Фантаст и звёзды

Я открыл дверь и занёс ногу над порогом, как вдруг вспомнил ещё об одной опасности. Васька! Правда, по идее, он должен быть в избе, но он же кот, его не интересуют человеческие идеи, он никому ничего не должен. С него станется расхаживать сейчас по сенкам и сонно мечтать, что вот возьмётся откуда-нибудь чья-то нога, под которую можно подвернуться…

Осторожный, как сапёр на минном поле, я пошарил перед собой носком шлёпка, сделал медленный шаг, потом второй. Всё тихо. На висках и на пальцах выступил пот. Ну же, не будь мальчишкой! – увещевал я себя. Смешно бояться собственного деда! И вообще, ты уже почти победил. Цель – в метре справа от тебя, сразу за дверью, просто протяни руку…

Я нашарил что-то плотное и меховое. В самый раз, похоже на ту самую кацавейку. Я потянул её кверху, чтобы снять с крючка. Кацавейка шла плохо. С теми же сапёрскими предосторожностями я придвинулся ближе и приподнял её обеими руками. Кацавейка поддалась, но потянула за собой другую рухлядь. Кажется, это был ватник. Он зашуршал и рухнул на пол. Я замер. Сердце билось, и жарко было так, что уже не верилось, что ещё минуту назад я мёрз, как на осеннем ветру. Однако никаких последствий падение ватника не возымело. Ну что такого – упала одежда, даже пуговицы по половицам не стукнули, даже вездесущий Васька под ватник не попал. Повезло! Я потянул снова, и теперь кацавейка сошла с крючка, а вместе с ней сошёл тяжёлый овчинный полушубок, и вот с ним уже не повезло – он не просто скользнул на пол, он рухнул влево, на тот самый стол, что стоял дальше вешалки, и смахнул с него жестяную кружку, которая упала не куда-нибудь, а в ведро…

Я ринулся наружу, запнувшись, – об ватник, не об Ваську, но всё равно упал, и кацавейка треснула по шву…

Этой эскапады Полкан мне уже не простил, облаял, да так эмоционально, что остальные деревенские собаки не смогли не откликнуться.

…Рассвет я встретил в бане, скрючившись под кацавейкой на полке. Сквозь неровный сон слышал, как дед Гриша будит петухов, как стучит колодезным журавлём и, шаркая, носит воду.

Следовало выползти и заслужить прощение, молча включившись в работу, но романтическая ночь под звёздами отняла у меня слишком много сил. Я не мог пошевелиться, лежал и грезил, а грезилось мне, что я ещё на лавке, но вокруг меня – кабина космолёта, и звёзды, которые я продолжал видеть на внутренней стороне век, были звёздами на обзорных экранах. Под ними серебрилась изломанная линия лунных гор. Меж пиков чернели бездонные провалы. Сквозь треск помех в шлемофоне звучал взволнованный голос: «Я вижу следы колёс! О боже, что это? Нет, они уже здесь – к оружию, братья!» Пальцы вцеплялись уже не в мех кацавейки, а в пульт управления. Космолёт, беззвучно выталкивающий из своих недр огненные стрелы ракет, пикировал в цирк лунного кратера, туда, где притаилась германская сверхсекретная база, на которой готовились к бою в безвоздушном пространстве бессмертные кровососы…

У вездесущего Васьки, невесть как пробравшегося в баню, были шансы вернуть меня к реальности, когда его усы щекотнули моё лицо. Я полгядел сквозь сон на его нахальную морду. В зелёных глазах стоял вопрос, не собираюсь ли я выместись отсюда и заняться чем-нибудь полезным?

– Да ну тебя, – проворчал я, перевернулся на другой бок и натянул кацавейку повыше…

Упырь в городе неограниченных потребностей

В Империи, как известно, две беды, и, хотя на эту тему сказано и написано уже много, не проходит недели, чтобы очередной острослов не ввернул где-нибудь сию бородатую сентенцию.

Опыт показал, что независимость сама по себе ни от той, ни от другой беды не лекарство.

Тем удивительнее, что Майночь могла похвастать прекрасно развитой транспортной системой. Крошечный городок круглые сутки содрогался от паровозных гудков, экипажи всех видов на вёрсты выстроились на обочинах в ожидании грузов и пассажиров, ковролётчики ругались, сталкиваясь в воздухе. Повсюду виднелись массивные фигуры джиннов с горящими глазами.

