Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
***

Вечером Бирюкова отвели на допрос в тот же кабинет, где проходило опознание. Липатов выглядел усталым и бледным, как женщина, только сегодня пережившая неудачный аборт. Сегодняшнее сражение следователь проиграл вчистую. Видимо, только что он вернулся из суда, где получил отказ в ордере на арест Бирюкова и привлечении его в качестве обвиняемого, да и сам следователь, видимо, не слишком надеялся на удачу. Доказательств вины Бирюкова не собрано, от фальшивых долларов не осталось даже пепла, пальцы с барсетки экспертам снять не удалось, опознание сорвалось…

«Я знаю, что ты там был, – сказал Липатов. – Ну, ночью у тех гаражей».

«Вы ошибаетесь, – ответил Бирюков. – У меня украли машину. Я подавал заявление об угоне транспортного средства. Это легко проверить». «Уже проверил, – вздохнул следователь. – Действительно, на следующий день после перестрелки ты подал заявление об угоне. А еще через день якобы нашел машину, стоящей на прежнем месте, рядом со своим подъездом». «Совершенно верно. Я подумал: пацаны покатались на тачке и вернули ее. Такое случается сплошь и рядом. На бампере трещина, фара разбита, а дверца поцарапана. Но я был рад, что машина на месте. И забрал заявление обратно, не стал поднимать бурю в стакане воды».

«И все– таки ты там был, -Липатов устало махнул рукой, давая понять, что оправдания Бирюкова лишь художественный свист. – Мы разговариваем без протокола. И я говорю: ты там был. Сегодня во время опознания я внимательно следил за Шаталовым, он узнал тебя. Это факт, узнал. Он хотел заработать на своих свидетельских показаниях, звонил в милицию, спрашивал, сколько ему заплатят, если он расскажет ту историю. Каков идиот… Но этот сопляк, чертов змееныш, все делает в пику мне. Не знаю, за что он меня ненавидит. Но это лютая, какая-то дикая ненависть. Не человеческая, звериная». Бирюков пожал плечами, потому что ответить нечего.

«А потом ты сжег в камине фальшивые баксы, – продолжал Липатов. – Успел подсуетиться. У нас по дороге в эту проклятую деревню сломалась машина. И если бы не та поломка, уже сегодня тебя перевели из изолятора временного содержания в тюрьму. Где тебе самое место». «Я сжег в камине кое-какие наброски карандашом, неудачные зарисовки, – ответил Бирюков. – Кстати, законом не запрещено топить камин или печь». «Особенно летом, в жару, – усмехнулся Липатов. – Да… Ты успел сжечь баксы. Тебе снова повезло. Сказочно повезло. Но это везение не может продолжаться вечно. Те люди, с которыми ты связался, не сегодня так завтра струганут тебе сосновый ящик. Я даю не самые оптимистические прогнозы, но они почему-то всегда сбываются». «Буду рад, если на этот раз все окажется наоборот».

Липатов выдержал минутную паузу. «Предлагаю тебе сотрудничество со следствием и нашу защиту, – заявил он. Голос звучал тускло, следователь был уверен, что Бирюков откажется от столь заманчивого предложения, но все-таки решил его сделать. – Мы все обтяпаем так, что отмажем тебя от уголовной ответственности. Ты останешься в стороне от дела. Мне нужна от тебя только информация. Несколько имен, адресов. Назови хотя бы одного человека, кто участвует в изготовлении фальшивок. Уже сегодня будешь пить чай дома». «Вы ошибаетесь, – Бирюков покачал головой. – Я ничего не знаю о фальшивках». Бирюков, как и следователь, прекрасно понимал, что держать его до бесконечности в изоляторе временного содержания не могут, не имеют права. Одно из двух: нужно предъявлять обвинение и отправлять клиента в СИЗО или отпускать на все четыре стороны. Второй вариант куда более реалистичен: предъявить Бирюкову нечего.

«Ладно, по-хорошему ты не хочешь, – сказал Липатов. – Ты ведь уже катал тачку на зоне? И, как я понимаю, успел соскучиться по баланде? Могу устроить тебе новую командировку за казенный счет. Будешь пилить лес на самой дальней делянке, пухнуть с голодухи и вспоминать этот разговор. Станешь кусать локти и думать: тогда я мог все исправить. Да… Очень постараюсь, чтобы ты снова оказался за колючкой». Бирюков молча пожал плечами, мол, валяй, старайся. «И знаешь, что я сделаю? – спросил следователь. – Я не отступлюсь от этого паршивца Сергея Шаталова. Дожму его. Если будет надо, выкручу мальчишке яйца, но заставлю сказать правду. Он подтвердит устно и письменно, что

видел на территории гаражей именно тебя. А потом выступит в суде свидетелем обвинения. Ну, что скажешь?». «А что тут скажешь? – вопросом на вопрос ответил Бирюков. – Я лучше промолчу, авось, здоровей буду. А то вы и мне, того… Яйца выкрутите».

