Фантастика 1988-1989
Шрифт:
Так я испытал свое первое перевоплощение…
Сколько дней я провел в этой воронке? Не знаю… Но день сменялся ночью, и снова день, и снова ночь. За это время я привык к себе, к своему новому телу, я научился не тыкаться носом в стены и беречь плавники, заменившие мне руки; я понял свой хвост, именно понял, и он научил меня мудрости движения, потому что в движении живого существа есть великая мудрость, которую мы обычно не замечаем, не думаем о самом движении, а пользуемся им свободно. И тогда пришел голод…
Прошел еще день, и еще, а мысли мои заполнили бесконечные видения земной, человеческой пищи. Противни с поджаренными булками, кольца колбас, источавших ужасающе ароматный запах копченого
И, будто зная, о чем я думаю, откуда-то из глубины кратера вдруг поднялась стая блестящих полосатых рыбок, каких-то тропических родственников нашей северной трески, и я тут же бросился на эту стаю, и снова радость жизни, и снова силы моря вскипели в моей крови.
С каждым днем я набирался сил. Я научился по-настоящему и плавать, и выпрыгивать из воды, и нырять в глубину. Много раз я проходил мимо туннеля, но какая-то сила удерживала меня, и какой-то голос шептал: «Еще не время! Еще не время!»… И вдруг я услышал: «Пора!»
Без тени боязни, я бы сказал — даже с гордо поднятой головой, если бы не чувствовал, что моя голова срослась с моим туловищем, проплыл я туннелем и плыл долго, пока не почувствовал, что это не тот туннель, не тот, и до сих пор не могу понять, когда мне пришло это в голову. Время от времени делал усилие, чтобы удержать себя от вдоха, и вдруг выплыл посередине странной пещеры. Рваные скалы обступили меня со всех сторон, и я, набрав в легкие воздух, нырнул в глубину, так глубоко, насколько только мог. И вдруг почувствовал: чьи-то мощные щупальца обхватили мое тело мертвой хваткой, а прямо передо мной сверкнули громадные глаза.
Скажу сразу же: поверить мне нельзя. Я это понимаю. То, что представилось мне, нельзя назвать даже гигантом. Это было страшное наваждение. Жесткий изогнутый клюв смутно поблескивал внизу, готовый раздавить меня. Я крепко сжал челюсти, хотя уже понимал, что воздух поступает в мои легкие откуда-то сверху. Все во мне было натянуто, как струны в каком-то чувствительнейшем музыкальном инструменте, и вдруг по всем этим струнам ударил мощный аккорд, и все внутри запело, загремело, застучало. И я понял: сейчас в меня вливается странное знание, глубокое и точное, но не человеческое знание, сейчас я приобщаюсь к высоким тайнам океана и всех морей нашей планеты. А аккорды все звучали и звучали и через диски-глаза передавались пламенем мысли, и мысли эти были мне понятны, но они были слишком стремительны, слишком необъятны…
И тогда оно засмеялось. Смеялись глаза-диски, смеялись все складки его мантии, смеялись щупальца, и чей-то голос шептал: «Это он, он! Мы нашли его, нашли!» И, уловив команду: «Иди!» — я понял, что вновь свободен…
Я вырвался на поверхность и выпрыгнул вверх из воды так высоко, как только мог, и сразу же поплыл вперед по новому туннелю, и снова сияющий светом пещерный зал, только стены его были выстланы ровными металлическими плитами, и, приблизившись ближе, я различил, что это — золото… Круг за кругом я делал внутри этого золотого цилиндра, пока не заметил, что его стены и те, что возвышались надо мною, и те, что уходили глубоко вниз, покрыты какими-то странными письменами, и я понял: я знаю их значение, больше того, они предназначены для меня, для меня одного!.. И нахлынули на меня, замелькали призрачные картины, волна за волной приходили мысли и чувства, а я все кружил и кружил вокруг стен, то всматриваясь в верхние ярусы письмен-картин, то опускаясь вглубь. А океан дышал где-то рядом, и уровень воды в золотом цилиндре то поднимался, то опускался, позволяя мне впитывать и запоминать самый удивительный рассказ, который мне когда-либо приходилось слышать
или читать…Василий поднялся на ноги и помог мне встать. Катер вдали тронулся с места, и мы поспешили вниз с той скоростью, с какой позволял мне мой ноющий бок. Уже на бетонной лестнице мне пришла в голову одна мысль, которую я и высказал с возмутительной интонацией; были в ней и месть за те несколько минут веры в правдивость рассказа Василия, и тщательно скрываемая обида:
— Послушай, Вася, — сказал я. — Но ты же дельфин, как же ты опять превратился в человека?
