Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

– С чего ты взял? – не выдержал вулканолог.

– А ты сам посмотри, – не спеша, объяснил Дом. – Они приняли меня за какое-то божество, так? А чтобы признать само наличие божества, надо обладать фантазией. Наличие же фантазии говорит о разумности существа. Званцев, надо связаться с зоологами, им во многом предстоит разобраться. Обезьяны этого острова совершили эволюционный скачок.

– И признали тебя своим божеством, – съязвил Званцев.

– Нет, Дом, – с сожалением сказал Митрошка. – Все-таки логика людей в чем-то ущербна. Они не возражают и даже с благосклонностью принимают, когда божеством признают их самих, но готовы спорить, если божеством начинают считать кого-то другого. Ты же атеист, Званцев!

– Если верить Дому, – мрачно сказал Званцев, – у меня нет права называться разумным существом. Если я не верю в бога, значит, у меня нет фантазии, а следовательно, я существо неразумное.

– Званцев, – сказал Дом. – Успокойся! Просто ваша фантазия в результате технического прогресса эволюционировала до того, что в этой гипотезе вы не нуждаетесь. Правда, во всем остальном вы ушли не слишком далеко от этих обезьян!

Дом плыл над лесом, Званцев плескался в душе, а Митрошка смотрел на обезьян, которые, собравшись на опушке леса, тянули к улетающему Дому лапы и что-то ревели.

– Слушай, Званцев, – Митрошка постучал в стенку душевой комнаты, где плескался Званцев. – Ты не задумывался, для чего люди развивали технику?

– Как это для чего? – удивился человек, появляясь в комнате с полотенцем на голове. – Чтобы собственную жизнь облегчить.

– Я в философском плане, – нетерпеливо сказал робот.

– Что ты имеешь в виду? – качнул головой Званцев. – Давай договаривай. Думаешь, я не вижу, что у тебя что-то нелестное для человечества на языке вертится.

Митрошка опустился в кресло.

– Все люди инвалиды, – объявил он. – Потому вы эволюционно не развиваетесь. Какие-то гены в процессе исторического развития потеряли. Вот и создали технику, как протезы, а теперь ее совершенствуете, совершенствуете… До конца дней вам не вырваться из этого тупика.

– Значит, еще не скоро, – с облегчением сказал Званцев.

– А это как сказать, – заметил Митрошка. – Ученые подсчитали, что в таком состоянии вы можете прожить не более трехсот тысяч лет. А потом геном исчерпает возможности своей модификации и – мементум мори!

– Ты за нас не волнуйся, – успокоил робота вулканолог. – Триста тысяч лет мы еще поживем. А там, глядишь, что-нибудь придумаем. Ты лучше вот что скажи: какие местные факторы повлияли на развитие обезьян, что их подтолкнуло на пути к сапиенсам?

Митрошка задумался.

– Не знаю, – сказал он. – Мне кажется, их подтолкнуло осознание собственного несовершенства. Тоскливо ведь жить на деревьях, когда столько свободных пещер, и питаться бананами и орехами, хотя можно и не сидеть на диете.

– А я думаю, – включился в разговор Дом, – сужение жизненного пространства и ухудшение условий существования. Поневоле начнешь изобретать пращи и катапульты, чтобы отбиться от врага. А еще больше – мечтать о хороших и добрых богах, которые тебе помогут.

– Поздно они спохватились, – сказал робот Митрошка, глядя на проплывающие под Домом джунгли.

Отсюда, с высоты, сразу бросалось в глаза, какие они редкие и как мало места занимают на острове. Мелькали проплешины полей, огороженные периметрами из колючей проволоки, дороги, разрезающие джунгли от одного населенного пункта к другому, опоры линий высоковольтных передач, шагающие прямо через леса.

– Ну, почему поздно? – удивился Дом. – Внимание людей они на себя обратили, теперь придется для них обширную резервацию создавать, может, весь остров за ними останется. Будут помаленечку развиваться до первобытного человека, а там, глядишь, к современному человеку подтянутся. Да и люди товарищей по разуму в беде не оставят. Верно, Званцев? Уделите внимание младшим братьям?

– Уделят, – подтвердил Митрошка. – Только от их внимания младшим братьям легче не станет. Они бизонам внимание уделили, странствующим голубям, потом индейцам американским. И что? Где бизоны и дюгони? Сколько тех индейцев в резервациях осталось?

– Трепач, – сказал человек.

– Куда летим, Званцев? – деловито поинтересовался Дом.

– Домой, – отозвался тот.

С высоты остров был весь на ладони. Зеленовато-коричневый, с желтой каймой песка по краям, он казался драгоценным камнем, врезанным в лазурь океана.

Откровенно говоря, Дом был прав, и робот Митрошка тоже был прав, и Званцеву было грустно от несовершенства мира, и жалко бестолковых обитателей острова, которые так долго топтались на месте, а потом вдруг опомнились и сделали решительный шаг, еще не понимая, что безнадежно опоздали к переживаемому человечеством лету.

Деревенская идиллия

По раме раскрытого окна ползла муха.

Остановилась, потирая передние лапки, задвигала прозрачными слюдяными крылышками и с ровным гудением улетела в кипение листвы и яблоневых цветков. В городе редко увидишь муху, поэтому Званцев с интересом наблюдал за насекомым, вспоминая атаки гнуса в сибирской тайге. Никакие репелленты от них не спасали. И худо бы пришлось Званцеву, если бы Дом не подобрал частоту, отпугивающую этих летающих кровососов.

Восьмой день Званцев гостил у своего брата в деревне Вязовка. Разумеется, техноморфы отправились в деревню вместе с ним. Сейчас Митрошка отсутствовал, увлеченный новой для него профессией пастуха, а Дом обживался, беря пример с неказистых местных жилищ. Даже пластик полов у него стал скрипеть, словно деревянные доски, окна Дом украсил резными наличниками и ставнями, даже крыльцо с петушками соорудил.

Брат Званцева не особенно удивлялся этим чудесам, у него своих хватало.

– И вот, Санька, – рассказывал он, – скрещиваем мы картофель с ягелем, чтобы повысить его морозоустойчивость. И что же? То, что прекрасно работало с пшеницей, здесь не помогает! Картофель становится жестким, у него появляется ярко выраженный травянистый привкус, одним словом, корнеплод никуда не годится, нам его любая комиссия забракует. Два года псу под хвост!

Званцев ему сочувствовал.

Однако делал это так лениво и неубедительно, что Борис рассердился.

– Целыми днями валяешься! – упрекнул он брата. – Чехова до дыр зачитал. Сходил бы на рыбалку. У нас знаешь, какая рыбалка?

За окном послышался дробный топот, и по улице стремительно пронесся табун страусов.

– В самом деле, – откладывая книгу, вслух подумал Званцев, – почему бы мне не порыбачить? Ты мне компанию не составишь?

– Извини, некогда, – отказался Борис. – Возьмешь у меня в хозяйственном домике удочки, пойдешь по улице до последнего дома, а там по тропинке с правой стороны до самого пруда. Рыбалка у нас хорошая, сам увидишь!

Конец ознакомительного фрагмента.