Фантастика 1983
Шрифт:
– Да.
– Я знал, что это прозвучало резко, и не стал тратить время на улыбку. Я не мог сдержать, себя.
– А где находится Верна?
– Много световых лет отсюда, по вашему счету.
Я почему-то вдруг рассердился.
– Довольно трудно попасть туда, не правда ли?
Он внимательно взглянул на меня, потом обернулся к окну рядом.
– Идите сюда, - сказал он, и я обошел конторку, чтобы встать рядом с ним.
– Вон там, налево, - сказал он, кладя мне руку на плечо и указывая направление трубкой, - там есть два больших жилых дома, стоящих спиной к спине. У одного входа с Пятой авеню, у другого с Шестой. Видите? Они в середине квартала, от них видны только крыши.
Я кивнул,
– Один человек с женой живет на четырнадцатом этаже одного из этих домов. Стена их гостиной - это задняя стена дома. У них есть друзья в другом доме, тоже на четырнадцатом этаже, и одна стена у них в гостиной - это задняя стена их дома. Иначе говоря, обе семьи живут в двух футах друг от друга, так как задние стены домов соприкасаются. Но когда Робинсоны хотят побывать у Бреденов, они выходят из гостиной, идут к входной двери. Они идут по длинному коридору к лифту. Они спускаются на четырнадцать этажей, потом на улицу, - где должны обойти квартал. А кварталы там длинные, в плохую погоду им иногда приходится даже брать такси. Они входят в другой дом, идут через вестибюль к лифту, поднимаются на четырнадцатый этаж, идут по коридору, звонят у двери и наконец входят в гостиную своих друзей - всего в двух футах от своей собственной.
Человек вернулся к конторке, а я - на прежнее место, напротив него.
– Я могу только сказать вам, - продолжал ом, - что способ, каким путешествуют Робинсоны, подобен космическим перелетам, действительному физическому преодолению этих огромных расстояний.
– Он пожал плечами.
– Но если бы они могли преодолеть только эти два фута стены, не причинив вреда ни стене, ни себе, - то вот так и “путешествуем” мы. Мы не пересекаем пространства, мы оставляем их позади.
– Он усмехнулся.
– Вдох здесь - выдох на Берне.
Я тихо спросил:
– Вот так прибыли туда и они, эти люди на картинке? Вы взяли их отсюда?
Он кивнул.
– Но зачем?
Он пожал плечами:
– Если вы увидете, что горит дом вашего соседа, разве вы не кинетесь спасать его семью, если можете? Чтобы спасти хотя бы столько, сколько сможете?
–Да.
– Ну вот, мы тоже.
– Вы думаете, у нас настолько плохо?
– А вы как думаете?
Я подумал о заголовках, которые я читал в газете нынче утром и каждое утро.
– Не очень хорошо.
Он просто кивнул и продолжал:
– Мы не можем взять вас всех, не можем взять даже многих. Поэтому мы выбираем некоторых.
– Давно?
– Давно. Один из нас был членом правительства при Линкольне. Но только перед самой первой мировой войной мы увидели, к чему все идет; до тех пор мы только наблюдали. Свое первое агентство мы открыли в Мехико-Сити в 1913 году. Теперь у нас есть отделения во всех больших городах.
– В 1913 году… - прошептал я, что-то вспомнив.
– Мехико-Сити! Послушайте! Значит…
– Да.
– Он улыбнулся, предвосхитив мой вопрос.
– Эмброз Бирс присоединился к нам в том году или в следующем. Он прожил до 1931 года, до глубокой старости, и написал еще четыре книги.
– Он перевернул обратно одну страницу и показал на один из домов на первом большом снимке.
– Он жил вот здесь.
– А что вы скажете о судьбе Крейтере?
– Крейтере?
– Это еще одно знаменитое исчезновение, - пояснил я.
– Он был судьей в Нью-Йорке и исчез несколько лет назад.
– Не знаю. У нас, помнится, был судья, и из Нью-Йорка, лет двадцать с чем-то назад, но я не припомню, как его звали.
Я наклонился к нему через конторку, лицом к лицу, очень близко, и кивнул головой.
– Мне нравится ваша шутка, - произнес я.
– Очень нравится. Вероятно, даже больше, чем я могу выразить.
– И добавил очень тихо: - Когда она перестанет быть шуткой?
Он пристально
вгляделся в меня и ответил:– Сейчас. Если вы хотите этого.
“Вы должны решиться сразу же, - говорил мне пожилой человек в баре на Лексингтон-авеню, - потому что другого случая у вас не будет. Я знаю: я пробовал”. И вот я стоял и думал. Мне было бы жаль никогда не увидеть некоторых людей, а я только что познакомился с одной девушкой. И это был мир, в котором я родился. Потом я подумал о том, как выйду из этой комнаты, как пойду на работу, как вернусь вечером к себе, и, наконец, я подумал о темно-зеленой долине на картинке и о маленьком пляже под утренним солнцем…
– Я готов, - прошептал я, - если вы возьмете меня.
Он вглядывался в мое лицо.
– Проверьте себя, - властно произнес он.
– Будьте уверены в себе. Нам не нужен там человек, который не будет счастлив, и если у вас есть хоть какое-то малейшее сомнение, вы бы лучше…
– Я уверен, - сказал я.
Тогда этот человек выдвинул ящик конторки и достал оттуда маленький прямоугольник из желтого картона. На одной стороне его было что-то напечатано, и через него шла светло-зеленая полоска; он был похож на железнодорожный билет пригородной линии. Надпись гласила: “Действителен по утверждении для ОДНОЙ ПОЕЗДКИ НА ВЕРНУ. Передаче не подлежит. В один конец”.
– Э… Сколько?
– спросил я, доставая бумажник и не зная, должен ли платить.
Он взглянул на мою руку, запущенную в карман.
– Все, что у вас есть. Включая мелочь.
– Он улыбнулся.
– Вам она больше не понадобится, а нам пригодится на расходы. Плата за свет, за аренду и так далее.
– У меня немного…
– Неважно.
– Он извлек из-под конторки тяжелый компостер, вроде тех, какие стоят в железнодорожных кассах.
– Однажды мы продали билет за три тысячи семьсот долларов. А в другой раз точно такой же билет - за шесть центов.
– Он сунул билет в компостер, ударил кулаком по рычагу, потом протянул билет мне. На обороте виднелся свеженапечатанный красный прямоугольник, а в нем слова: “Действителен только на этот день” и дата. Я положил на стол две пятидолларовых бумажки, доллар и 17 центов мелочью.
– Возьмите билет с собой на базу Акме, - сказал седой человек и, наклонившись через конторку, начал рассказывать, как туда попасть.
– База Акме - крохотная щелка. Вы, наверно, видали ее: это просто маленькая витрина на одной из узких улочек западнее Бродвея. На ней не очень ясная надпись “АКМЕ”. Внутри - стены и потолок, покрытые в несколько слоев старой краской, обиты какой-то штампованной жестью, как бывает в старых домах. Там стоит старая деревянная конторка и несколько потрепанных кресел из хромированной стали и искусственной красной кожи. Таких заведений в этих местах множество: маленькие театральные кассы, никому не известные автобусные станции, конторы по найму. Вы могли бы пройти мимо нее тысячи раз, не обратив внимания, а если вы живете в Нью-Йорке, то так наверняка и случалось.
Когда я вошел туда, у конторки стоял человек без пиджака, докуривая сигару и перебирая какие-то бумаги; в креслах молча ждали четыре-лять человек. Человек у конторки взглянул на меня; когда я показал билет, он кивнул мне на последний свободный стул, и я сел. Рядом со мной сидела девушка, сложив руки на сумочке.
Она была миловидная, даже хорошенькая, - вероятно, стенографистка. Напротив, у другой стены маленькой комнаты, сидел молодой негр в рабочем комбинезоне; его жена рядом с ним держала на коленях маленькую девочку. Был еще человек лег пятидесяти, который сидел, отвернувшись от нас и глядя в окно на дождь и на прохожих. Он был хорошо одет, и на нем была дорогая серая шляпа; он походил на вице-председателя крупного банка, и я пытался догадаться, сколько стоил ему билет.