Фактор Николь

Как только они уехали, пришел Семен. Вера Ивановна отвернулась к стене. Ему тоже не надо бы видеть. И слышать. Мало ли как там у них на этот счет? Хватит ли силы в астральных телах?

– Поезжай, Вера, – сказал Семен. – Присмотри за внучкой…

– А почему Анжелочка не приходит? – спросила Вера Ивановна и страшно закричала в подушку. Вой путался в гусиных перьях и жарко дышал Вере Ивановне прямо в лицо.

– Она не хотела тебя расстраивать. Она приходит к Джо…

– Чтобы расстраивать квартерона? Что он может в этом понимать? – обиделась Вера Ивановна.

Семен кашлянул. Он всегда так делал, когда хотел скрыть улыбку. А что смешного? Все конкистадоры считали, что у индейцев нет души. И даже в книгах об этом писали…

– Ты все правильно сделала, Вера, – ласково сказал Семен. – Ты не жалей. Ты поезжай…

– А Светка место мое возле тебя займет, да? Все-то ты подгадал, все-то рассчитал небось! – рассердилась Вера Ивановна.

– Ты ж на Мушкетовском хотела, – довольно хмыкнул Семен.

– Я с тобой хотела, – сказала Вера Ивановна. – Эх ты…

– Да, – согласился Семен. – Сплоховал. Вера Ивановна оторвалась от подушки и завыла так, как хотела уже очень давно. Как хотела завыть на детском мосту, на братской Кубе, когда подлая Светка требовала денег на памятник, когда увидела, что у Викуси нет трудовой книжки, когда Москва перестала быть столицей нашей родины СССР, а Троцкий – политической проституткой. А Семен не испугался и не исчез, как много лет назад. Удивлялся, наверное, что Вера – не камень…

Не камень, Семен, а слезы, видишь, никак не прольются. Снова застывают мелкими дождевыми каплями на лице. На старом, да, Семен?

– Ты красивая, Вера. Такая красивая, – сказал он. – Самая красивая.

– А если поеду к внучке с индейцем, то ты – как? – спросила Вера Ивановна. – Опять к Светке уйдешь?

– Я… Да зачем?.. Я же с тобой…

– А с Викусей кто? – строго спросила Вера Ивановна.

Семен растерялся. И сразу начала бурчать родина: мол, нехорошо это – оставлять живых на мертвых, перекладывая на них всю ответственность. «Уж кто бы говорил! – возмутилась Вера Ивановна. – Уж кто бы… А сама? На кого всех бросила? На мумию? А мумию – на кого?» Родина не стерпела и молчать не стала. Накинулась со старыми словами: «Смерть врачам-вредителям! Нет – атомной угрозе! Свободу Луису Корвалану!» – «Да он умер давно», – отмахнулась Вера Ивановна и подумала, что всегда путала Корвалана с корвалолом и от этого плохо читала лекции о международном положении – очень боялась совершить политическую ошибку…

А утром Вера Ивановна позвонила Светке и спросила:

– А фамилия у тебя теперь какая?

– Девичья, – буркнула Светка.

– Что же замуж не вышла?

– А ты что же не вышла? Не брал никто?

– Так у меня – Семен, дети, – сказала Вера Ивановна.

И замерла в ожидании. Светка – дырка-балаболка, если у Семена снова «отрезок», она молчать не станет. Так и заявит официально: «Это у меня – Семен. И ночует со мной, и днюет… А тебя он бросил и думать забыл».

– Мне врач амитриптилин посоветовал. Для мозгов, – сказала Светка. – А ты что пьешь?

– Чай, – обрадовалась Вера Ивановна, но голос от пляски удержала. Не время праздновать.

– А от чая – бессонница. И глупости в голову всякие лезут. Несуразности. Может наступить склероз и его высшая стадия – маразм.

– Его высшая стадия – империализм, – поправила Вера Ивановна. Она любила точные, чеканные формулировки. И не любила чужих шуток на ленинские темы.

