"Фантастика 2-23-120". Компиляцмя. Книги 1-20

– Оставляешь ты нас с голоду помирать, мамо! – между тем не умолкал мужик, не забывая ритмично бухать лбом о лавку.

Я огляделась. Судя по богато обставленной комнате, голодная смерть «детушкам малолетним» точно не грозила.

– Не передала никому своего искусства!

«А вот это уже печально!» – подумала я.

– Родню всю перед смертью не повидала! Не благословила на прощанье! Грехи наши нам не простила… – скороговоркой перечислял скорбящий детина.

– Да, внушительный же список претензий у вас к ней накопился! – не выдержала я.

Мужик поднял залитое слезами лицо с толстыми свекольно-яркими щеками и носом картошкой, удивленно воззрился на меня и внезапно тоненько спросил:

– Чего? Ты кто еще такая?

– Вну… – начала я, но тут вдруг умирающая беспокойно пошевелилась, отлепила пальцы от одеяла и вцепилась ими в мое запястье. Хватка у нее оказалась неожиданно крепкой и осознанной.

– Вну… – еле слышно прошамкала старуха. – Внучка! Так ты приехала?

– Ага! – торопливо подтвердила я, наклоняясь и нежно целуя старую травницу в лоб. – Успела-таки! – Я врала с чистой совестью, ибо почему бы не порадовать умирающую?

– Внучка? Маришка, так это ты! – обомлел мужик, со всего маху хлопаясь на пол и робко взирая на меня снизу вверх…

Я сидела на лавке, держала на коленях голову травницы и платком утирала предсмертный пот, скатывающийся по ее вискам.

– Внучка! – монотонно бубнила бабка, так и не выпуская моей руки. – Кровинушка!

– Так, значит, помер Евсей, твой батька и мой младший беглый братуха! Немало же он по миру поскитался! – Мужик, представившийся местным старостой, сын травницы Абросим, а по совместительству и мой дядя, расхаживал по комнате, задумчиво заложив руки за спину.

– Ага! – однообразно отвечала я, поняв, что ничего рассказывать мне не придется, Абросим сам все разболтает. А мое дело – знай успевай поддакивать. – А матушку свою я вообще не помню… – Это, кстати, было чистой правдой.

– Сиротка ты, значит, Маришка! – опять зашмыгал носом староста. – Ну да я тебя не брошу, на улицу не выгоню. Я ведь теперь в семье за старшего остаюсь!

– Ага! – благодарно вякнула я.

Дядя гордо приосанился, примеряя на себя почетную роль будущего главы и защитника.

– Внучка! – упрямо твердила ничего не видящая и почти ничего не слышащая старуха.

– Попрощаться приехала? – кивнул на умирающую Абросим.

– Ага! – Я не стала разнообразить репертуар.

– Поди, хотела чего у бабки спросить перед смертью? – выказал проницательность староста. – Тогда спрашивай, вдруг да повезет тебе больше, чем мне. А то ведь она немало кровушки у меня при жизни попила, так я из-за нее и не женился, деток не завел. То одна девка ей не нравится, то другая… – Староста горестно вздохнул. – Похоже, так и умру бобылем [240] . А теперь, видно, еще и после смерти мать надо мной поиздеваться хочет. Я вот так и не узнал, куда она горшок с золотом спрятала, да куда положила долговую расписку от мельника, и где изумрудный кулон ее матери…

240

Бобыль – одинокий мужчина.

– Бабушка, – мягко начала я, поглаживая умирающую по лысой голове, – мы вот узнать у тебя хотели…

– На чердаке ваш горшок, – вдруг четко и даже с какой-то бравадой в голосе выдала бабка. – Под крайней справа балкой в опилках прикопан.

– А расписка? – Я решила ковать железо, пока горячо.

– В сундуке. В крышку под подкладку зашита, – расщедрилась умирающая. – А как помру, вы меня не хороните, а сожгите и пепел рассыпьте вот тут, во дворе…

– Ну уж нет, мамо! – разом растерял всю свою показную скорбь староста. – Это, значит, чуть ветерок подует – и ты опять в избе…

– Ах так, тогда тьфу на тебя… – обиженно прошамкала старуха и мстительно замолчала.

