что был на волосок от безвременной гибели. И, хочется надеяться, никогда не узнает. Грубость же Антонова на него не подействовала - они там в ЦК еще и не так друг друга крыли, особенно после стакана-другото. Главное, что я, с его точки зрения, имел право на эмоции. Мой статус путешественника во времени в его глазах хоть и не имел явных здешних аналогов, но все же был достаточно высоким.
С Семичастным же мы были уже на «ты». Правда, получилось это в значительно мере случайно. Он почти в самом начале знакомства спросил - «Вить, ничего, что я к тебе обращаюсь на ты? » и получил ответ:
– Конечно. А мне тоже на «ты» можно?
Так как Семичастный старательно изображал из себя этакого простого рубаху-парня, то ему ничего не оставалось, кроме как ответить «разумеется». А сейчас мы уже привыкли, он ведь ненамного старше Скворцова, а с точки зрения Антонова вообще пацан.
Надо сказать, что к информации о будущем он отнесся куда спокойней, чем его друг Шелепин. Просто хмыкнул что-то не очень разборчивое, но однозначно нецензурное, на чем вопрос был исчерпан.
Его, ясное дело, сильно интересовала информация о вражеских агентах и предателях. Я, не чинясь, тут же рассказал ему про Полякова.
– Он что, был один такой?
– поинтересовался Володя, спрятав листок с закорючками, которые делал во время моего рассказа.
– Разумеется, нет. Но про остальных я расскажу после того, как узнаю, что все, причастные к смерти сына Полякова, как минимум вылетели со службы без погон и с сорокарублевой пенсией. А лучше, чтобы и вовсе сели. И дело тут не в моей мстительности или кровожадности, а в том, что такие люди вредят Советскому Союзу больше, чем десяток Поляковых.
– Однако они не из моего ведомства.
– С каких это пор трудности начали пугать настоящего коммуниста? Тем более, что есть еще и Шелепин. Например, пусть он осторожно покатит бочку на ГРУ. Леня, конечно, встанет на защиту военной разведки - просто в пику Александру Николаевичу. Вот тут и будет самое время предъявить материалы на Полякова. Или можно еще что-нибудь придумать, я на своем варианте не настаиваю.
– Ладно, пока и этого хватит, - согласился Семичастный.
– Кстати, а эта твоя ЭВМ шифры взламывать не умеет?
– Точно не знаю, но скорее всего такие возможности у нее есть. Однако для такой работы мне, во-первых, придется самому научиться
прикладной криптографии, и быстро это вряд ли получится, а во-вторых, после этого я все равно по этой тематике в полную силу работать не смогу, мне и на задания Алексея Николаевича времени не всегда хватает. Поэтому давай я лучше тебе вычислительный центр организую? Пришли подходящих сотрудников, их у меня в подвале обучат работать на ЭВМ чуть попроще.И, значит, теперь мои подчиненные в поте лица готовили ящики из-под «Вег» под установку туда плат от программируемых калькуляторов. На мою долю оставался финал - то есть вставить иновременные внутренности и распаять уже подготовленные по месту провода. Комитет госбезопасности заказал мне восемь секретных вычислительных машин «Вега-КПВ», то есть «Вега с Касио Программируемым Внутри». Впрочем, афоризм «внутре у ей неонка» был еще неизвестен даже его будущим авторам. С которыми, между прочим, Ефремов обещал меня скоро познакомить.
За тем, чтобы в комитетском ВЦ их никто не пробовал вскрывать, Семичастный проследит сам. Хотя просто так там все равно ничего не увидишь, начинку калькуляторов я после монтажа и проверки работоспособности заливал непрозрачной эпоксидкой. Что под ней, даже мои подчиненные не знали, но подозревали, что там разработанные где-то в недрах КГБ позитронные мозги первого поколения.
Ну, а еще в мой актив можно записать то, что реформы Косыгина в ближайшее время не предвидится. Во всяком случае, в известном нам с Антоновым варианте Косыгина-Либермана. Прочитав все предоставленные ему материалы на эту тему, предсовмина вздохнул:
– Эх, а ведь как красиво на бумаге выглядело... но правильно я говорил Евсею Григорьевичу, что даже минимальные уступки капитализму подобны дырке в плотине. Рано или поздно, но вода ее размоет. И будет вместо хозрасчета - рынок, вместо собственности трудового коллектива - частная, а там и до юридически оформленной реставрации капитализма недалеко.
– Ну вот, - поморщился я, - и вы туда же. Далась вам эта частная собственность! Социализм - это строй, смыслом существования которого является социальная справедливость. И определять его по отсутствию частной собственности некорректно. Впрочем, некорректны любые определения по принципу отсутствия у объекта чего-то. Например, у кошки нет ни рогов, ни крыльев, ни жабр, и что, будем ее так определять? Опарыш под отсутствие таких признаков тоже подходит.
– Но ведь именно частная собственность является основой эксплуатации человека человеком!
– Не основой, а одним из инструментов. В СССР, например, ее нет, а эксплуатация есть.
– Где вы ее увидели?
– Мест полно. Например, Институт марксизма-ленинизма. Пользы стране от его сотрудников даже не ноль - отрицательная величина, зато жрут гады в три горла и вообще живут так, как простому трудяге и не снилось. То есть имеет место принудительное изъятие прибавочной стоимости труда рабочих в их пользу. Это что, не эксплуатация?
Да, при помощи частной собственности эксплуатировать трудящихся можно, это доказал Маркс. А при помощи кухонных ножей и вилок человека можно не то что эксплуатировать, а и вообще убить, это прекрасно доказывают сводки МУРа.
Так как беседа проходила за завтраком, то Косыгин с преувеличенным опасением скосил глаза на мою вилку. Но на меня такие тонкие намеки не действуют, и я вдохновенно продолжат:
– Газеты тоже могут нанести немалый вред, так давайте их запретим и будем ходить с грязной ж... й! А жрать руками.