– А я знала, что мы с тобой обязательно поговорим, помиримся, может и дружить будем, – сказала Светка.

– А я – нет. Деньги хочу тебе за памятник отдать. Всю сумму. Сто долларов.

– А я рублями платила, – растерялась Светка. – Советскими.

– Мало, наверное, ты, Света, амитриптилина пьешь, – ласково сказала Вера Ивановна. – Советских денег уже давно нет. И купить на них ничего нельзя. Или ты, Света, нумизматка?

– Я – атеистка. Я вообще во все это не верю. И в церковь не хожу!

Вера Ивановна два раза вздохнула. В первый – от радости. Не верит – и славно. Кто не верит, тот не может понять. И Семен к тому не придет. Во второй – от жалости. Такая дура была эта Светка, что бежать от нее пришлось через кладбище.

– Я тебе деньги переводом на Главпочтамт до востребования перешлю. Хочешь – забери. Нет – пусть пойдут государству, – сказала Вера Ивановна.

– Какому государству? Их тебе назад отправят! – закричала Светка.

Вера Ивановна подумала, что ее лекарство хорошо действует на сферу материального. Но все-таки не определяет сознание. И положила трубку.

В Соединенные Штаты Америки Вера Ивановна поехала через два месяца. Оформляла гостевую визу (потому что – не навсегда; туда и назад), подбирала гардероб, паковала собрание сочинений Майн Рида для Саманты. С гардеробом сильно мешала Викуся. Она настаивала на двух парах джинсов. «Куда на мою старую жопу?» – вяло и непарламентски сопротивлялась Вера Ивановна. Ей и правда было интересно: куда и зачем? Викуся сказала: «Одни – на каждый день, другие – на бриджи. Все леди сейчас носят бриджи…» «Дожила», – подумала Вера Ивановна.

Дожила до всего. Дотерпела до самолета, до каминной полки, на которой стояла Анжелочка, до ночи в доме индейца Джо, торгующего овощами, до его квартеронского шепота. А в шепоте Вера Ивановна отчетливо различила и имя дочери, и привычную супружескую интонацию, и все то, что различала в себе, когда говорила с Семеном. Было, конечно, немного обидно, что, выбирая между ней и индейцем, Анжелочка… Анжелочка поступила так, как ее отец!

– Семен! Твои гены победили!

– Я не виноват. Это естественный отбор, – сказал Семен.

«Странно, – подумала Вера Ивановна. – Являясь по сути привидением, Семен почему-то остается дарвинистом». От Дарвина Вере Ивановне всегда становилось легче. С ним было куда понятнее, чем с жизнью, которая устаревала, едва Вера Ивановна успевала в нее вписаться.

Домой летела через Рим. Такой был сложносочиненный рейс: Атланта – Рим – пересадка в другой самолет – Киев. А из Киева – поездом, хотя Викуся настаивала, чтобы тоже самолетом.

Из аэропорта Фьюмичино Вере Ивановне выходить было нельзя. А без транзитной или шенгенской визы никому нельзя. Пришлось бродить по нейтральной полосе, которая состояла сплошь из магазинов. В магазинах было большое товарное изобилие: сыры, макароны, духи, красное и белое вино, сумки и спортивные костюмы.

Вера Ивановна ничего не хотела, потому что у нее все было. Все-все… И даже бриджи. Зашла только в сувенирную лавку. Так, из чисто исторического интереса. Все же она, Вера Ивановна, была доцент.

Среди большого ассортимента сопутствующих путешествию товаров – календарей, брелоков, свечей, открыток, дисков, памятных знаков – она сразу узнала святого Петра. Копия была маленькой, но качественной.

Родина сразу сказала Вере Ивановне: «Не сметь разговаривать с иностранцами!» – «А сама? Или тебе Маркс был русский?» – отрезала Вера Ивановна и погладила двумя пальцами – указательным и средним – крошечную ступню святого Петра.