Фактор внешности

Барт сделал вид, будто не слышал последних слов. Я ушел, чтобы привести Кару и Киттен, которые катались на катере и теперь ждали меня на пристани. Когда я уходил с террасы отеля, Барт лежал в шезлонге неподвижно, прикрывшись газетой, чтобы у Эдвины не возникло желания затеять с ним новый спор.

— Жаль, что ты никогда не присоединишься к движению скаутов, Барт, оно способно превратить мальчишку в мужчину… Барт, ты меня слушаешь?..

Разумеется, он ее слышал, если даже я мог слышать ее голос, удалившись на триста метров от отеля, но Барт продолжал молча спать под своим «Гарольд трибюн».

Пока шла фотосессия, у меня было чем заняться. Я сидел на пляжном полотенце, загорая или читая классиков античного мира Плиния Младшего о разрушении Помпеи и Светония — биографию Тиберия из «Жизни двенадцати цезарей». Последний как раз имел резиденцию на Капри, которая состояла из двенадцати вилл. С этого острова он управлял своей империей. По ходу дела я любовался на то, как дочка местного миллионера, девочка-подросток, лазила по горам. Но это скорее было исключение, чем правило, поскольку на девушек мне не хотелось смотреть вовсе. Если раньше я научился смотреть и не замечать их, то теперь я даже не поднимал глаз, поскольку чувствовал крайнюю степень пресыщения концентрацией женской красоты и женского общества за время работы в агентстве. Я мог равнодушно смотреть на обнаженную Киттен, стоящую высоко на скалистой площадке или на каменистом пляже. Я бы даже сказал, ее вид действовал на меня успокаивающе. Я мог, глядя на нее, предаваться фантазиям на темы античных мифов и представлять себе, что это одна из морских нимф стоит под яркими лучами солнца.

Если бы Тиберий увидал Кару, Киттен или Юшку, он бы впечатлился их красотой, о да! Но кроме этого, его поразили бы их изнеженность, капризность, страсть к роскоши, превосходившие все, что ему случалось видеть в те времена. Думаю, он не преминул бы пригласить их погостить на своих двенадцати виллах, как и полагалось поступать с созданиями, подобными их покровительнице — пеннорожденной Венере.

Через несколько часов Барт решил, что для съемок ему необходим мужчина, и сообщил, что у него есть на примете красивый парень лет двадцати в белой майке и рваных джинсах. Барту нравилось, что волосы молодого человека выгорели на солнце и приобрели медовый оттенок, а черты лица чем-то напоминали совершенство античных статуй Аполлона и Диониса. Парень оказался завзятым рок-н-ролльщиком. Он очень недурно пел и исполнял на гитаре свои любимые мелодии, чем сразу покорил Эдвину. Она даже снисходительно отнеслась к тому, что он ни разу в жизни еще не участвовал в съемках и напрочь был лишен какого бы то ни было профессионализма. Зато атлетическое сложение и выразительные бицепсы так нравились Эдвине, что она простила, когда он воспротивился попытке нарядить его в купальный костюм в стиле ретро. Всем нам было, разумеется, понятно, что дешевые кожаные браслеты на запястьях и бандана свидетельствуют о том, что он серьезно нуждался в деньгах.

Как-то раз между Бартом и Эдвиной все же зашел разговор о его модели.

— Мне нравятся эти браслеты, — заметил Барт.

— Они просто нелепы, — возмутилась Эдвина. — Ты можешь представить, чтобы Тадзио [40] появился в них или в этой идиотской бандане?

— По-моему, они вполне уместны! — настаивал Барт.

— Ужасны! Ты должен меня послушать! — кричала Эдвина.

Компромисс был почти достигнут, когда Эдвина предложила убрать хоть что-нибудь из стандартного рокерского набора, если бы Барт уступил.

40

Тадзио — мальчик необычайной красоты, герой новеллы и одноименного фильма «Смерть в Венеции». Эдвина говорит о нем не только потому, что Тадзио считался образчиком безупречной красоты, но и потому, что действие «Смерти в Венеции» относится ко времени стиля ретро.

— Нет, пусть остается бандана, она выглядит отлично, — отчеканил Барт.

Эдди посмотрел на Эдвину в нетерпении.

