Fallout Equestria: Синяя молния

— Хм, если оказались верны оригинал FoE и «Проект 'Горизонты»«… — пробормотал Шедоу и вдруг, подняв голову, вперил в единорожку пристальный взгляд. — … то, может, тогда реальна и 'Антропология»[1]?!

— Браво, Шерлок! — Лира показала ежу большой палец стальной ноги. — И ты, конечно же, понимаешь, что это означает, да?

Глаза Шедоу округлились.

— Ты… ты…

— Да объясните нам, о чём вы там говорите! — воскликнула Космик, звякнув оковами.

Лира зажмурилась.

— Ах — наивные MLP-фаги, не имеющие понятия обо всём многообразии фанатского творчества, которое оказалось воплощено в реальность… Я человек, поняли?! Я человек, я рождена на Земле и попала в раннем детстве в Эквестрию, а Селестия, чтобы никто не задавал лишних вопросов, превратила меня в пони! И я думала, что я пони, но почему-то я знала о людях, о том, что они существуют, пусть и не здесь, не в этом мире! Никто меня не понимал, но я знала правду!

— Ни… кто? — повторила Космик и оглянулась на Соника и его друзей.

Пришельцы тоже предпочитали говорить «nobody» вместо «nopony».

— Надо мной подшучивали по этому поводу, в том числе и Бон-Бон, — не обратив внимания, продолжала Лира. — Но я всё равно продолжала заниматься антропологией, а когда правда выплыла, то я стала фактически связующим звеном между двумя мирами. Я — и ещё один человек, Беллерофонт Михаэлидис, который попал в Эквестрию уже взрослым и, как и я, поселился в Понивилле…

— Твою ж мать, ещё и «Ксенофилия»[2]!.. — ошарашенно прошептал Шедоу, запрокинув голову.

— Всё было хорошо несколько лет, а потом началась война. Меня пригласили работать в ДМД, в то время как Бон-Бон стала агентом контрразведки, и мы с тех пор почти не видели друг друга. Опережаю неизбежный вопрос: нет, у нас с ней не было отношений, это всё грязные фейки, которые распространяли мои недоброжелатели в Департаменте, чтобы дискредитировать мои антропологические исследования. Да-да, не все спокойно относились к тому, чем я занималась. Да и я… — на лице единорожки возникла гримаса отвращения, — больше не хочу это вспоминать. Ведь именно я, по большому счёту, и погубила Эквестрию.

— Ты?! — нахмурился Соник. — Но как?..

— Атомные бомбы, ёжик! То, что было создано в мире людей, неизбежно пришло на Эквус, когда началась война и в какой-то момент стали появляться идеи об «оружии последнего дня», которое обеспечило бы полную и окончательную победу одной угрозой своего применения. И я, — кибергуль задрала подбородок, — стала местным Эйнштейном, подавшим идею, которая сожгла мир.

— Ну хотя бы не Оппенгеймером, — хмыкнул Шедоу.

— Да лучше бы я была Оппенгеймером! — взорвалась Лира и вновь принялась мерить шагами зал. Стальные ноги гулко стучали по полу. — Ведь тогда у меня был бы прямая причина сдохнуть, чтобы хотя бы сделать вид, что искупаю вину, которую невозможно искупить! А так я как будто бы не совершила ничего, и меня даже не мог бы никто упрекнуть — ноя, я-то всё помню!

Она остановилась. Растрёпанные бело-зелёные пряди закрыли её лицо — и сквозь гриву пробивался лишь свет её красного киберглаза.

— Именно я, если вдуматься, виновата в том, что на Эквусе появились мегазаклинания. Не Голденблад — он только передал мою идею в Министерство мира, не Флаттершай — она просто разработала их и передала зебрам, не Луна, под чьим носом с полуслепого одобрения всё это совершалось. А я.

Флаттершай была глупой и наивной кобылкой; она думала, что сможет изменить ход войны своей добротой. Но она ошибалась. Доброта не может спасти мир. Она способна лишь привести его к гибели.

