Фантастика 1987

“…Можно утверждать, что наши хирурги штурмом взяли главную крепость, длительное время сопротивляющуюся пересадке. Внедрение такой операции в хирургическую практику открывает перед учеными широчайшие перспективы в борьбе за долголетие.

Дэвид Дэннис высказывает мысль о том, что в дальнейшем в результате поочередной пересадки человеку различных органов и мыслительного аппарата можно будет многократно омолаживать и продлевать ему жизнь. Практически гомо сапиенс не просто обретает бессмертие, он может бесконечно жить в одном, излюбленном для него, возрастном периоде”.

Читая эту статью, я думал, что дерзновенная голова Боба Винкли способна на великие дела. Судя по всему, она достанется какому-нибудь нуворишу, будет старательно помогать ему делать миллиарды и с грустью вспоминать о том, что когда-то принадлежала бедному, но слишком честолюбивому банковскому служащему.

Вскоре Боб Винкли снова явился ко мне в контору.

– Что ты скажешь относительно личности Дуономуса?
– спросил я, показывая ему газету.- Еще не передумал закладывать свою голову?

– Нет, не передумал! Пишут только об одной функции мозга, о памяти. И ни слова о других, о мыслительных сторонах его деятельности. А сколько в статье туманности… И сколько оптимизма, чтобы толстосумы поверили в возможность замены одряхлевшего мозга!

– У тебя оптимизма, пожалуй, тоже с избытком.

– Я проштудировал ворох научных работ по анатомии, физиологии, высшей нервной деятельности…

– Но устаревшие догмы опровергнуты последними выводами ученых.

– Нас рассудит история, сэр!
– с шутливым патетизмом воскликнул он.

Теперь мы часто подолгу гуляли с Бобом в городском сквере.

Оба мы были молоды, оба мечтали попасть в клан избранных. Нашим кумиром был успех в любой его форме, в любом деле,- успех, который мы связывали с богатством, а богатство - со свободой.

Наши сердца бились в унисон, хотя мнения относительно путей достижения цели у нас расходились.

Еле успевая за широко и энергично шагавшим другом, хватая открытым ртом морозный воздух, я выслушивал его страстные монологи в защиту дерзновенного замысла…

– Ах, тебе не нравится моя идея! Запомни: степень личной свободы находится в прямой зависимости от суммы банковского вклада! Счастье не в деньгах, а в их количестве! Ради бумажек человек, это божье созданье, забывает все святое, отрекается от своего творца, предает родителей и друзей, даже идет на убийство. Золото.оправдывает и покрывает ореолом все его деяния. А чем негодно мое намерение? Оно не связано ни с преступлением, ни с подлостью! Моя идея - квинтэссенция чистоты и благородства! Я рискую только своей головой. И ты мне посодействуешь…

Потом он принимался горячо доказывать, что интеллектуальная деятельность - это функция исключительно коры головного мозга. С завидным знанием разъяснял, какая доля мозга, какая его извилина какими функциями ведает…

Не знаю, что тут было причиной: может быть, убежденность Боба, или сила его логики и аргументов, но только я, как и Лиз, начал верить в успех его необыкновенного предприятия.

– А когда мой мыслительный аппарат приобщится к миллионам,- добавил он однажды,- можешь быть уверен: он не забудет о тебе, мой осторожный и щепетильный друг!

Боб часто прибегал к шутливой форме доказательства, однако каждая его шутка содержала глубокий смысл.

– А ты не боишься, что к твоей голове пришьют дряхлое тело старика?
– спросил я.

– Конечно, самое дорогое у человека - здоровье: каждый чих обходится нам в сотни дин,- прищуривался он, как бы прицеливался.- Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным! Но есть немало трагических реципиентов, после разных аварий… На них-то я и рассчитываю.

Нередко наши прогулки проходили в горячих спорах, в которых его негативные оценки явлений сталкивались с моими умеренными взглядами. Особенно яростно он обрушивался на частные, привилегированные лицеи и высшие школы, выпускники которых словно по наследству получали ключевые командные посты.

По субботним вечерам к нам присоединялась Лиз. Здесь в ней неожиданно пробуждалась экзальтированная натура. Она обнаруживала скрытый темперамент и фантазию…

Исследования в Центре биоперемещений подтвердили мои предположения об отменном здоровье Боба. За его консолидацию Лиз должна была получить пятьсот сорок тысяч дин. Особенно высоко была оценена голова.

Однако с окончательным решением Винкли не торопился. Он был весел и бодр и однажды во время прогулки затеял вроде бы шутливый разговор:

– Дорогой Кларк, вижу, тебе не дает покоя потраченная на мое исследование сумма. Поэтому ты жаждешь отправить меня к праотцам, а мои дорогие органы - на аукцион. Можешь успокоиться! Все так и будет, но сначала мне предстоит провернуть одну акцию.

Я опасался, что на каком-то этапе его авантюрной истории может разразиться грандиозный скандал. Никакими прямыми сделками я не был связан с Бобом Винкли, хотя и постарался завоевать полное доверие и дружбу Лиз. Прозрачные намеки на то, что мое товарищеское отношение к Бобу выше моего служебного долга, сделали свое дело: меня начали посвящать в некоторые щекотливые семейные тайны.

Однако руководство бюро заподозрило уже, что не случайно Боб Винкли во время исследований со свойственной ему прямотой и дерзостью обвинял Биоцентр в сокрытии от клиентов важной информации по консолидации. От кого он об этом узнал? Начальство сделало выводы и предпочло избавиться от меня.

Я был ужасно зол на Боба.

– А если я проболтаюсь о твоих замыслах?
– мстительно говорил я Бобу.

– Но ты не сделаешь этого…

– Почему же? Тебе можно, а мне нельзя?

Боб самонадеянно обещал сторицей возместить мне потери и скоро с помощью какого-то родственника Лиз устроил меня в газету “Фурор”, в отдел светской хроники.

И я простил его.

Во-первых, это уже совпадало с моими жизненными планами.

А во-вторых, новая работа дала мне не только средства, но и не лишала меня тщеславных надежд.

Я верил, что настанет время, и я смогу рассказать об уникальной “деловой операции” Боба подробнее и благодаря близости к прессе раньше других. А это может принести и моральное удовлетворение, и капитал.

Вскоре я узнал, что Боб развелся с Лиз… Однако завещание на сумму по консолидации оставил на ее имя.