Василий, спускавшийся по лестнице впереди меня, обернулся и тотчас же ответил:
— Я прошел туннель в обратном направлении…
— А если, — теперь уже серьезно, чуть ли не извиняющимся голосом спросил я, — если, Василий, какой-нибудь дельфин пройдет по этому же туннелю, то что?.. Он что, в человека превратится?
Василий пожал плечами и ничего не сказал мне в ответ.
А когда Василий уже взошел на борт катера, я подчеркнуто громко спросил у капитана: — Что это с вами было? Катер почему задержался у грота Шаляпина?
— Авария, небольшая авария, — недовольно ответил капитан.
— А какая авария? — не унимался я.
— Намотался на движитель кусок рыбачьей сети, — ответил капитан.
Василий с невозмутимым видом прислушивался к нашему разговору и, чему-то улыбнувшись, сказал:
— Совпадение… — И развел руками.
Прошли дни. Как-то, завтракая на веранде «Уголька» гуляшом и манной кашей, я увидел капитана того катера, на котором уехал Василий Шмаков. Наши глаза встретились. Капитан бросил несколько слов раздатчице и направился к моему столу.
— Подождите, у меня к вам важный разговор, — сказал он. — Я вас искал.
Скажите, это вы провожали пять дней назад высокого парня? Вы еще меня про аварию спрашивали, когда сети на движитель у нас навернулись? Это же вы были, да?.. Так вот, парень этот или утонул, или один черт знает, что с ним случилось. Я, конечно, рапорт куда следует подал, но очень хорошо, что вас встретил, вы уж дайте мне ваши координаты, кто вы и что вы…
Оказывается, на обратном пути, теперь уже у Рыбачьего, вновь на движитель катера навернулись сети. Экипаж, состоявший из трех человек, спустился в море и, стоя на подводных крыльях, стал сматывать и срезать сети, как вдруг с верхней палубы прыгнул один из пассажиров; как выяснилось, этим пассажиром был молодой человек, взявший билет в Судаке.
— До берега было километра три, три с половиной, — говорил капитан, — но к берегу он не поплыл, а сразу ушел в глубину и больше не показывался. Я, конечно, заявил об этом в Алуштинском управлении, и там мне сказали, что мы не несем ответственности за всякого сумасшедшего, которому вздумается прыгать с корабля, но мне все-таки неспокойно…
Через два дня меня разыскал участковый уполномоченный из Алушты, который записал разные сведения о Василии Шмакове и грустно добавил:
— Парень-то в Алушту не вернулся. Мы ведь проверили по тому адресу, что вы дали капитану, нашли хозяйку, там еще одного из отдыхающих застали, который его помнил, вещички остались, транзистор самодельный, рубашки, пара брюк, а парень как в воду канул! Не случилось ли чего…
А перед самым отъездом я вновь встретил капитана катера на веранде «Уголька» и будто бы между прочим спросил его:
— А скажите, капитан, когда эта авария у вас была, в воде ничего не было заметно, разных там морских животных, рыб каких-либо?
И капитан тут же сказал слова, от которых у меня все похолодело в груди:
— Нет, — сказал он, — ничего особенного… Только вот стая дельфинов ныряла вокруг, но это дело обычное…
ИМБИТОРЫ В ГОД ВЕЛИКОГО СТОЛКНОВЕНИЯ