И поэтому, — Лира злобно оскалилась, — я стала искать изначальный источник этой «доброты». Того, на кого можно свалить вину. И отплатить ему собственной добротой.

— Но… как ты попадала на Землю? — спросил Скайблум. — У тебя же не было портальных колец, как у них…

— Заклинание. Поначалу меня перемещала Селестия, но потом, когда я стала контактировать с миром людей на постоянной основе, принцесса оставила мне нужную матрицу — так сказать, сэмпл, который я могла многократно использовать.

И вот что я однажды заметила… — Она вскинула голову и посмотрела в камеру, будто бы прямо в глаза Космик и остальным, прикованным на той стороне. — Время на Земле словно начало замедляться. В то время как здесь оно бежало всё быстрее и быстрее.

Поначалу я не придала этому значения, да и потом не могла понять, почему так происходит. А мои исследования, как я теперь понимаю, по-настоящему тогда никого не интересовали. А любую проблему, которую неясно, можно ли вообще решить, обычно предпочитают спихнуть подальше. И поэтому я была оставлена с этим фактом один на один.

А затем, — Лира снова сверкнула глазом, — упали бомбы. И время сорвалось с цепи.

— В смысле? — не понял Наклз.

Это было первым, что ехидна сказал за весь разговор.

— А в прямом. Оно сразу ускорилось (я потом пыталась вычислить насколько, у меня вышло — в десятки раз) — и до сих пор продолжает ускоряться. Но это ещё не самое странное. Иногда, перемещаясь на Землю, я попадала в более ранний момент времени, чем в прошлый раз!

— Это как? — Наклз нахмурился.

— Да, действительно, как такое возможно? — спросил Скайблум.

— Вот и я не могла понять — как, — ответила Лира. — Но потом до меня дошла одна маленькая, но вместе с тем очень важная истина. Эквестрии не существует.

У Космик возникло стойкое ощущение дежавю. Точно так же она сама узнавала от Соника и Тейлза подобные откровения о её вселенной. Шокирующие только с первого раза. Теперь же внутри земнопони ничто не дрогнуло. Как если бы ей рассказали анекдот, который она уже слышала.

— … Не существует именно на уровне, где живут люди, — продолжала тем временем Лира. — В таких мирах, как наш, то есть более низкого, подчинённого уровня, время пластично по отношению к вышестоящим. Поэтому, когда им стало нужно, здесь в один миг для них пролетели века. Мы успели заразиться лихорадкой войны, погибнуть, будучи взорванными — сожжёнными заживо!.. и пережить двести лет отвратительного посмертия.

— Им? — переспросил Наклз.

— Людям. Они падки на подобные выдумки.

Единорожка вновь принялась ходить по залу.

— Вся Эквестрия, весь наш мир — это одна большая выдумка. И ты тоже, — обернулась она к камере, видимо обращаясь к Наклзу, — и все они, каждый из них! Более того — вы считаете вымышленными пони, в то время как сами даже не подозреваете, что тоже являетесь персонажами! Причём не менее знаменитыми, чем мы!..

Лира захохотала. Её смех жутким эхом разнёсся по залу — и, искажённый микрофоном, вонзился в уши пришельцев и пони.

Отсмеявшись, кибергуль продолжила:

— Больше всего во вселенной я признательна одному человеку… женщине… по имени Лорен Фауст. Она дала нашему миру существовать в том виде, в каком он был двести лет назад, до начала войны. — Вдруг Лира стиснула зубы. — И больше всего я ненавижу другую… прячущуюся под уродливым псевдонимом… за то, что она сделала с Эквестрией. Она разрушила нашу страну, уничтожила наши надежды, убила большинство из нас и обрекла на страдания остальных — вот уже десяток поколений пони и всех других видов. И многие на Земле её поддержали и также принялись за работу. Убивая нас в своих извращённых фантазиях снова и снова, всё новыми и новыми способами.