– А кулон? – жалобно вякнул Абросим, запоздало поняв, чего он натворил.

Но бабка молчала.

«Значит, кулон можно считать потерянным!» – мысленно хихикнула я.

Староста сердито крякнул и вышел из комнаты.

Я снова склонилась над умирающей травницей.

– Бабушка, а рецепт приворотного зелья ты мне не раскроешь ли? – осторожно попросила я.

Травница шокированно ахнула, ее глаза широко распахнулись, и в незрячих бельмах промелькнуло осмысленное выражение.

– Ты – не Маришка! – вдруг твердо и категорично заявила старуха, поняв, что ее обманывают. – Кто ты такая и зачем пришла?

– Чужая я! – повинилась я. – Рецепт зелья мне нужен…

– Ну и ну, – с досадой проскрипела старуха. – Сбылся, значит, сон мой давний…

– Какой сон? – не поняла я.

– Богами данный, – пояснила травница. – Дескать, придет ко мне чужестранка и попросит открыть тайну приворотного питья. А я ей тут же рассказать все должна…

– Так откройте мне секрет, – просияла радостной улыбкой я. – Раз сами боги так повелели!

– А вот фигу им с маслом! – не менее радостно прошамкала старуха. – Все жизнь я их приказы выполняла, а сейчас по-своему поступлю. Ничего я тебе не расскажу…

Я разочарованно вздохнула. Теперь ясно, почему Тгир так плохо отзывался о травнице из Лысых Горок.

– Воля ваша, – покорно, стараясь не выказывать своего раздражения, ответила я. – Грех на умирающего обижаться, придумаю какой-нибудь иной выход.

В бельмах травницы промелькнуло нечто похожее на уважение и восхищение.

– А ты – сильная и смелая, – соизволила похвалить меня старуха. – Пойди в темный угол во дворе, туда, где земля рыхлая. Посиди там, подумай, может, чего и высидишь…

– Это еще зачем? – удивилась я, но старая карга вдруг запрокинула голову и захрипела, ее бельма закатились под лоб, но на губах сохранилась прежняя хитрая ухмылка…

– Абросим, дядя! – громко закричала я, решив не раскрывать старосте своего настоящего имени. – Беги скорее сюда, кажется, бабушка умерла!..

В полдень следующего дня я сидела точно в указанном травницей месте и злилась – в основном на себя, конечно. Бабушку, вернее – не мою бабушку, похоронили нынешним утром. Со всеми положенными в этом случае процедурами и обрядами. На деревенском кладбище. Повязав голову подаренным дядей платком и сняв сабли, я успешно играла роль внучки и даже немного поплакала – скорее от разочарования, чем от горя. Жаль, конечно, старуху, но пожила она немало, да и все мы в свое время там будем. Кстати, бабка как была стервозной каргой, такой и осталась, устроив напоследок подлянку практически ни в чем не повинной мне. Видимо, так, чисто из вредности и собственного удовольствия. И вот теперь по ее милости я занималась сущими глупостями – сидела в тенечке на рыхлой земле и высиживала невесть чего, мысленно напоминая себе, что так не бывает. Не случится никакого чуда. Это только курицы яйца высиживают. А чего, спрашивается, высиживаю я? Не иначе как свою глупость…

Дождавшись, пока солнце начнет закатываться, а несущиеся из избы пьяные выкрики поминающих бабку селян малость поутихнут, я поднялась. Отсиделась в тиши да одиночестве – и то ладно, не имею ни малейшего желания принимать участие в поминках, быстро перешедших в банальную пьянку. Отсюда слышно, как дядя Абросим мать хоронит – с песнями да гульбой. Не иначе как три баяна уже на радостях порвал, что все материно имущество теперь ему досталось… Отряхнула штаны от налипшей земли, случайно бросила взгляд на покинутое мной удобное место и оторопела… Среди рыхлых комьев чернозема виднелось несколько зеленых росточков. Я наклонилась ниже и поковыряла росточки пальцем. Хм… а ведь и правда, получается – высидела-таки нечто интересное!