При этом дороги были в отличном состоянии, бригады гномов и кобольдов возникали то тут, тот там, в считанные минуты перекладывали аварийные участки и исчезали, ни разу даже не выругавшись. Вежливые фантомы в это время проворно регулировали движение, так что ни одной пробки Персефоний не увидел. Хотя уже довольно давно бродил по шумным улицам Майночи…

«Дорожное чудо» объяснялось, конечно, близким соседством с переименованным Старосветским. Если пограничное село было центром проникновения контрабанды в независимое графство, то Майночь стала центром её распространения по Кохлунду.

Здесь было полно представителей купечества, «экономической (и политической, что зачастую означало одно и то же) элиты», иностранных торговцев и совсем уж откровенного криминала. Все они, занятые активно продаваемой предприимчивыми кохлундцам родины, нуждались в хороших дорогах и быстром, надёжном транспорте.

Однако простому разумному выбраться из Майночи было не просто трудно – невозможно… Разве только пешком.

Все экипажи были забронированы, ковролётка расписана на месяц вперёд, а работники железнодорожной станции вообще не сразу вспомнили, что такое пассажирский поезд – в Майночи давно уже видели только товарные. Попытка узнать, нет ли возможности пристроиться где-то в товарном вагоне, едва не стоила Персефонию намятых боков: его заподозрили в промышленном шпионаже.

К джиннам упырь и приближаться не стал: известно, что их услугами пользуются только для грузовых перевозок. Считалось, что живому существу проще невредимым добраться до цели, вися на хвосте дракона, чем доверившись этим дымчатым громилам, которые совершенно не способны вообразить, какими последствиями для организма оборачивается путешествие в разреженных слоях атмосферы. Это, конечно, шутка, джинны не так уж глупы, как предпочитают казаться, но, поглядев на их серые, зыбкие от усталости черты, Персефоний обошёл сверхскоростных перевозчиков десятой дорогой.

Настроение неуклонно портилось, от деловой суеты вокруг уже начинала болеть голова. К тому же, последние минут десять за ним неотступно следовал какой-то призрак, даже не делавший вид, будто скрывается. Это раздражало.

Наконец Персефоний, купив у лоточника плитку гематогена, уселся на скамейку в чудом уцелевшем и не превращённом в стоянку сквере и пристально посмотрел на призрака. Тот немедленно подплыл поближе и спросил:

– Милостивый государь желает уехать из Майночи?

– Очень желает, – ответил упырь, жуя. – Но, кажется, это невозможно.

– Что вы, сударь! В нашем городе возможно всё, – радостно заявил фантом. – Всё, что пожелаете, вопрос только в цене.

– Ах, вот оно что, – кивнул Персефоний. – Уехать можно, но местные транспортники предпочитают сперва вытянуть из потенциального пассажира все жилы, чтобы он был готов на всё, и уже тогда тянут из него деньги!

Он действительно шутил, но хмуро и без весёлости, однако призрак счёл шутку крайне удачной и довольно рассмеялся.

– Что вы, сударь, не только транспортники, решительно все! В некотором смысле это даже справедливо.

– Вы находите? – удивился Персефоний и, доев, скомкал обёртку и кинул её в урну.

Призрак почему-то проследил взглядом за полётом комочка и, улыбнувшись, пояснил:

– Конечно. Я правду сказал: в Майночи можно исполнить любое желание, были бы деньги. Это чудесный город, но в нём очень трудно приходится двум категориям разумных: тем, у кого нет денег, и тем, у кого нет желаний.

– У меня, к примеру, и то, и другое имеется, а город мне всё ещё неприятен.

– На самом деле вы уже счастливы, потому что я рядом, и ваши деньги вот-вот претворятся в желания, – заявил фантом, тоже присаживаясь на скамейку. – Но вы хорошо подумали, сударь? По вашим глазам я вижу, что денег у вас куда больше, чем желаний! Как правило, такой диссонанс и служит причиной всех неприятностей в жизни. Может быть, пока вы не покинули город, стоит подумать над своими желаниями?

– То, что мне нужно, за деньги не купишь, – вздохнул Персефоний. – Так что давайте сразу перейдём к делу, то есть к тому транспортному средству, которое вы мне намереваетесь предложить.

Однако призрак как будто не услышал его. Отрицательно покачав головой, он твёрдо заявил:

– Большая ошибка! Многие носятся с этой идеей непокупаемости, но если чего-то нельзя купить за деньги, то это всего лишь упрёк продавцу или производителю, но никак не правило.

Конец ознакомительного фрагмента.