— Может, не стоит оставлять эту пошлость. Мальчик, кажется, очень гордится этими аксессуарами, но нам стоит поговорить с ним… деликатно…

— Деликатность-шмеликатность, — отозвался Барт, передразнивая Эдвину. Он знал, что его нью-йоркский акцент и без того изрядно раздражает подругу.

Эдвина схватила его за плечи и прижала к стволу оливы.

— Эта съемка для него шанс стать моделью, — продолжала она менторским тоном. — Если он сейчас не излечится от дурного вкуса, то потом ему все равно придется это сделать, иначе не на что рассчитывать… И вообще, какие надо иметь мозги, чтобы носить такое…

— Я у него вообще никаких мозгов не заметил, — огрызнулся Барт.

Эдвина покраснела от гнева и повернулась ко мне:

— Чарли, ты должен сделать что-нибудь.

— Что? — Честно говоря, у меня не было желания заботиться о чьей бы то ни было карьере, тем более когда речь шла неизвестно о ком.

— Это и так большая удача для мальчишки, с банда- ной или без нее, — ответил Барт, закурив сигарету, когда Эдвина отпустила его. — Ты и глазом моргнуть не успеешь, как он окажется на обложке «Вог».

— Тебе лучше бросить курить, — раздраженно отозвалась Эдвина.

— Я это и сделал когда-то, — тихо возразил Барт. — Но опять начал, когда мы познакомились.

Эдвина сделала классический разворот на высоких каблуках и удалилась.

— Думаешь, парень нормально выглядит?

— Бога ради, обрати внимание, как он смотрит на девушек. Они его интересуют гораздо больше, чем карьера модели.

— Ему плевать на свое будущее?

— Таким, как он, не до будущего. Их интересует настоящее. В будущем никто не может гарантировать, что он не умрет от передозировки, как это часто случается с парнями вроде него.

* * *

Я проснулся поздно, и когда прибыл к скале, где планировались съемки, Эдди уже был там. Волосы зачесаны назад, щеки нарумянены, одет в купальный костюм, мало чем отличающийся от тех, что носили герои Фицджеральда. Кара и Киттен, закутанные в черные прозрачные ткани, с густо подведенными тушью глазами, уже были готовы занять свои места, но Барт все никак не мог избрать наилучший вариант композиции. Киттен явно скучала, курила и стряхивала пепел в углубление в камне скалы. У Эдди глаза блестели от волнения, а губы дрожали. Кара тоже выглядела обеспокоенной настолько, что это стало заметно, чего с ней не бывало ранее.

— Ты уверен, что тут безопасно, Барт? — вскричала Кара.

— Конечно, не уверен. Я же не геолог. Думаю, здесь время от времени тоже происходят обвалы.

Киттен засмеялась, но Кара по-прежнему нервничала. При ярком солнечном свете было видно, как она бледна. В конце концов, Кара подошла к ассистенту и стала просить забрать ее со скалы и перенести обратно на землю.

— Ну вот! — возмутился Барт. — Теперь, когда я все устроил, ты собралась сбежать?

— Я не могу тут оставаться! — воскликнула Кара.

Я взобрался к ней и подошел совсем близко. Тогда она прошептала мне нарочно так громко, что ее слова могли расслышать абсолютно все:

— Он спятил. Отсюда явно кто-нибудь свалится.

— Я позвоню в журнал На этот раз он слишком далеко зашел, — сказала Эдвина и принялась нажимать кнопки телефона.

— Сейчас только четыре утра в Нью-Йорке, — предупредил я.

— Позвоню Анне домой!

— Ну, тогда она, возможно, и ответит, — согласился я, прислушиваясь к эху моего голоса, отраженному камнями.

— У меня кружится голова. Это солнце, да еще вода внизу. Неужели нельзя снимать на берегу моря? Там есть прекрасные гроты, — продолжала Кара, следящая за каждым движением Барта, неспешно докуривающего сигарету.

— Приведите сюда Юшку! — распорядился он, помедлив еще немного.

Я направился под тент, туда, где гримировали и одевали моделей. Юшка разговаривала по телефону и рыдала. Тушь ручьями текла у нее по щекам, а расстроенный визажист смотрел на нее, опустив руки.