Факап
Шрифт:
Конечно, одно дело — пытка потом, а другое — вот прямо сейчас. Могли запугать этим. Но ведь от выступления зависело очень многое. Мог же человек, играющий Будаха, отшвырнуть кубок, кинуться на колени и завизжать: люди добрые, меня заставляют отравить Его Величество, виновен дон Рэба, спасайте короля! Конечно, он мог получить стрелу в спину. Но это не многодневные изощрённые истязания, от которых сходили с ума. Это, по крайней мере, быстро. К тому же был шанс и спастись. Маленький, но был. Вдруг дворяне, давно и основательно не любящие первого министра, бросятся спасать короля? Вот то-то.
Значит что? Значит, исполнитель
Теперь вопрос. Как Его Величество и его первый министр должны были реагировать на демарш Руматы Эсторского? Учитывая, что оба они уже знали, что он никакой не Румата, а неизвестный человек, явно чей-то агент, с серьёзными возможностями? И с личным интересом к Будаху, причём интересом непонятным и пугающим?
Вообще-то это повод для паники. И, может быть, приостановки операции. Но остановить было уже ничего нельзя. Всё уже пришло в движение, причём по обе стороны пролива. Механизм заговора заработал, остановить его было уже нельзя.
Оставалось блефовать. Держать каменную физиономию и делать вид, что всё идёт по плану.
В своей книжке Малышев пишет, что первый министр выглядел прямо-таки довольным и даже посмотрел на него с "ласковой укоризной". При том, что в той же книжке сам отмечает, что дон Рэба был опытным придворным и даже в самых жёстких ситуациях держал лицо:
"Справа от развороченного ложа стоял дон Рэба, неслышно беседуя с длинным костлявым человеком в военной форме серого бархата. Это был отец Цупик, один из вождей арканарских штурмовиков, полковник дворцовой охраны. Дон Рэба был опытным придворным. Судя по его лицу, речь шла не более чем о статьях кобылы или о добродетельном поведении королевской племянницы. Отец же Цупик, как человек военный и бывший бакалейщик, лицом владеть не умел."
Можно себе представить, чего стоил ласково-укоризненный взгляд дону Рэбе. Но он справился.
А теперь начинается самое интересное.
Сцена с лже-Будахом вроде бы немного успокоила заговорщиков. Румата, во всяком случае, не пытался сорвать их игру. Например, не заорал, что перед ними не Будах — хотя и сообщил дону Рэбе и королю, что он это знает (через самого исполнителя роли лекаря). Он не стал протестовать против странноватого метода лечения подагры, и не стал кричать, что в кубке может быть яд. Однако зачем-то он устроил эту сцену?
И вот тут король ошибся. Совсем немного. Но ошибка оказалась роковой.
А именно — он предложил Румате самому испить из кубка. Типа для того, чтобы проверить, нет ли в питье яда.
В книге Антона упоминание об этом моменте отсутствует: там из кубка пьёт только сам лекарь, изображающий Будаха. В фильме король даёт кубок Румате. Но даже если бы эти кадры Малышев вырезал, всё равно можно было бы сообразить, что король, дабы соблюсти политес, потребует, чтобы зелье опробовал не только лекарь, но и тот, кто его рекомендовал. Это должен был сделать дон Рэба, но Румата успел раньше.
Разумеется, никакого яда или чего бы то ни было сильнодействующего в кубке не было. Там была какая-то вонючая и горькая жидкость, совершенно безвредная. Работать с Его Величеством всерьёз предполагалось после того, как он заявит о своём дурном самочувствии и уединится. Тогда появляется
Будах со своими снадобьями и осторожно, контролируя процесс, даёт их королю. Который в результате синеет лицом, у него холодеют конечности, и в конце концов он впадает в кому или что-то вроде того. Чтобы все видели — король отравлен и умирает. Скорее всего, наготове была и парочка лекарей, которые зафиксировали бы отсутствие сердцебиения — то есть, по представлениям того времени, смерть. Дальше тело короля было бы убрано с глаз долой, и началось бы запланированное представление.Ну, собственно, всё так и произошло. Только король умер на самом деле. Вопрос — кто это сделал?
После рассмотрения ряда версий Левин предположил: отравил короля Антон. Сплюнув яд в ту самую чашу — в момент, когда он её пил. Сделал он это по настоятельной просьбе Званцева. У которого были великие планы, а живой Пиц Шестой в них не вписывался.
Скорее всего, рассуждал далее Левин, короля траванули чем-то местным. Теоретически Малышев мог использовать какое-нибудь земное средство в качестве яда. Но все доступные ему лекарства были практически безопасны для здоровья, а выписывать отраву со станции означало попасть под подозрение. Для Званцева же было критически важно представить всё происходящее как сугубо местные разборки.
Гипотезу Борис проверил очень быстро — подняв данные по заказам Малышева, которые он пересылал на станцию. Выяснилось: за месяц до событий он получил целый набор лекарственных препаратов. у которых было одно общее свойство: каждый из них являлся антидотом для какого-нибудь сильной местной отравы. А за две недели он получил ещё один заказ — несколько доз средства от геморрагинов. То есть веществ, разрушающих эндотелий мелких сосудов, что вызывает внутренние кровотечения. Обоснований Антон не привёл, да их и не требовали: нужно человеку лекарство — значит, нужно. Мало ли, вдруг он направляется на обед к какому-нибудь местному Борджиа. Имеющего привычку потчевать гостей особыми кушаньями.
Однако же были нюансы. Во-первых, раньше Малышев таких заказов не делал. И во-вторых, откуда он знал, чем именно его будут травить?
Тогда Левин заказал рабочей группе перевод будаховского трактата "О травах и иных злаках, таинственно могущих служить причиною скорби, радости и успокоения". Выделяя места, касающиеся ядов — и особенно тех, от которых Будах не знал противоядий.
Список оказался небольшим. Из известных в Аркаране отравляющих веществ абсолютно смертельными Будах считал всего десять. Все они, кстати, были проверены земными специалистами, на предмет нахождения антидотов.
Левина заинтересовали три яда — конкретно геморрагинного действия. Один принадлежал эсторскому пустынному пауку, крайне редкому. Второй готовился очень сложным способом из нескольких компонент растительного и животного происхождения, причём использовались такие экзотические средства, как сушёная селезёнка голого вепря Ы. А вот третий был относительн прост в изготовлении, хотя сырьё для него было тоже дефицитным.
Это был яд болотной гадюки из Икающего леса — твари редкой и смертельно опасной. При попадании в кровь яд вызывал смерть в течение пары часов. Противоядия не существовало. По легенде, маршал Тоц отрубил руку своему другу и соратнику, генералу Идо, когда того укусила эта тварь. Генерал остался жив. И, наверное, чрезвычайно признателен.