"Фантастика 2023-100". Компиляция. Книги 1-23

Моя красавица, во всех балладах

Звенят слова: «Любовь костром пылает».

Избитая, затасканная фраза…

А я сегодня понял: да, костром!

Смотри, Луанни, как я в это пламя

Бросаю без тоски, без сожаленья

Мечты, что в черном холоде изгнанья

Спасали от отчаянья и боли!

Бросаю замыслы, что и меня

Порой пугали царственным размахом,

Бросаю память о печальном детстве,

Об одинокой юности… В огонь!..

А это что?.. Жемчужина ценнее,

Чем все, что я швырнул в костер любви:

Месть за отца… Смотри, моя Луанни:

Рука не дрогнет… На костер ее,

Кровавую, жестокую химеру!..

Ну вот и все. Теперь я чист, Луанни.

Я - это я. Без мишуры, без блеска.

Я остаюсь у нашего ручья…

Женщина, которую сейчас нельзя было назвать старухой, вгляделась в лицо мужчины так, словно ничего дороже ей в жизни видеть не приходилось и не придется, и ответила:

Нет, милый! Память, и мечты о славе,

И жажда мести, что меня пугает,

В огне любви великой не исчезнут…

А знаешь, почему? Все это - ты!

«Я - это я», - сказал ты… Нет, любимый!

Не сможешь ты самим собой остаться,

Отвергнув все, чем жил, страдал, дышал!

Ты не судьбу сейчас приносишь в жертву -

Ты разрушаешь самого себя!

В развалины души ворвется стужа,

Любовь умрет - поверь, мой ненаглядный!

А это страшный грех - убить любовь!

Уж лучше за спиной оставь Луанни,

Забудь свою «девчонку у ручья».

Как сор, швырни в траву воспоминанья!

Я соберу их - каждое мгновенье!
–

И буду помнить, помнить за двоих!..

Отзвучали последние слова, на поляне воцарилась тишина. Ее разбили звонкие хлопки в ладоши.

– Молодцы!
– пронзительно закричала Ингила.
– Ох, какие молодцы!..

Старуха и Орешек, как по команде, обернулись к своей маленькой «публике» и величественно кивнули. Связанный по рукам и ногам Орешек при этом выглядел весьма комично, но не замечал этого.

– У меня было такое платье… - блаженно улыбнулась старуха.
– Белое, с огромными васильками… Я сидела в траве, вокруг были такие ромашки… А Раушарни стоял рядом…

– Во имя Хозяйки Зла!
– заявил вдруг Орешек с явным отвращением.
– А я-то, дурак, почти поверил, что ты и впрямь играла Луанни…

Обе женщины с негодованием уставились на грубияна.

– Да, ты могла бы сыграть, - с полупрезрительной снисходительностью протянул Орешек.
– У тебя неплохо получается… выразительно… но надо же чувствовать сцену! Травка… Ромашки… Когда эту пьесу играли мы - усаживали Луанни на большой валун!

Женщины недоуменно переглянулись. Какая разница, на чем сидит героиня пьесы?..

– Стало быть, Раушарни стоял рядом с тобой? На коленях стоял?

– Ты что, сдурел? Он же принца играл! Ему нельзя было на коленях!..

– Ага-а!
– протянул Орешек въедливым тоном судьи, поймавшего преступника на противоречивых показаниях.
– Он дальше говорит: «Позволь припасть пылающим челом к ручьям твоих прохладных белых ножек!.. » И кланяется Луанни в ноги! Это как же его должно скорчить, если ты сидишь на полу, а ему, бедняге, и на колени встать нельзя?

– Кланялся!
– завопила старуха.
– Я вот так сидела… колени к подбородку… - Она плюхнулась на траву, коричневая домотканая юбка веером легла вокруг грубых стоптанных сапог.
– Вот так свои ноги обнимала… А он - лицом мне в колени… У него лютня в руках была, он на лютню чуть опирался… изящно так…

– Да сроду Раушарни такой трюк не проделать!

– Дурень, он ведь моложе был, спина лучше гнулась!

– Все равно б не вышло! Он высокий, с меня ростом… это как же ему нужно было гнуться?

– Да, ростом он, пожалуй, с тебя… А ну вставай! Вставай, кому сказано! Сейчас примеримся…

Старуха вошла в сарай, рывком за цепь заставила Орешка подняться на ноги.

– Вот я сажусь… Да стой ровно, пенек неуклюжий!

– Сама бы так постояла… со связанными-то ногами!
– зло ответил Орешек и через голову бабки бросил Ингиле странный взгляд. Словно просил сделать что-то… Но что?

Девушка в отчаянии огляделась - и сразу взгляд наткнулся на вбитое рядом в стену кольцо со змеящимся длинным обрывком цепи…

Правильно! У нее-то руки свободны… Вот только как добраться до цепи, чтобы бабка не заметила?

Тем временем Орешек неловко ткнулся головой в сторону старухиных колен, упал, перевернулся на бок и, не вставая, заорал во весь голос:

– Грымза! Актриса с большой дороги! Корова старая! В ромашках она восседала! А принц через нее кувыркался!

Под эти крики Ингила подвинулась к соседнему кольцу. Это осталось незамеченным для бабки, которая продолжала упрямо возражать:

– Сам дурак! Говорю тебе - он на лютню…

Старуха недоговорила. Два крайних звена цепи аккуратно хлестнули ее по макушке. Всхлипнув, старуха осела к ногам Ингилы.

Когда вредная карга очнулась, она была уже опутана веревкой, а рот ее был завязан полосой от подола юбки. Разбойница завозилась и свирепо замычала, но не устрашила этим пленников, которые уже освободились от цепей.

– Пошли!
– скомандовал Ралидж, отшвыривая ненужную Уже связку ключей и набрасывая на голые плечи свой плащ с меховой оторочкой.

– Ты, бабушка, не сердись, - почти виновато сказала Ингила.
– Ты хорошо роль сыграла, правда-правда-правда! Я чуть не разревелась!

– Еще извинись за то, что она тебе к горлу нож приставила!
– бормотнул Орешек.

Бывшие пленники покинули было поляну, как вдруг Орешек хлопнул себя по лбу - мол, забыл! Поспешно вернулся к дверям сарая, нагнулся над связанной старухой и произнес серьезно, с глубоким чувством:

Тебе лишь кажется, что я свободен.

Да, руки не в цепях… но разум, сердце

Всегда к тебе одной стремиться будут,

И этого уже не изменить.

Моя душа с тобою остается.

Прощай, моя последняя любовь!