Липатов минуту таращился в окно. «Я хотел сказать пару слов о твоем армейском прошлом, – следователь надел колпачок на чернильную ручку. – Хотел, но передумал. Потому что ты сам все понимаешь не хуже меня». «Это вы о чем?» – спросил Бирюков. «Читал твое личное дело, – Липатов криво усмехнулся. – Ты служил с специальных частях морской пехоты, был в „горячих точках“ и все такое прочее. Дважды награжден за храбрость. Но все твои заслуги в прошлом. Сейчас они не имеют никакого значения. Даже заседатели в суде не вспомнили о твоих армейских подвигах, когда намотали тебе четыре года за вымогательство и нанесение побоев невинному человеку. Это я так, к слову. Вообще же, вооруженные конфликты, по моему глубокому убеждению, плодят только вдов и психопатов вроде тебя. Психопатов, людей без тормозов, которые ни на что хорошее в жизни уже не способны». «Это мнение советую изложить вашей жене, – Бирюков до боли сжал кулаки. – Хоть в письменном виде. Потому что никого другого на свете ваше мнение не интересует. Никого. Это по моему глубокому убеждению».

Липатов нахмурился, почесал подбородок кончиком авторучки, решив, что говорить больше не чем, вызвал дежурного милиционера.

– Сейчас под Курском, наверное, соловьи поют, – после долгого молчания сказал Сафонов. – Выйдешь вечером в сад, а там такие трели. Господи… Заслушаешься. Стоишь, как зачарованный. Боже мой, как поют. Леонид, вы когда-нибудь слышали, как поют курские соловьи? О, вы много потеряли в жизни. Очень многое. У меня покойный отец родом из тех мест, из-под Курска. У нас там до переезда в Москву был свой дом, большой чудесный сад. Яблони, вишни… Теплица с помидорами. Вечерами небо глубокое, черное, точно бархатное. Отец, царство ему небесное, любил слушать соловьев. Часами слушал. Он был романтиком в душе, вроде меня. Давно спать пора, а он все сидит, понимаешь, все слушает… Язви его душу в корень.

Сафонов заплакал. Он сидел на краю настила, вздрагивая всем телом, и рыдал, размазывая слезы несвежим носком. Бирюков неподвижно лежал на досках, отвернувшись к стене. Временами ему казалось, что сосед на глазах сходит с ума и скоро, совсем скоро, закончит всю эту лирику про чудесные сады, бархатное небо и курских соловьев. И перейдет к делу. Грудью навалится на Бирюкова, придушит, станет рвать горло своими толстыми сильными руками. Надо быть наготове, не пропустить момент.

Бирюков открыл глаза, услышав, как в коридоре загремели ключами, лязгнул запор на двери, обитой листовым железом, щелкнула задвижка. Милиционер, бодрым хорошо поставленный голосом рявкнул:

– Кто тут Говнюков? Говнюков тут нет? Странно… Должны быть. Ой, простите, кто Бирюков? Ты? Тогда на выход с вещами.

Натянув на себя мятую спортивную куртку, Бирюков сел на деревянный настил, свесив босые ноги. На пороге камеры стоял сержант в мятом кителе и фуражке, косо сидевшей на голове. Видно, в обед он уже накатил свои двести грамм, закусил, чем бог послал, и теперь радовался жизни, как умел.

– С вещами это как, в тюрьму что ли?

– С вещами – это на свободу, – ответил веселый сержант. – Как говориться, с чистой совестью.

***

Тем же вечером следователь Липатов, явившийся домой с опозданием, заканчивал на кухне поздний ужин. Отложив в сторону вилку, он, ковыряя в зубах обкусанной спичкой, наблюдал за тем, как жена Вера Васильевна готовит суп на завтра, опуская в кастрюлю с кипящей водой мелко нарезанные овощи. Жена, вернувшаяся со смены в больнице, кажется не была настроена на разговор. Синие язычки газового пламени лизали дно кастрюли.

– М-да, кажется, я допустил грубую ошибку.

Поделиться с друзьями: