Фаина Раневская. Великая и непредсказуемая

«…Не сплю ночи, целые ночи напролет не сплю, – жаловалась Фаина Георгиевна в своих записках. – Тоскую смертно по Павле Леонтьевне. Если бы я писала что-то вроде воспоминаний, была бы горестная книжка. В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части. В жизни меня любила только П.Л. П.Л. скончалась в муках. А я все еще живу, мучаюсь, как в аду» [6] .

«Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья?»

6

Щеглов Д. Фаина Раневская: «Судьба-шлюха». М.: ACT, 2015.

Через десять лет, вслед за своей мамой, из жизни уйдет Ирина Сергеевна Вульф. Финал своей жизни, несмотря на присутствие друзей, коллег, знакомых, Фаина Раневская встретит в одиночестве.

В начале 1960-х годов Раневской удалось получить от власти поистине фантастическую услугу: она добилась приглашения из Франции своей родной сестры Изабеллы Георгиевны Аллен-Фельдман и получила возможность прописать ее в своей квартире в знаменитом высотном доме на Котельнической набережной. Более того, Раневская добилась для сестры выплаты пенсии. Это случилось в первую очередь благодаря хорошим отношениям Раневской с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой. История с возвращением сестры еще раз подчеркивает своенравность и в каком-то смысле нонконформизм Фаины Георгиевны: в те годы, когда на горизонте общественно-политической жизни стала вырисовываться третья (еврейская) волна русской эмиграции (термин выглядит парадоксально, но так оно и было), Раневская не вынашивала идею отъезда к сестре в Париж, а наоборот, устроила Изабеллу в Советском Союзе. Фаина всегда все делала не так, как принято, а так, как ей хотелось делать. Патриотизм Раневской многим покинувшим Страну Советов покажется странным и книжно-наивным, но она рассуждала иначе. Актриса не могла понять, как можно покинуть страну, являющуюся родиной целого ряда всемирно известных писателей и поэтов – Тютчева, Лермонтова, Пушкина, Чехова, Толстого, Достоевского. Жизнь вне российской культурной среды ей не представлялась вообще. Также она не могла вообразить себя живущей в природных условиях чужих стран.

«Старость – это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости»

Сестры прожили вместе, в соседних комнатах, несколько лет, но так и остались соседками – слишком разными были характеры этих двух одиноких женщин. В последние годы жизни Изабеллу Георгиевну закружил роман с ее давним поклонником Николаем Николаевичем Куракиным, импозантным мужчиной аристократических кровей, несколько десятилетий хранившим в сердце любовь к ней. Характерно, что их случайная поздняя встреча состоялась у могилы художника Саврасова на Ваганьковском кладбище. Более подходящего места для начала их романтических, но печально закончившихся отношений представить сложно. Влюбленные встречались и чудесно проводили время за стенкой комнаты Фаины Георгиевны, что утомляло актрису и заставляло ее комментировать эти встречи нелестными отзывами типа «Старый осел, совсем сошел с ума!» [7] .

7

Щеглов А. Раневская. Фрагменты жизни.

Зато Изабелла души не чаяла в своем кавалере и в своих мемуарах, которые она, в отличие Раневской, оставила потомкам, называла его «дорогой Nicolas».

«Бог мой, как я стара – я еще помню порядочных людей»

В последней записи воспоминаний Изабелла Георгиевна сообщает следующее.

«Я решила отдать обе тетради (третьей уже не будет) моему дорогому Nicolas. Он будет хранить их как память обо мне. Непременно скажу, что он вправе читать мои записи, если ему того захочется, только попрошу больше ни с кем не делиться прочитанным. Сейчас я поставлю точку, закрою тетрадь и больше никогда не открою ее. Скоро все закончится» [8] .

8

Фельдман-Аллен И. Моя сестра Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самою.

Несмотря на этот наказ, воспоминания Изабеллы Аллен были опубликованы и продолжают издаваться. К сожалению, а может быть, к счастью, издатели не очень-то считаются с волей мемуаристов.

Приблудного пса по кличке Мальчик, жившего в доме Раневской и скрасившего ее последние дни, тоже можно назвать «близким родственником» актрисы. Как всякий человек, изрядно настрадавшийся от людского общества, Фаина Георгиевна безумно любила это четвероногое существо и очень беспокоилась о том, что с ним станет после ее смерти.

