"Фантастика 2-23-120". Компиляцмя. Книги 1-20
Шрифт:
– А по-простому выбраться нельзя было, проводник недоделанный?! – ужаснулась я. – Без лишних сценических эффектов?
– Спокойно! – невозмутимо отозвался Бальдур, отряхнул ладони и хорошо поставленным голосом пропел какую-то абракадабру, из коей мы с Зорганом не поняли ни слова.
Зато сорняки, как оказалось, все поняли отлично – взмахнув печально обвисшими листочками, они стайкой беззаботных пичужек взмыли в воздух и, перелетев забор, в живописном беспорядке устлали землю под соседскими вишневыми деревьями. Юный маг пожал плечами, почесал маковку и, просияв, выдал:
– Что ни делается – все к лучшему!
– Ого, какой крутой – ломом подпоясанный! Так ты еще и колдовать умеешь? – впечатлился виконт.
– Немного! – скромно зарделся орк. – Предлагаю посидеть
В своеобразной засаде было до ужаса неудобно – мало того что забор здесь вплотную подходил к свежей навозной куче, так еще злющая крапива в полтора человеческих роста нещадно жалила наши босые пятки. Ибо сапоги нам пришлось снять для бесшумности передвижения и для конспирации, ведь местные такую обувь не носили, а чужие следы могли насторожить какого-нибудь деревенского вояку. Поэтому выбора у нас не осталось. А Бальдур – по мнению Зоргана, успевший от скуки повредиться в своем и так невеликом уме, – всерьез решил заняться слежкой за объектом нашего интереса, и отсюда как раз отлично просматривался соседский двор, чему немало способствовала зияющая дырка на месте выбитой когда-то доски. По двору, кстати, сейчас бестолково метался дед Агафон, хитро оглядываясь и бережно, аки кормящая мать единственное дитя, придерживая что-то за пазухой. Наконец сумбурный забег закончился возле крыльца, под которым стояло ведро. Вновь оглядевшись по сторонам и не заметив, по-видимому, ничего подозрительного, Агафон выудил из-под телогрейки, которую носил не снимая в любое время года, внушительных размеров бутыль с плескающейся внутри мутной жидкостью, любовно погладил пузатые стеклянные бока и ловко засунул ее в ведро. Вздохнул с облегчением, потер руки и, крякнув, гордо прошествовал в избу. Мы понимающе переглянулись… В наших головах промелькнула одна и та же мысль, и слов не потребовалось.
– Тот самый самогон? – на всякий случай спросила я.
Орк радостно закивал.
– Готов? – полувопросительно глянул Зорган на Бальдура и, дождавшись его утвердительного кивка, змейкой юркнул в щель между досками забора. Одновременно с этим душераздирающе скрипнула соседская дверь, являя миру встрепанного и нервно вздрагивающего Агафона.
– Стой!.. – панически зашипел орк, в последний момент хватая виконта за ногу. – Даже не дыши!.. – Шепотом предупредив эмпира, парень вновь припал к дырке в заборе. А мне пришлось снова залечь в треклятую крапиву.
Тем временем дед Агафон трясущимися ручонками вызволял бутыль из плена ржавого ведра – видимо, посчитал его недостаточно надежным тайником для такого сокровища. Ведро сопротивлялось, все глубже продвигаясь под крыльцо… Плюнув на все, ценитель крепких спиртных напитков выволок ведро и водрузил его на перильца крыльца. Однако железная утварь не сдалась без боя – перевернувшись, она вдарила Агафона по лбу, а бутыль выпала и голодным коршуном ринулась вниз, к своей бесславной гибели. Мужичок, издав отчаянный хрип, распластался на земле, протянув руки к небесам. Вот в такие любящие объятия бутыль благополучно и опустилась… вернее, грохнулась всем своим немалым весом. Я аж зажмурилась, отчетливо представив себе хруст ломаемых ребер.
– Силен мужик!.. – уважительно прошипело из соседских кабачков, приютивших виконта, и я поняла, что обошлось. Открыв глаза, я с удивлением увидела, как Агафон со слезами радости прижимает к себе чудом спасенную бутыль.
Однако ненадолго воцарившаяся во дворе идиллия была нарушена скрипом распахиваемой во всю ширь двери и зычным, явно привыкшим командовать голосом:
– Агафон! Чтоб тебя, козла безрогого, живо домой!..
