Фантастика 1977

Еще не беспокоясь, пошел в обратную сторону и уперся опять. Здесь откос был даже нависающим.

Оставалось еще ущелье - может быть, там пологий путь наверх?

Оскользаясь на подводных камнях и частью вплавь, Стван пробрался в глубь длинной трещины. Но чем дальше он проникал, тем уже сходились стены. В какой-то момент они коснулись его плеч, и дальше не было пути.

Итого: впереди мельница прибоя, впереди и с боков - обрыв высотой с добрый десятиэтажный блок в городе. Получалось, что на всем бесконечном просторе планеты он выбрал клетку.

Провалился в колодец, где и должен провести остаток жизни.

А как с пищей?

За какой-нибудь час облазил весь пляж и убедился, что колония колумбелы единственная. А больше ничего живого, никакого намека на щедрое, беспутное изобилие тех мест, где строилась пирамида.

Четыре десятка раковин, которыми можно поддерживаться месяц. Может быть, больше, так как к концу этого срока мелкие подросли бы.

Но даже если б их хватило на многие годы? Разве затем он плыл через океан, чтобы попасть в яму?

На мгновенье сердце сжало тоской - быть бы сейчас на ласковой безбрежности отмелей!

Задрал голову туда, где на страшной высоте кромкой отрезался край обрыва. Хочешь не хочешь, а здесь все равно надо уметь лазить по скалам. Наверняка вся местность такая же.

Пять дней Стван ждал, пока выболят до конца ушибы, растворятся под кожей кровоподтеки. Валялся на гальке, рассматривал в разных местах каменную стену и, отходя, успокоительно вздыхал: “Не сегодня”. А скальная тюрьма уже давила теснотой. На шестое утро он подсчитал раковины. Странным образом их оставалось только на две недели.

Пора!

Подошел к стене, там, где она была слегка пологой. Первые метры одолелись незамеченными: было где поставить ногу, схватиться рукой. Стван карабкался нагнувшись, как бы по наклонной лестнице. Но подъем делался круче, пришлось прилечь грудью к камню. Затем скала стала совсем отвесной, и Стван потратил полчаса, осторожно двигаясь вбок, где приметил покатость. Случайно глянул назад вниз и сразу зарекся. Всего покрыло потом - такой жуткой оказалась бездна за спиной.

Теперь кверху шло несколько метров покатости. Он поднялся медленно. Отдохнул на уступе стоя, упершись взглядом в слоистые трещинки у самого носа. Вверх опять простерлась крутизна. Приникнув к скале щекой, грудью, бедрами, слепо нащупывал наверху очередную неровность, подтаскивал тело выше.

Не приходилось выбирать направления, а просто куда можно.

Выкарабкался еще на одну площадочку, сумел выпрямиться. Едва не потеряв равновесия, пошарил руками наверху, с боков и убедился, что все гладко. Вот это номер! Он стоял, не смея шевельнуться, ощущая, как легкий ветерок сзади холодит икры. Шум прибоя едва доносился.

Раз невозможно дальше, надо бы назад. Но как согнуться, присесть, если нет пространства, если на уступе не полностью помещаются ступни? Необходимо отклониться от скалы, а ему, балансирующему на самой грани, и голову страшно откинуть.

Oн устает все больше, Отдохнуть?… Но с каждой секундой потому что стоит на носочках.

А трпдцатиметровая пропасть манила, сосала!

Автоматически Стван слегка пригнул колонн, прыгнул. Правая рука скользнула по ровному, левой он попал наверху в ямочку с закраиной. Чудо, случай!… Подтянулся на левой, отчаянно шаря правой, зацепился ногтями за трещинку. Еще несколько конвульсивных движений, он чуть не сорвался, почти сорвался. Серия дерганий, рывков, и Стван оказался на узком косом выступе. Все тело дрожало - все-таки нет ничего более бездушно-жестокого, чем высота.

Облизал губы.

– Тише! Не надо ничего говорить.

Полдень застал его в сорока метрах над морем, прицепившегося, как насекомое, к обрыву. Цель исчезла - только беспощадная стена, и он сам, висящий на ней. Был убежден, что погиб, подготовился в надсадный вопль вогнать свой ужас, когда будет падать, задевая беззащитной плотью глухие выступы.

Одно утешало - что кратко.

Еще несколько усилий - не потому, что хотел лезть выше, а оттого, что не мог стоять. Вдруг стало светлее, открылся смутно колеблющийся горизонт.

Он лежал грудью на самом плато. Тихо. Шум прибоя не в силах был сюда подняться.

Добрался. Влез!

Не поднимая головы, ни одного взгляда вдаль себе не позволив, пролежал ничком с полчаса, дыша в горячий камень. И начал спускаться.

Опять была бесконечность пути, непредсказуемые рывки.

Но удалось как бы отъединиться от самого себя. Это не он как личность на стене, просто тело мучается, готовое упасть, а сознание-то свободно витает рядом. И если тело рухнет, сознание спокойно проводит его до самого конца, до груды окровавленного мяса на гальке.

– Поднимался на отчаянии, слезу на безразличии.

А тело кое-как спускалось. Опять попало на площадочку, где не согнешься. Одна нога сделала пируэт, другая сломилась в колене, корпус ринулся вниз.

– Э-э-х!

И пальцы зацепились за камень.

Солнце упало за горизонт, когда Стван почувствовал под ступней обкатанные кругляши пляжа. Без мыслей прибрел к прибою, долго пил прямо ртом, слыша, как глотки толчками поднимаются вдоль горла. Начал засыпать и застонал вдруг, подумав, какой страшный вызов предъявил ему этот берег.

Но отказываться не приходилось. Утром он опять был на стене, равнодушный, отключившийся. Добрался до верха и, не подняв головы, спустился. Так продолжалось неделю, и, посмотрев однажды на свое отражение в воде, он увидел, что иссох наполовину. На лице резко проступили кости черепа, только глаза смотрели фанатично.

Но дальше пошло обратным ходом. Перестали кпог.пть пальцы, взялась наращиваться тугая округлость щек. Ствап начал находить удовольствие в лазании, превращался на стене во что-то вроде хамелеона, способного зацепиться за любую мельчайшую неровность.

И наконец настал такой день, когда, нырнув глубоко, Стван достал со дна последнюю раковину. Поел, прошелся неторопливо узким пляжем. Ловушка перестала быть ловушкой, приветливым и ласковым все было здесь. Шагнул к стене и, не заметив даже как, очутился над бездной, куда не доходил грохот волн.

Стван преодолел его, встал, осмотрелся. Он был очень рад, что не соблазнился окинуть взглядом этот мир еще раньше, когда впечатление испортил бы страх перед скалами.

Гранитное плато лежало перед ним, полого снижаясь. Вдали слева возвышалось образование вроде половинки яйца, поставленного торчком, светлое, почти белое. Справа камень продавился гигантской чашей. Затем полоска голубого моря, через нее перешеек, ведущий на другую равнину, а над той - снеговое облако-вершина в чистой небесной синеве.