Вспоминает близкий знакомый актрисы, театровед и писатель Борис Михайлович Поюровский: «Однажды Фаина Георгиевна ушла на спектакль, а Мальчик стал так выть, что соседи просто закричали: „Караул!“ и чуть ли не бросились вызывать милицию. Когда она вернулась из театра, ей сказали: „Фаина Георгиевна, делайте, что хотите, но мы это слушать по три часа не можем“. Добрый директор Театра имени Моссовета разрешил Раневской брать Мальчика на спектакль. И вот идет спектакль „Странная миссис Сэвидж“. Фаина Георгиевна на сцене, пес в незапертой гримерке. А во всех гримерных идет трансляция сценического действия. И вот подошел черед такой горячей, страстной сцены, когда дети нападают на свою мать, то есть на Раневскую, кричат на нее. А собака это услышала. Она носом открыла дверь, выбежала за кулисы, понеслась на сцену и там принялась отчаянно лаять на этих „детей“, которые орали на Сэвидж-Раневскую. И даже укусила за ногу одного персонажа. Зрители были в диком восторге, аплодировали и хохотали. Они-то думали, что это – режиссерская задумка».

В своих записках 81-летняя Раневская пишет о Мальчике, как о дорогом человеке.

«…Мой подкидыш в горе. Ушла нянька, которая была подле него два года (даже больше). Наблюдаю псину мою… А она смертно тоскует по няньке. В глазах отчаяние, ко мне не подходит. Ходит по квартире, ищет няньку. Заглядывает во все углы, ищет. Упросила няньку зайти повидаться с псиной. Увидел ее – упал, долго лежал не двигаясь. У людей это обморок. У собаки – больше, чем обычный обморок. Я боюсь за него, это самое у меня дорогое – псина моя, Человечная» [9] .

9

Щеглов Д. Фаина Раневская: «Судьба-шлюха».

«Жизнь – это затяжной прыжок из п…ды в могилу»

Через некоторое время после смерти Раневской на ее могиле какие-то неведомые силы установили… бронзовую фигуру Мальчика! Это событие моментально окутал флер мистики. Долгое время знакомые Раневской гадали, кто распорядился установить у надгробия необычное изваяние. Чуть позже выяснилось, что грустного металлического Мальчика «привела» на могилу Фаины Георгиевны певица Елена Камбурова, крепко дружившая с актрисой в ее последние годы.

Своим безнадежным, но просветленным одиночеством Фаина Раневская сильно напоминает другую блистательную актрису XX века – великую Марлен Дитрих, дожившую до девяноста одного года. Германо-американская кинозвезда под занавес своей жизни также «ушла в затвор», никого не подпуская близко ни к своему сердцу, ни к своей душе. Конечно, Фаина Георгиевна была более открыта и не имела пристрастия к алкоголю, усугубившему одиночество Дитрих. Но между ними есть безусловное сходство: обе актрисы были безгранично талантливы и отличались невыносимой для окружающих прямотой суждений о происходящем в искусстве и в жизни. У обеих в конце жизни конфидентами стали молодые мужчины: Марлен Дитрих время от времени общалась по телефону с неким парнем Эриком Хаунтом, написавшим позже книгу о своей заочной дружбе с престарелой мегазвездой. А у Фаины Георгиевны был свой мужчина-конфидент, адресат ее удушающе-печальных писем – Алексей Щеглов, внук Павлы Леонтьевны. Их отношения закончились очень, очень печально. Когда врачи в очередной и последний раз пытались спасти жизнь Фаины Георгиевны, Алексей Щеглов находился в Кабуле, за тысячи километров от Москвы. Она очень ждала своего «эрзац-внука» и писала из больницы:

«Мой родной мальчик, наконец-то собралась писать тебе, с моей к тебе нежной и крепкой любовью. Мне долго нездоровилось, но сейчас со здоровьем стало лучше. Очень по тебе тоскую, мечтаю скорей увидеть и обнять тебя, мой дорогой мальчик. Крепко и нежно обнимаю тебя и Танечку, Нина Станиславовна сейчас у меня, просит передать тебе и Танечке нежный привет. Обнимаю. Твоя Фуфа» [10] .

«Одиночество как состояние не поддается лечению»

10

Щеглов А. Раневская. Фрагменты жизни.

Упомянутая в последнем письме Танечка – это жена Алексея Щеглова, а Нина Станиславовна – актриса Нина Сухоцкая. Это письмо было отправлено 14 мая 1984 года, а 19 июля этого же года Фаины Георгиевны не стало. Ее «эрзац-внук» так и не успел проститься со своей «эрзац-бабушкой».

Очень часто происходит именно так: дорогой, любимый человек покидает наш мир, находясь не с теми, кого любит, кому наиболее дорог и кем особенно любим. Потому что смерть всегда неожиданна, предугадать время ее визита невозможно, даже если она уже у дверей.