В кабачках даже дышать перестали, полностью слившись с окружающей природой. Бальдур непроизвольно отпрянул от забора, не удержался на затекших ногах и шлепнулся прямиком в злорадно зашелестевшую крапиву – точнехонько на меня. Клацнул зубами, выпучив глаза от объятий жгучей ехидины, и, стараясь не шуметь, снова отполз поближе к забору. Ибо оторваться от разворачивающегося во дворе действа было невозможно…
Тетка Аграфена, жена Агафона, славилась в округе длинным
злым языком и тяжелой карающей дланью. Собственно говоря, именно россказни орка о дебелой ручке оной воительницы и заставили нас с Зорганом пожелать оказаться как можно дальше от этой страшной женщины. Однако эмпиру невольно пришлось изображать из себя перезревший кабачок, а нам с Бальдуром совесть не позволяла бросить товарища в такой беде. Кстати, при разборках с воришками, покусившимися на дары ее сада, Аграфена не признавала ни нравоучительных лекций, ни деревенского судилища, искренне считая, что старые добрые средства – гибкая хворостина да пук жгучей крапивы – гораздо действеннее. Однажды попавшийся ей Бальдур, воровавший вишню, с тех пор полностью разделял это мнение, стараясь лазить в ее огород лишь тогда, когда противная тетка надолго отлучалась из дому.Итак, злосчастный Агафон, застигнутый на месте преступления, подпрыгнул на локоть и, затравленно оглядевшись, засунул свою бесценную ношу под лавку, скромненько примостившуюся у крыльца…
– Агафон! – сотряс воздух очередной вопль Аграфены, и бедный мужик, втянув голову в плечи, поспешил на зов. Дверь захлопнулась, внутри что-то взвыло, громыхнуло, заверещало – и стихло.
– Фигу я когда женюсь, – обалдело пробормотал Бальдур, от души сочувствуя мужику, а потом бросил взгляд на подозрительно притихшую кабачковую грядку. – Зорган, жив? – обеспокоенно вопросил он, не обнаружив там никаких признаков наличия нашего товарища.
– Агась, – отозвались кабачки голосом эмпира.
Бальдур изумленно крякнул и присмотрелся получше.
– Ну ты и окопался! – захохотал он, разглядев виконта под ворохом кабачковых плетей.
– Ты на моем месте еще не так окопался бы, – с чувством проговорил Зорган, мотнув взлохмаченными вихрами, и тут его глаза загорелись тем самым нездоровым азартом, что так часто доводил до сердечного приступа его эйсенских наставников и охранников, наученных горьким опытом. – Ну, я пополз!
– Куда?! – протестующе прошипела я вослед шустро ползущему уже по огуречной грядке Зоргану. – А ну как Аграфена нарисуется, дурень?! Тебе что, жить надоело?
– Похорони меня тогда под тремя березками на холме, – с пафосом, не оборачиваясь, прошипел любимый, – а домой пошли письмо на имя моей матушки, дескать, пусть не держит на меня зла. А то еще с ее карающего слова стану призраком, и ей же хуже будет – вот как явлюсь темной ночкой под окна маменькиной спальни!
– Тьфу на тебя, – с чувством выругалась я, погрозив кулаком уже подползшему к крыльцу Зоргану.
Заслуженный же юморист благополучно дополз до крыльца, огляделся, по-гусиному вытянув шею, резво вскочил на ноги и, пакостливо улыбнувшись, выудил из-под лавки заветную бутыль. Шагнул было обратно к забору, но потом, немного подумав, отлил часть самогона в свою походную флягу, расплылся в широчайшей ухмылке и заныкал полупустую бутыль… обратно в ведро. Только не в то, что под крыльцом затаилось, а в то, что на виду у колодца стояло. Раскланялся, прижимая руки к груди, послал закрытой двери в избу воздушный поцелуй и, нырнув в заросли укропа, как заправский разведчик пополз обратно.
– Выпендрежник! – беззлобно ругнулась я, едва перемазанный в грязи, но все равно сияющий лик любимого явился моему взору. – А просто притащить всю бутыль ты не мог, шалопай?! И зачем тебе понадобилось совать ее в ведро?!
– Но ведь это же так скучно! – уставился на меня своими смеющимися глазищами виконт. – И потом, где дух авантюризма, ни с чем не сравнимый привкус опасности и эйфории, будоражащий кровь не хуже красного эльфийского вина?! А насчет ведра… ну что я могу сказать? Захотелось!
День неуклонно угасал, но мы мужественно оккупировали забор, дабы не пропустить подготовленное нелегкими, пусть и не совсем праведными, трудами зрелище… Первой из дому слиняла Аграфена. При виде дородной женщины, разнаряженной в кричащего цвета сарафан, грозно спускающейся по жалобно скрипящим ступеням крыльца, парни малодушно зажмурились.
– К соседке навострилась, сплетнями обмениваться, – выдохнул Бальдур, когда хлопнувшая калитка возвестила о том, что опасность миновала.