Фамильная честь Вустеров

– Я думал, Финк-Ноттл там.

– Как видите, нет.

– Вижу.

– Вы предполагали найти его в платяном шкафу?

– Да.

– В самом деле?

Он промолчал.

– Что-нибудь передать ему, если я увижу его?

– Передать. Скажите, что я сверну ему шею.

– Свернете шею?

– Да. Вы что, глухой? Сверну шею.

Я умиротворяюще кивнул:

– Понятно. Свернете ему шею. Так и передам. А если он спросит почему?

– Он знает – почему. Потому что он мотылек, который порхает по женским сердцам, а потом бросает их, как грязные перчатки.

– Вот как. – Я и понятия не имел, что мотыльки поступают подобным образом. Интересное открытие. – Ну что ж, поставлю его в известность, если случайно встречу.

– Спасибо.

Он ушел, хлопнув дверью, а я стал размышлять. Странно, как все в жизни повторяется. Всего несколько месяцев назад в Бринкли произошел точно такой же эпизод: ко мне в комнату вбежал Таппи Глоссоп и выразил аналогичное намерение. Правда, Таппи, если я не перепутал, хотел вывернуть Гасси наизнанку и заставить его проглотить самого себя, в то время как Спод грозился свернуть ему шею, но суть от этого не меняется.

Я, конечно, сразу понял, что случилось. Именно такого развития событий я и ожидал. Во время полдника Гасси мне рассказывал, что Спод известил его о своем намерении свернуть ему шею, если тот причинит Мадлен Бассет хоть малейшее зло. Несомненно, за кофе Спод что-то узнал от нее и теперь жаждет выполнить угрозу.

А вот что именно произошло – я не имел ни малейшего представления. Судя по воинственному настроению Спода, поступок Гасси не делает моему другу чести. Видно, он здорово опозорился.

Да, скверно, что и говорить; если бы я мог хоть как-нибудь помочь беде, я бы без колебаний бросился на выручку. Однако не видел, куда можно приложить силы, и решил, что кривая вывезет. Вздохнул и снова взялся за свое щекочущее нервы чтение, проглотил несколько страниц, как вдруг загробный голос произнес: "Послушай, Берти". Я задрожал всем телом. Казалось, привидение этого дома подкралось ко мне и дохнуло в затылок.

Я оглянулся и увидел, что из-под кровати вылезает Огастус Финк-Ноттл.

От потрясения язык у меня прилип к гортани, дыхание перехватило, и я лишился дара речи. Я лишь таращился на Гасси, хотя сразу догадался, что он слышал мой диалог со Сподом от первого до последнего слова. Вид у него был такой, будто за ним гонится Родерик Спод и вот-вот схватит. Волосы всклокочены, глаза безумные, ноздри подергиваются – точь-в-точь заяц, убегающий от волка, только, конечно, на зайце не было бы очков в черепаховой оправе.

– Берти, ведь я на волоске висел, – проговорил он срывающимся голосом. Прошелся по комнате на полусогнутых ногах. Лицо было цвета молодой весенней зелени. – Пожалуй, стоит запереть дверь, если ты не против. Он может вернуться. Ума не приложу, почему он не заглянул под кровать. Я всегда считал, что диктаторы очень дотошные субъекты.

Я наконец отлепил язык от гортани.

– Плевать на кровати и диктаторов. Что произошло у вас с Мадлен Бассет?

Он вздрогнул всем телом.

– Прошу тебя, не будем говорить об этом.

– И не проси, будем. Только это меня и интересует. Почему, черт возьми, она разорвала помолвку? Что ты ей сделал?

Он снова вздрогнул. Я видел, что дотрагиваюсь до обнаженного нерва.

– Ей я ничего не сделал, не в том беда, беда в том, что я сделал Стефани Бинг.

– Стиффи?

– Да.

– А что ты сделал Стиффи? Весь вид его выразил смущение.

– Я... э... Понимаешь, я... Поверь, теперь я сознаю, как сильно ошибался, но тогда мне показалось, что это очень удачная мысль... Видишь ли, дело в том...

– Перестань мямлить. Он сделал усилие и взял себя в руки.

– Так вот, Берти, надеюсь, ты помнишь, о чем мы говорили с тобой перед ужином... Ну, о том, что она, возможно, носит блокнот с собой... Я предположил, если ты по мнишь, что он может быть у нее за чулком... И я хотел, если ты напряжешь память, попытаться...

Я похолодел – до меня дошло.

– Неужели ты?..

– Да.

– Когда?

Его лицо снова выразило нестерпимую боль.

– Перед самым ужином. Помнишь, мы услышали, как она поет народные песни в гостиной? Я спустился туда, она сидела за фортепьяно, совершенно одна... Так мне, во всяком случае, показалось, что она одна... И вдруг меня озарило: вот отличная возможность осуществить... Откуда мне было знать, что Мадлен тоже там, хоть ее и не видно. Она была за ширмами в углу, хотела взять еще несколько народных песен с полки, где у них лежат ноты... и... ну, словом, в ту самую минуту, когда я... короче, в тот самый... миг... Ну, как бы это выразить?.. Когда я, так сказать, приступил к делу, она появилась из-за ширм... и... Ну, ты, конечно, понимаешь... все это случилось так быстро после того, как я в конюшенном дворе вынимал у этой девицы мошку из глаза, что обратить все в шутку было не так-то просто. Мне, во всяком случае, не удалось. Вот и вся история. Берти, ты умеешь связывать простыни?

Столь резкий переход с одной темы на другую ошарашил меня.

– Связывать простыни?

– Я все обдумал под кроватью, пока вы со Сподом беседовали, и пришел к заключению, что выход один: мы должны снять простыни с твоей постели, скрутить и связать их, ты спустишь меня на них из окна. Я читал о таком способе в романах и, помнится, видел в кино. Как только выберусь из дома, возьму твой автомобиль и в Лондон. Что потом, я еще не решил. Может быть, уеду в Калифорнию.

– В Калифорнию?!

– До нее семь тысяч миль. Спод вряд ли кинется за мной в Калифорнию.

Я похолодел от ужаса.

– Ты что же, хочешь бежать?

– Конечно, я хочу бежать. Не теряя ни минуты. Ты разве не слышал, что говорил Спод?

– Но ведь ты его не боишься.

– Еще как боюсь.

– Но ты же сам говорил, что это просто здоровенная туша, пока он повернется, тебя и след простыл.

– Помню, говорил. Но тогда я думал, что он за тобой охотится. Взгляды меняются.

– Послушай, Гасси, возьми себя в руки. Ты не имеешь права бросить все и убежать.

– А что мне еще остается?

– Как что? Непременно помириться с Мадлен. Пока что ты для этого палец о палец не стукнул.

– Стукнул, и еще как. За ужином, когда подали рыбу. Никакого толку. Облила меня ледяным взглядом и принялась катать хлебные шарики.

Я стал лихорадочно соображать. Выход есть, я в этом уверен, надо только его найти, и через минуту меня осенило.