"Фантастика 2023-100". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
— У вашего покойного-беспокойного лорда был мобиль, — продолжил Санчес. — И он пропал вместе с его учеником.
— Я в курсе, — огрызнулся пристав.
— Тогда, должно быть, вы знаете, какой модели был тот мобиль и в каком состоянии, — съехидничал журналист. — Тогда я умолкаю.
И он в самом деле замолчал, сосредоточившись на дороге. Послали же боги попутчика. Ниро справился с гордостью и процедил сквозь зубы:
— Продолжайте.
У Санчеса победоносно засияли глаза, но виду журналист не подал, продолжил как ни в чем не бывало:
— Мобиль у лорда был такой же старый,
— Вы не пробовали писать романы? — прицепился к сравнению Ниро. — У вас получится красиво играть словами.
— А вы не пробовали писать фельетоны? — парировал журналист. — Впрочем, у вас-то как раз не получится.
— Это еще почему? — окрысился пристав, хотя прекрасно знал, что писательство, даже в форме отчета, не его конек и писать он не сможет ничего и никогда.
— Потому что для того, чтобы писать фельетоны, нужно иметь не только остроту языка, но и подвижность ума. А вы косны. В вас есть только то, что вам вбили в голову с детства. Ну и то, что продолжают вбивать. Для вас существуют абсолютно непогрешимые источники информации. Вы верите в то, что говорят.
— А вы ни во что не верите!
— Нет, я верю. Но не в то, что говорят, говорить я и сам могу. Я верю только в то, что вижу. Ваша проблема, господин пристав, в том, что вы приняли за авторитет тех, кто авторитетом не является.
— А для вас вовсе нет авторитетов, необузданный нахал.
— Верно! — кивнул Санчес. — Авторитетов для меня не существует. Есть люди, которых я уважаю. Есть люди, мнение которых я уважаю. Но нет людей с непогрешимым мнением и мировоззрением. Все субъективно. А субъективное не может претендовать на объективность.
— То есть, вы хотите сказать, что власть, основывающаяся на воле народа, субъективна? Что народ субъективен?
Санчес искоса поглядел на пристава.
— Нет никакой воли народа. И власти, основанной на воле народа, нет. Не бывает демократии. Если бы народ знал, что ему нужно и был бы единодушен в своих желаниях, власть ему не понадобилась бы. И ваша служба тоже была бы не нужна. Зачем?
— Ловить прохвостов вроде Мессера и его мальчишки. И ставить на место нахалов вроде вас.
— А я разве не народ? Мое мнение, не написанное на плакате посреди города, в расчет не берется? Почему мое субъективное субъективно и не правильно, а ваше субъективное — объективно?
— Потому что объективное — это субъективное, принятое большинством, — выпалил пристав.
Санчес снова покосился на Ниро. Теперь, как показалось приставу, с долей удивления и уважения.
— Господин пристав, вы даже не представляете, насколько сейчас правы, — проговорил он. — Но на самом деле объективно только то, что не зависит от моего или вашего мнения. От воли народа или власти. Яблоко падает с ветки вниз — это объективно. Потому что на яблоко действует вполне себе объективная сила притяжения.
— Это очень
далеко от жизни, — покачал головой Ниро.— Хорошо. Вы нашли труп некоего лорда Мессера — это объективно. Все остальное — ваши домыслы, домыслы вашего начальства, домыслы очевидцев.
— Ваши домыслы, — подначил Ниро.
— И мои домыслы тоже, — согласился журналист. — Впрочем, объективность моих предположений мы скоро выясним. Я предполагаю, что на своем тарантасе ваш юноша далеко уехать не мог. Тем более, что он сейчас шарахается от каждого куста, так что будет ехать тихо-мирно, не привлекая внимания. И мы его скоро нагоним.
21
В прикрытые веки бил свет. И от света этого голову, казалось, пронизывало болью. В висках дергало, в затылке ныло, словно накануне кто-то вырубил его ударом весла по голове. И самое главное, что кроме боли не было ничего.
Пантор старался вспомнить, как заснул, но последние воспоминания касались драки в кабаке, ужина с братьями-магами. Кажется, было что-то еще… Или не было?
Ученик Мессера с трудом разлепил ресницы. Свет лупил из окна. Яркий, солнечный, радостный. Но радости почему-то не было. Перед глазами маячил незнакомый потолок. Лежал Пантор на мягком.
— О, он проснулся. Привет, Пантюша, скучал без меня?
Юный маг повернул голову и увидел рыжего приятеля с до обидного жизнерадостной улыбкой. Ругаться с Винсом из-за раздражающего уменьшительно-ласкательного прозвища сил не было.
— Где я? — пробормотал Пантор.
— В звезде! — хихикнул Винсент.
Ученик Мессера не ответил, только страдальчески поглядел на приятеля.
— Этот приют комедиантов называется «Падающая звезда», — пояснил великодушно рыжий.
— А как я здесь?..
— Хороший вопрос, — похвалил Винс. — Такими темпами мы скоро придем к главному. Что вчера было и какого рожна ты все это устроил?
— А что вчера?..
Пантор приподнялся на локте. Перед глазами все плыло, но не легко, как бригантина по волнам, а тяжко, как транспортный пароход, в трюме которого перевозят заключенных с тяжелыми судьбами и не менее тяжелыми думами.
Апартаменты, в которых он проснулся, оказались на удивление просторными и чистыми. И они с Винсом были здесь не одни. У дальней стены выстроились составленные в ряд стулья. На них, похожий на бледное малочувствительное бревно, лежал Лорка. Рядом на краю письменного стола сидел Мартин. Он скрючился, как знаменитая статуэтка карлика из национального музея, и подпирал голову руками с таким усердием, словно она могла в любой момент отвалиться.
— У меня такое чувство, как будто я умер, — вяло поделился Пантор.
— Это от вина, — голос Лорки звучал немного бодрее, зато в нем сквозила смертельная тоска.
— С непривычки, — поддакнул Мартин, не отпуская головы. — В другой раз легче будет.
Пантор припомнил вечернее желание прихватить с собой пару бутылочек, а то и пару ящиков, и твердо решил, что другого раза не будет. А потом воспоминания нахлынули одно за другим, словно с припрятанной до поры памяти сдернули завесу. И мысли о вине, как и о похмелье, улетучились, уступив место совсем другим думам.