Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы

Это было самым ужасным. Когда я плачу, то мой нос краснеет. А он такой выдающийся, что не заметить его в этом случае просто невозможно. Огромный сопливый красный нос… Кошмар! Я вскочила со скамейки и убежала, оставив победительницу с кавалером. Правда, вскоре вернулась и торжественно сообщила им, что Господь обязательно их накажет за такую подлость. Они посмеялись надо мной.

И я поняла, что это вовсе не было свиданием, а лишь очередной насмешкой. И в самом деле, кому бы пришло в голову всерьез пригласить меня на свидание? С этим носом… такую нескладную… с заиканием… Да кому я вообще была нужна?

Тогда я еще этого не понимала. Винила гимназиста и его подружку. Думала, что они просто решили посмеяться надо мной и поэтому придумали свидание. По ночам представляла, как они веселились после моего ухода, и скребла ногтями одеяло. Воображала для них множество несчастий, а воображение у меня всегда было богатым. В конце мои враги обязательно должны были умереть, но просто смерть казалась мне слишком легким, быстрым и банальным выходом. Сначала требовалось помучиться. Помню, самое большое мучительство, которое я придумала для соперницы, — заболеть оспой. Оспа оставляет следы на всю жизнь, и я улыбалась в темноте, представляя ее хорошенькое личико, обезображенное ямками. Как-то я видела бабу-молочницу, переболевшую оспой, и ее лицо показалось мне таким страшным, что я даже плакала по ночам и долго отказывалась пить молоко. Мне казалось, что если пить молоко, которое приносит эта баба, я тоже стану такой же страшной…

Я знаю, что вы скажете. Что в детстве у многих была несчастная безответная любовь. Что, к примеру, вы были влюблены в самую красивую девочку в классе, а она на вас не обращала никакого внимания, разве что когда нужно было списать контрольную. И что такие случаи не исключение, а, скорее, правило. Но у меня-то этот случай был не единичным! Ладно бы детское разочарование… тем более, что я вовсе не была влюблена в того гимназиста. Мне просто хотелось, чтобы у меня тоже было свидание, как у Бэллы.

Самое страшное разочарование случилось, когда я уже работала в театре. Правда, это был провинциальный театр, но я выходила на сцену и поэтому воображала себя настоящей актрисой. Роли мне доверяли исключительно бессловесные.

Он был по моим тогдашним понятием красавцем, но больше всего меня очаровывала его игра. Я воображала, что вижу перед собой действительно великого артиста, и, конечно, влюбилась без памяти. Он на меня не обращал ни малейшего внимания. Таких, как я, всегда много крутится около театральных трупп, и лица сливаются в одно, стандартное и обыденное. Я утешала себя тем, что мое лицо достаточно нестандартно и должно запоминаться. Для сцены нет ничего хуже безликости. И я надеялась, что оригинальность лица даст мне шанс понравиться предмету моих воздыханий.

Мечты — прерогатива молодости. В молодости способность мечтать означает надежду, а надежда толкает вперед, к вершинам. Мечты молодых огромны, в них — простор, воздух, солнце, сверкающие звезды. С возрастом мечты съеживаются, покрываются морщинами, начинают выглядеть будто шарик, из которого выпустили воздух, а потом остается только маленькая резиновая тряпочка, ни на что не годная. Вы думаете, что старость — это седые волосы? Ничего подобного! Старость — это когда мечтаешь не описаться ночью, а успеть добежать до сортира. Когда вместо того, чтобы перед спектаклем мечтать об аплодисментах зрителей, мечтаешь, чтобы от огней рампы не разыгралась мигрень. Когда, глядя на заваленную цветами гримерку, испытываешь не гордость, а страшную усталость и думаешь, что сейчас вот все эти веники придется тащить домой, а они ведь тяжелые… Старость — это отсутствие мечтаний, время, когда все мечты сводятся к мелким бытовым удобствам.

