Факультет патологии

Вообще, я считаю, что это трагическое совпадение, что у него папа в Музее Революции работал.

— А ты знаешь, что у него дочка от Инессы Арманд, его любовницы, была, и Надежда об этом знала, и первой, кому она дала телеграмму, была та: «Владимир Ильич умер, тяжело скорбим». То ли «скончался» — в тексте было. А дочке сейчас около шестидесяти лет, она зав. библиотекой Сорбонны, только фамилия у нее материнская, то ли мужа, — никто не знает, что она Ленина. Мой друг в Ленинграде доступ имеет в спецотдел публичной библиотеки Салтыкова-Щедрина, сам читал, в архивах. Я ему верю, а почему бы и нет: это дело все любили, — и Боб грязно выматерился.

— Этого я не знал, — сказал Билеткин, — и это интересно.

— Учись, сынок, пока я живой, — сказал довольный Боб, так как Билеткина удивить, тем более в политике, было правда невозможно, и что-то новое ему выдать было трудно.

Боб подумал-подумал и вдруг вспомнил:

— Саш, а-а, мой ты славный, — заверещал он, — я ногти вчера постриг, так что гони два рубля, пива хочется!

Я рассчитался. У памятника платил Бобу деньги, чтобы его грязные ногти не нервировали меня. Боба политика в данном случае мало интересовала, по крайней мере, меньше, чем выпивка, поэтому они сразу отчалили пить пиво.

Я пошел на теплую лестницу, наверх. На нашем курсе в это время стало модно играть в карты. Естественно, что все шло от Юстинова и компании. Карты он обожал. Играли в «дурака», так как короче было и интереснее. Васильваикин и Юстинов резались каждый день, с момента прихода на занятия и до конца. Иногда в турнир вступал Боб, но не часто, ему было лень двигать карты руками. Он предпочитал время, проводимое в институте, пассивному отдыху, нежели активному.

А творилось там вот что: Юстинов с Васильвайкиным, конечно, играли в карты, сидя на лавке. Юстинов вел, и я стал наблюдать. Васильваикин был сильный игрок, но азартный, и падал в красивые, но рискованные дела, когда колода кончалась, а Юстинов выжидал и вроде остатки подбирал, поклевывая, и — выигрывал.

Я продолжал стоять и смотреть, как в стенах нашего божественного института играют в карты два студента, это было не совсем обычное зрелище, такого я не видел никогда раньше. Но это было только начало.

Юстинов уже много раз выигрывал, но при этом приговаривая, что Васильваикин сильный, конечно, игрок и это все случайность, что он выигрывает.

Мне казалось, он заводил его. Когда Васильвайкин проиграл все, плюс занятое тут же у Юстинова, последний мне сказал:

— Саш, давай сыграем. Ты как в «дурачка», карты тасовать умеешь?

Вопрос мне нравился самой оригинальностью постановки. Впрочем, играть я не хотел, у меня не было, во-первых, денег, а во-вторых, желания смотреть на последующие реакции и агонии Юстинова, если б он проиграл (как это было в кегельбане).

— Давай, чего ты, все равно делать нечего, по рублику партия, играем из пяти, разницу и платим.

Я сел, хотя сам не понимал зачем. Мы начали играть, я вдел Юстинова пять чистых раз, и после этого все и началось, на мою голову свалилось. Он положил пять рублей на кон и сказал, что это мои, но то была случайность, и он хотел бы отыграться. Опять из пяти партий. Я обыграл его снова. Начали новые пять партий, он положил еще пять рублей.

Васильвайкин сидел, наблюдал, комментировал, и все грешные страсти или страстные пороки горели на его лице.

— Ладно, Саш, — сказал Юстинов, — давай так: играем сейчас большую игру из десяти партий, кто выигрывает, тот и получает все; если ты выигрываешь, я тебе доплачиваю разницу в выигранных тобой и проигранных мной партиях, а если я выигрываю, то ты мне отдаешь все, что до этого выиграл, — он показал на пятнадцать, три по пять лежащих рублей, — плюс разницу тобой проигранную в десяти партиях.

— Что-то это очень по-еврейски, Андрюш, — сказал Васильвайкин, — выходит, он ставит на кон все — и что выиграл, а ты совсем ничего.

— Ничего, Вась-Вась, он сильно играет. Саш, ты согласен?

Я согласился.

Откуда я умею играть в карты? Я научился в эту игру в шесть лет. Но к тому времени не играл в «дурака» года три, наверное. И я думал, что Юстинов завлекает меня, чтобы потом разделаться и выиграть все сразу, и на новые игры завести меня, и ожидал, что сейчас он напряжется и выложится.

Мы начали играть десять партий — матч. Он бился неимоверно, я стал играть собранней, и предыдущие пятнадцать партий как-то поднапомнили мне навыки, ходы, приемы. За все десять партий Юстинову удалось сделать две ничьи, и то я расслабился в конце, и не преувеличу, если скажу, что он был счастлив. Он тут же гордо выложил деньги на скамейку, получилось двадцать четыре рубля.

Это были деньги для меня, и немалые.

— Ну, ты играешь, Саш, давно таких не встречал, — признался он в редчайший раз. А что ему еще оставалось делать. Счет — штука вечная, и неменяемая.

— Андрей, — пошутил я, — а как насчет, чтобы карты тасовать.

Он хмыкнул, тасовать пришлось ему, все время, все двадцать семь раз.

Но он не удержался тут же, чтобы не подбросить:

— Ладно, я не профессионал, а ты вот сразись c Васильвайкиным, он лучший «дурачкист» курса. И тогда посмотрим.

— Только не сегодня, — говорю я и встаю. Л почему звонков не было слышно? — думаю я.

Договорились — матч на завтра, Юстинов — судья.

Я стал спускаться.

— Саш, а деньги ты кому оставил, Васильвайкину, что ли?

— Нет, Андрюш, тебе, они мне не нужны.

— Ну, ты кончай эти дела, играли честно, я бы с тебя взял — это точно, — так что давай бери, не вы…ся.

— Первый раз ты не знал, как я играю, теперь знаешь и решишь, будешь ли играть снова.

— Ну ладно, Саш, ты давай не придумывай, повезло тебе в первый раз, я тебя еще не раз надену.

— Согласен. Тогда и рассчитаемся.

Он взял деньги и двинулся ко мне. Я соскочил еще на несколько ступенек, он остановился:

— Ты, как маленький, не будь пацаном. Ты что думаешь, я никогда в карты не играл, тысячи, мой милый, просаживал, когда на первом курсе учился, и в покер и в секу, жил на этом.

Меня не интересовало, на чём он жил, к тому же на Ленкины деньги, и я говорю:

— Давай так сделаем: считай, что я эти деньги взял, а ты купи Ирке колгот на все, у нее вечно они рвутся, и она жалуется, что не хватает.

Я спустился вниз и пошел из института. Звонка так и не было.

На следующий день на теплой лестнице собралось много народу: был решающий матч между лучшим «дурачкистом» курса Васильвайкиным и мною, молодым претендентом.

С Васильвайкиным было посложнее, он, правда, оказался неслабый игрок, а играли мы в здании института, тридцать партий в трех играх, и каждая была по десять рублей игра. Ставки были небольшие, но здесь престиж и звание были важнее, вы понимаете.