Старость — это невежество Бога. Невозможно и неправильно — так унижать человека, позволяя ему доживать до старости.

Да, ну так вот, я была молода, и я мечтала. Мне даже удалось убедить себя, что я могу понравиться мужчине. В молодости можно убедить себя в чем угодно, а уж в возможности любви — совсем легко. Молодые только и думают что про любовь. Я не была исключением.

А еще я поняла, что сам он никогда не обратит на меня внимание. Мы, как планеты, ходили по разным орбитам, не пересекаясь друг с другом. Поэтому я решила сделать первый шаг.

Это было странное время. Мораль домостроя уже уходила, и как обычно бывает при смене власти, в головах царил настоящий бардак. Татьяна Ларина считала себя чуть не падшей женщиной только из-за того, что первая объяснилась в любви с Онегиным. Для нас же подобное объяснение было лишь признаком нового мышления, свободы, которую, по нашему мнению, заслуживал каждый человек. Мы не желали сдерживать чувства, не видели в этом смысла. Феминизм и сексуальная революция буквально дымились в головах, и мы, молодые, были как в угаре.

Поэтому я, набравшись храбрости, подошла к предмету своих мечтаний и пригласила его на свидание. К себе домой — я тогда снимала квартирку неподалеку от театра. Предложение было очень откровенным. Можно сказать, что я предложила себя в любовницы этому человеку, и он это прекрасно понял.

Получив его согласие, я целый день чувствовала крылья за спиной. Оказывается, меня тоже можно любить! И у меня наконец-то будет самое настоящее свидание. Не какие-нибудь слюнявые поцелуи гимназистов на парковой аллее, а самое настоящее! Я воображала себя раскинувшейся на подушках и чувствовала поцелуи возлюбленного на горящих щеках…

Вы смеетесь? Нет? Напрасно. Это действительно смешно.

Я купила бутылку вина, фруктов, свежего хлеба, сыра… я даже зажгла свечи и украсила стол цветами. Белые салфетки, хрупкие белые хризантемы, пухлые белые подушки в глубине полутемной комнаты… Обстановка была самая наивная и романтическая. Я сидела в своем самом нарядном платье и считала часы. Потом я считала минуты. Потом я начала делать то, что делают все женщины, когда мужчина опаздывает, — придумывала ему оправдания. Мало ли, задержался с друзьями, задержал режиссер — предложил новую роль в новой пьесе, испачкал костюм и пришлось переодеваться… Я нашла множество причин, по которым он мог опоздать, но в конце концов начала сердиться. Все сроки вышли, была уже ночь, свечи некрасиво оплыли, а его все не было.

И вдруг случилось чудо — в дверь осторожно постучали. Я летела к двери на крыльях счастья. Он все же пришел! Но когда дверь распахнулась, я замерла в недоумении. Мой возлюбленный был изрядно пьян и пришел не один. Цепко, хищно, как свою несомненную собственность, его держала за руку незнакомая девица. Она была изрядно потаскана, глаза блудливо и пьяно блестели, но даже это не портило ее красоты. Настоящая кукла с золотыми волосами и очень аккуратным, симпатичным носиком, немного вздернутым — именно так, как нравится мужчинам.

— Деточка, может, ты погуляешь где-нибудь пару часов? — ничуть не смущаясь, поинтересовался мой любимый.

Он совершенно не чувствовал в этой ситуации неловкости. Девица резко хохотнула и окинула меня оценивающим взглядом. Мое нарядное платье сразу же показалось убогим, ну а красотой я никогда не отличалась. На ее лице нарисовалась такая ядовитая насмешка, что я выскочила за двери, не дожидаясь, что она скажет.

Я оставила им фрукты и свечи, хрустящие белые салфетки и пухлые подушки, мягкий белый хлеб и солнечно-желтый сыр… Все, что я приготовила для своего праздника. И до утра плакала, сидя на лестнице. Было холодно, мерзко, и очень хотелось умереть.